Фрэнк Херберт - Еретики Дюны
Значит, это отверстие через полноохватный экран Защитного поля сделано недавно.
Тормса исчез в том отверстии.
Словно бы переключили кнопку: видения памяти Данкана изменились. Он был в библиотеке не-глоуба, и вместе с ним Тег. Проектор показывал им серию видов нынешнего Ясая. Идея современного возымела на него загадочное действие. Барони был таким городом, если думать о современном как соответствии всем нормам жизни своего времени. Он полагался исключительно на суспензорные путеводные трассы для перемещения людей и материалов — и все эти трассы находились высоко. Нет никаких отверстий для входа на уровне земли. Данкан пояснил это Тегу.
План материализовались в его памяти, превратясь в город, который использовал каждый возможный квадратный метр вертикального и горизонтального пространства. Путеводные трассы были нужны только для станций универсальных транспортных коконов.
Тег проговорил:
— Идеальной формой была бы клубневидная с плоской крышей для топтеров.
— Харконенны выбирали квадраты и прямоугольники.
Это была правда.
Данкан припомнил Барони с такой ясностью, что содрогнулся.
Суспензорные тракты тянулись как норы червей — прямые, изогнутые, изгибавшиеся под косыми углами… вверх, вниз, вбок. Кроме прямоугольной абсолютности, наложенной по прихоти Харконненов, Барони строили по особому критерию для населенности: максимальная плотность при минимальном расходовании материалов.
— Плоская крыша была единственным приспособленным для человека пространством в этом проклятом месте. — он вспомнил, как говорит это Тегу и Луцилле имеете.
Там, на вершине, были богатые апартаменты и сторожевые станции по всем краям, парковкам топтеров, у всех доступов снизу, вокруг всех парков. Люди, живущие на вершине, могли позабыть о массе плоти, корчившейся в дикой тесноте прямо под ними. Ни один звук или запах этого людского скопища не доходил до верха. Слуг принуждали принимать ванну и переодеваться в гигиенические одежды перед тем, как войти туда.
Тег спросил:
— Почему же так плотно стиснутые людские массы позволяли себе жить в такой тесноте?
Ответ был очевиден, и Данкан его пояснил:
— Вне города — опасная местность. Управляющие городом представляли ее даже более опасной, чем она на самом деле была. Кроме того, немногие знали о лучшей жизни за пределами города. Единственная лучшая жизнь, о которой они знали, была на вершине. И один-единственный путь туда лежал через абсолютно раболепную услужливость.
«Это произойдет, и ты ничего не сможешь с этим поделать!»
Уже совсем другой голос отдался эхом в голове Данкана. Он ясно его слышал.
Пол!
«До чего же странно, — думал Данкан. Было высокомерие в ясновидении, такое же как высокомерие ментата, который держится за свою колючую логику. — Я никогда прежде не думал о Поле как о высокомерном».
Сейчас Данкан смотрел в зеркало на свое лицо. Частью ума он понял, что это — одно из воспоминаний его исходной жизни. Вдруг зеркало стало другим — и отражение его лица в нем тоже стало выглядеть иначе. Смуглое округлое лицо начало приобретать более жесткие очертания, словно бы он достиг зрелости. Он взглянул в собственные глаза. Да, это его глаза. Однажды он слышал, как некто описывал его глаза, как «сидящие в пещере». Глубокие глазницы над высокими скулами. Ему говорили, что трудно понять, синие у него глаза или темно-зеленые, если только свет не падает прямо на них.
Это говорила женщина. Он не мог вспомнить эту женщину.
Он постарался поднять руку и прикоснуться к волосам, но руки ему не подчинялись. Затем он припомнил, что его волосы выбелены. Кто это сделал? Старуха. Его волосы больше не были шапочкой темных колечек.
И герцог Лито смотрел на него в дверном проходе обеденного зала на Келадане.
«Сейчас мы поедим», — сказал герцог. Это был королевский приказ, но высокомерия не чувствовалось, поскольку его устраняла слабая улыбка, как бы говорящая: «Кто-то же должен это сказать».
«Что случилось с моим умом?»
Он припомнил, как идет за Тормса к тому месту, где, как сказал Тормса, их будет ждать не-корабль.
Это было большое здание, возвышавшееся в ночи. Вокруг главного здания разбросаны пристройки поменьше. Они вроде бы заселены, из них послышались голоса и звуки работающих машин. Ни одного лица не показалось в узких окошках. Ни одна дверь не открылась. Данкан уловил запах пищи, когда они проходили мимо самой большой из пристроек. Это напомнило ему, что они ели только сушеные полоски какой-то кожистой штуковины, которую Тормса называл «походной пищей».
