Далия Трускиновская - Переводчик со всех языков
— Как можно присосаться к языку? — спросил я, хотя уже нутром чуял как.
— Когда языку придают особенное значение, он начинает будить эмоции и раскрывать каналы. Вот тут демон и внедряется. Самые податливые — старики. Он будит в них ненависть и высасывает энергию. Но это только начало…
Тимофей слушал, слушал сестричку — и взорвался.
— Ты видел этих старух? Они обычные вежливые латтонские бабушки. Но когда их удается собрать вместе — он активизируется, и они теряют рассудок. Ты видел, как они кричат вслед женщине, которая просто проходила мимо: «Русская сучка, убирайся в свою Россию!». Дед, мне бы, как это у вас, по фигу… но я видел в этой толпе свою маму… Вот когда мне стало страшно! Мою маму — она никогда никому грубого слова не сказала! Она кричала! Я ее потом спрашивал — она ничего не понимает! Вот так! — воскликнул Тимофей. — Тогда я понял, что дело плохо, стал наблюдать. Пошел к Рите…
— Я тоже наблюдала. Я уже знала, что это демон, только никому не говорила, — призналась Рита. — Я о них много читала, но это что-то новое. По новой модели, так? Он — как компьютерный вирус, захватывает пространство. Теперь он уже цепляется к каждому, кто произносит хоть несколько слов по-латтонски. Мы вовремя перешли на русский.
— Но если он высасывает энергию через латтонский язык, то что потом будет с людьми? — спросил, входя, Муха.
— Не знаем, — ответила Рита, — но ничего хорошего. Одно мы уже видим: у людей не осталось сил, чтобы рожать детей. Когда кончатся ресурсы латтонского языка, он присосется к какому-то другому.
— Я не хочу всю жизнь говорить по-русски, — вдруг перебил ее Швед. — У меня есть свой язык, и вот… вот у нас беда…
— Сами ее себе на голову накликали, — осадил его Дед. — Сами столько про свое национальное величие кричали — какая-то гадость обязательно должна была проснуться!
— Ладно, Дед, — сказал Муха. — Опять подраться хочешь? Всем плохо, а вы тут сейчас пузомерку устроите — кому хуже всех, тот и главный! Гость, вы когда уезжали, этих двух видели? Которые приходили за Ритой?
— Тот же цвет, что ночью в окнах, — ответил я. — Рита мне все объяснила. Но, значит, это он, демон, и есть?
Я имел в виду мужчин из полиции безопасности.
— Это что-то такое… как его щупальца… — туманно объяснила Рита.
— И я видел, — признался Муха. — Думал, с глазами что-то… Рита, если он там, в доме, был — значит, вы его как-то вызвали, да?
Рита промолчала.
— Вызвали. Она не справилась, — ответил за сестричку Тимофей. — Зря мы это сделали. Теперь он это… в битву пошел…
— В атаку, — поправил я.
Глава седьмая
Вдруг Рита резко выпрямилась, напряглась, брови сдвинулись, на лице появился какой-то болезненный оскал.
— Он здесь, — сказала Рита. — Он пробивается ко мне с информацией…
— Нет, не к тебе, — возразил я, потому что и сам напрягся. Неприятное это ощущение, когда в тебя стучатся, и твоя собственная кровь прямо бухает в голову, и зарождается ритм, ритм-носитель… как-то я это понял… размер определил. — Дактиль, — сказал я. — Та-та-та, Та-та-та, та… Р-раз-два-три, р-раз-два-три, р-раз…
— Да, — она кивнула. — Вот чем я с тобой поделилась… и пригодилось…
Ритм-носитель, посланный лингвистическим демоном, обрастал невнятными звуками. Я разгадывал их, как будто замазанный краской карандашный рисунок.
— Русские могут уйти, — вот такая фраза вылепилась наконец одновременно у меня и у Риты.
Мы с ней посмотрели друг на дружку.
— Муха, Дед, мы ему не нужны, — сказал я. — Он за Ритой, Шведом и Тимофеем пришел.
— Где он? — спросил Дед, выглядывая в окно.
— Всюду. Он накрыл мой дом, — обреченно ответила Рита. — Нельзя говорить на чужом языке и думать, будто кого-то этим обманешь…
— А от нас чего двадцать лет требовали? — вызверился на нее Дед. — Чтобы мы говорили по-латтонски и сами себя обманывали! Вот и получайте обратку!
— Дед, знаешь что? — сказал Муха. — Тебя тут никто не держит. Тебе можно уйти.
Очень мне не понравилось, как зазвенел его голос. Когда в Мухе просыпается упрямство, лучше с ним не спорить, а то сделает и тебе, и всему свету назло. Вот как с Наташкой: Дед ему внушал, что они не пара, а Муха уперся — и что мы имеем? Сумасшедшего поклонника, который ведь добьется, что она за него, дурака, замуж пойдет!
— И это правильно. Говорил же я: будет и на нашей улице праздник. За что двадцать лет боролись — на то и напоролись. Думаешь, демон к латтонскому языку прицепился? Он к их злобе прицепился! — проповедовал Дед, и мне вдруг стало скучно.
— В самом деле, шел бы ты, Дед, — сказал и я.
— А ты что, с ними останешься? — удивился наконец Дед. — С Тимофеем? Он меня чуть в могилку не отправил, а ты с ним останешься? Муха! Ты?!
— А я выйду, посмотрю, что это за демон такой, — решил Муха.
И с такой ухмылкой посмотрел на Деда — я даже крякнул. Хорошего мальчика мы воспитали! Орленочка!
— Ты его не увидишь, — предупредила Рита.
— Он меня увидит. Рита, ты пойми одну вещь: если он хочет вас с Тимофеем уничтожить — значит, вы для него опасны, — сказал Муха. — Почему — это не у меня спрашивать надо. В общем, я выйду на открытое место и поговорю с ним. А вы наблюдайте. Может, что и поймете.
— Я с тобой, — сразу присоединился я. — Дед, пока мы будем с ним толковать, ты просто собирайся и уходи.
— Ты это серьезно? — спросил он. — А вы останетесь? Так, да?
— Ну, извини, — Муха развел руками. — Ты потом успокоишься и поймешь.
— Дураки. Если это на самом деле демон, что вы можете с ним сделать? Героически сдохнуть вместе с тремя последними вменяемыми латтонцами?! — заорал Дед. — Кретины! Если тут такая бесовщина — бежать надо! Пока не поздно!
Я отродясь не видел Деда в такой панике. Он всегда был старший — и потому самый толковый, самый опытный, даже самый сильный. Я бы не рискнул драться с Тимофеем, а он подрался.
— Уходите, парни, — сказал Швед. — Чего мы вас с собой потащим…
— Ну да, как же, — ответил Муха. — Если вы действительно единственные латтонцы, которых он не пригреб, то вы… то вас… ну, в общем, мы с Гостем вас не бросим. Гость, пойдем потолкуем с этим чудиком. А Рита будет наблюдать. Может, есть шанс…
— Шанс сдохнуть за свободный и независимый лимитроф у вас есть! — не унимался Дед. — Уеду ко всем чертям! Дядька меня давно в Витебск зовет! Человеком стану!
— Что ж ты так долго тут сидел? — спросил я. — На что надеялся?
Он только рукой махнул: мол, чего спрашивать с идиота, который почему-то прирос к лимитрофу? Я посмотрел на Риту. Она улыбнулась.
— Если он нас не уничтожит, а только выжжет изнутри… Гость, если увидишь, как я кричу на митинге… Гость, ты знай — это не я! — воскликнула она.
Тогда я подошел к ней, обнял и поцеловал в щеку. Это означало: держись.
Швед отворил дверь и посмотрел на Деда. Тот выругался и отвернулся.
А потом мы с Мухой вышли во двор.
— Если со мной что-то случится, забери симбионта, — тихо сказал Муха.
Кажется, он уже был сам не рад своему упрямству.
Я тоже…
Муха вышел на середину двора — настоящего латтонского двора с клумбами и декоративными кустами. Сейчас все это было покрыто снегом, и Муха в своей черной куртейке стоял на белой дорожке — такой маленький, и точно, как муха в сметане.
Он поднял голову и увидел бледное февральское небо. Только-только стала в солнечный день пробиваться голубизна. Но солнца не случилось, а может, его демон заслонил.
«Русские могут уйти», — услышал я у себя в голове.
— Он опять нас гонит, — сказал я Мухе.
— Послушай, как там тебя! — обратился Муха к закрывшей солнце размазанной туче, предположив, наверное, что в ней засел демон. — Какого черта ты к этим убогим прицепился? В Америку вон лети, там знаешь, сколько народу по-американски говорит? Такой язык роскошный! Ты с него столько удовольствия получишь! А сколько тех латтонцев? Миллиона полтора? Уморишь их — вообще без пайки останешься! Голодный сдохнешь! Тебе оно надо?
— Американцы не так помешаны на своем английском, — тихо сказал я. — И с исторической справедливостью у них все в порядке. Ему не за что будет зацепиться.
Муха предложил лингвистическому демону лететь в Китай — там народу немерено, лететь в Африку — там тоже миллионы и миллиарды. Демон не отзывался.
— А ты уверен, что он тебя понимает? — спросил я.
— Черт его разберет. Ведь Риту с Тимофеем он как-то понимает. Эй, ты! Нечистая сила! — заорал Муха. — Оглох ты, что ли? Куда ты там спрятался, сволочь?!
Муха начинал сердиться, и мне это не нравилось. Одно дело — когда показываешь свое упрямство тому же Тимофею, совсем другое — выходцу из преисподней. Такими вещами не шутят. Ладно бы мы еще не были уверены в существовании демона. Но мы видели, как он обрушил дом.