Они вошли в темное здание.
Зажегся ослепительный свет.
Из глаз Тормсы брызнула кровь.
Мрак…
Данкан смотрел на лицо женщины. Он и раньше видел лицо, подобное этому: единичный трайд, вынутый из голографического фильма. Где же это было? Где же он его видел? Почти овальное лицо, чуть расширяющее ко лбу, отсюда легкий изъян в идеальности его изгибов.
Она заговорила:
— Меня зовут Мурбелла. Ты этого не запомнишь, но я доверю тебе мое имя, поскольку помечаю тебя. Я выбрала тебя.
«А я все же тебя помню, Мурбелла».
Зеленые глаза, широко расставленные под изогнутыми бровями, приковывали взгляд к ним одним, лишь позднее начинаешь рассматривать подбородок и небольшой рот. Рот был полным — из тех губ, которые складываются сердечком, когда хозяйка задумчива.
Зеленые глаза смотрели в его глаза. До чего же холоден взгляд! Но какая сила в нем.
Что-то коснулось его щеки. Он приоткрыл глаза. Значит, это не память! Все это происходит с ним сейчас. Происходит сейчас!
Мурбелла! Она сначала была здесь, потом его покинула.
Теперь вернулась снова. Он вспомнил, как проснулся обнаженный на мягкой поверхности… на спальном матрасе. Да, его руки узнают этот матрас.
Прямо над ним раздетая Мурбелла, зеленые глаза смотрят на него с ужасающей напряженностью. Она коснулась его одновременно во многих местах. Тихое жужжание вырвалось из ее губ.
Он ощутил быструю эрекцию, жесткую до боли.
У него не было сил сопротивляться. Ее руки двигались по его телу. Ее язык. Жужжание! Ее губы всюду касались его тела. Соски грудей скользнули по его щекам, по его груди. Когда он увидел ее глаза, то в них был продуманный замысел.
Мурбелла вернулась, она опять это делает! Через правое плечо он мельком увидел широкое плазовое окно — и Луциллу с Бурзмали позади него. Сон? Бурзмали прижал ладони к плазу. Луцилла стояла со скрещенными руками, на ее лице смешанное выражение ярости и любопытства.
Мурбелла пробормотала в его правое ухо.
— Мои руки — огонь.
Ее тело закрыло лица за плазом. Он ощущал огонь повсюду, где только она его ни касалась.
Пламя уже захлестнуло его ум. Скрытые места внутри тела ожили. Он увидел красные капсулы, словно полоску сверкающих колбасок, проносящуюся перед его глазами. Он испытал горячку. Он был поглощен капсулой, возбуждение полыхало в сознании. Эти капсулы! Он узнал их: это был он сам, это были…
Все Данканы Айдахо, и первоначальный, и все гхолы один за другим возникали в его уме. Они были как взрывающиеся коробочки семян, отрицающие весь другой жизненный опыт, кроме себя самих. Он увидел, как его крушит огромный Червь с человеческим лицом.
«Проклятье тебе, Лито!»
Крушит, крушит и крушит… снова и снова.
«Проклятье тебе, проклятье тебе, проклятье тебе…»
Он погиб под сардукарским мечом. Боль пронеслась яркой вспышкой, и вспышку эту поглотила тьма.
Он погиб в катастрофе на топтере. Он умер от ножа убийцы Рыбословши. Он угасал, угасал, угасал.
Памяти иных жизней затопляли его до тех пор, пока он не стал удивляться, как же он может вместить их все. Сладость новорожденной дочери, которую он держит на своих руках. Мускусный запах страстной супруги. Каскады ароматов славного данианского вина. Упражнения до одышки в гимнастическом зале.
АКСЛОЛЬТНЫЕ ЧАНЫ!
Он припомнил, как раз за разом выходит из них: высокие огни и мягкие механические руки. Эти руки крутят его, и несфокусированным зрением новорожденного он видит огромную гору женской плоти — громадную в своей почти неподвижной массивности… лабиринты темных трубок, опутывающие, приковывающие его тело к гигантским металлическим контейнерам.
АКСЛОЛЬТНЫЙ ЧАН?
Он задохнулся, охваченный этими воспоминаниями всех жизней, обрушившихся на него. Все эти жизни! Все эти жизни!
Теперь он вспомнил, что тлейлаксанцы вмонтировали в него спящие знания, которые ждали только этого момента соблазнения Геноносительницей Бене Джессерит.
Но это совершила Мурбелла, а она не Бене Джессерит.
Она, однако, оказалась под рукой, чтобы заработало запрограммированное тлейлаксанцами.
Данкан мягко замурлыкал и коснулся ее с потрясшей Мурабеллу живостью.
