Витус Вагнер - Дети пространства
Когда они вошли то ли в деревню, то ли в лагерь, который был их сегодняшней целью, до заката оставалось часа два.
Это была круговая изгородь из колючего кустарника, внутри которой размещалось несколько примитивных навесов, сплетенных из веток, и горел один общий костёр. Снаружи от изгороди была небольшая низина, выделявшаяся яркой зеленью влаголюбивой травы. Видимо, там был источник воды.
— А почему источник воды за пределами ограды? — шёпотом поинтересовался Анджей.
— Потому что это единственный источник на пару десятков километров вокруг. Киллинхены тоже имеют право на водопой.
Анджей с интересом осматривал быт этого поселения. Если болотные жители Ованфорсар вызывали впечатление средневековья или античности, то здесь царила первобытность до изобретения земледелия и обработки металла.
Впрочем, металлические ножи, топоры и наконечники стрел и копий здесь были. Но явно как плоды меновой торговли с какими-то другими людьми.
Из-под одного из навесов выбрался пожилой мужчина, темнокожий, но совершенно седой, одетый, как и ожидал Анджей только во что-то вроде набедренной повязки из крупных перьев и бусы на шее.
— Знакомьтесь, — сказала Ильма. — Это Анджей Краковски, журналист с Земли и рабочий в этнографической экспедиции. А это Питер Кхе-Чжоль, литератор и кочевой охотник в саванне.
Поговорить по душам с Кхе-Чжолем Анджею удалось сильно не сразу. Только после общего ужина, на котором была съедена какая-то охотничья добыча, они сидели у догорающего костра и Анджей судорожно вспоминал как это — брать интервью.
— А почему вы поселились в этом лагере кочевых охотников?
— Вообще-то я родился и вырос здесь. Скорее нужно спрашивать почему я не удовольствуюсь плясками у костра и сочинением былин, как мои соплеменники, а пишу что-то, что читают за пределами саванны.
Но я, пожалуй, уже не вспомню, как это произошло. Наверное, дело в том, что я слишком ленив. Многие мои сверстники, которым было интересно что бывает там, где кончается саванна, уходили куда-то в Большой Мир, устраивались в подмастерья к геологам, транспортникам, и в итоге теперь и не заметишь, что они родились в саванне. А мне всегда хватало рассматривания картинок на экране и общения с иными людьми через Сеть.
Поэтому я остался в родном племени.
— А как у вас хватает времени совмещать жизнь охотника с литературной деятельностью?
— Любому из нас так или иначе приходится совмещать жизнь, добычу пропитания и то, что делается для души. Я бы сказал, что мне проще, чем большинству других. Ведь любой земледелец или горожанин тратит на возделывание земли или зарабатывание денег куда больше времени, чем тратит на добычу пропитания первобытный охотник. А ещё у вас всех есть дома, сады, которые требуют ухода, социальные связи, которые надо поддерживать, политика, которой надо заниматься, чтобы она не занялась тобой.
У нас в саванне всё гораздо проще. Все социальные связи, вся политика — вот. Он обвел рукой обнесённый изгородью из колючих кустов бивак.
Вместо дома лёгкий навес, который можно выбросить и построить заново.
— Интересно почему же люди всё-таки изобрели земледелие, цивилизацию, политику?
— Насколько я понимаю, потому что размножились сильно. У нас тут на каждый лагерь охотников приходится примерно тысяча квадратных километров саванны. И население практически не растёт. Слишком многие дети сбегают в «Большой мир». А на первобытной Земле сбегать было некуда. Поэтому довольно давно людям стало тесно на планете, начались войны за охотничьи угодья. И тот, кто первым придумал отказаться от образа жизни охотника, который охотится только тогда, когда нуждается в пище, и перейти к изнурительному труду земледельца, смог прокормить в сто раз больше народу на той же территории, и получил огромное численное преимущество для войны.
А у нас здесь целая планета и людей гораздо меньше, чем было в палеолите. Плюс к тому, большая часть людей по привычке предпочитает жить в городах или обрабатывать землю. Поэтому ещё лет 200–300 у нас должна оставаться возможность свободно кочевать по саванне.
— А как же риск неудачи, голода?
— Это только в условиях когда людей избыток. Когда избыток территории, то всегда можно найти менее вкусную, но достаточную для пропитания альтернативу. В саванне обитают десятки видов дичи и сотни видов съедобных растений.
— А хищники?
— Ну, меня, конечно может на охоте поймать киллинхен. Но у вас тоже в жизни есть свои риски. У вас может в руках взорваться батарейка или газовый баллон, сбить машина на оживленной улице или отказать мотор самолёта.
Лейтенант Фицрой
Когда пинасса приводнилась в Порт-Шамбала и Мара появилась в диспетчерской, первой новостью, которой её встретили с порога, было:
— Эскадра вернулась!
Вернулась, впрочем, понятие относительное. Эскадра в Солнечной Системе, электронные письма туда-обратно ходят за двадцать минут. Но ещё добрых три недели до того, как корабли начнут садиться на озеро.
По поводу такого события в диспетчерской кроме дежурной смены торчали Келли, Хань Сяо и даже дедушка Тадек.
Мара подошла к Келли и тихо спросила:
— Список потерь уже передали?
— Передали. С родителями тоже всё в порядке.
— Почему тоже?
— Потому что я знаю, что тебя на самом деле интересует Королевский Ублюдок.
— Всё бы тебе над моим парнем прикалываться.
— Вообще-то это ещё и мой однокурсник и мы его так называли ещё когда ты на «Лиддель-Гарте» медяшку драила и о мальчиках и не помышляла. Ну что я могу сделать, если фамилия Фицрой действительно означает «королевский бастард», а данный конкретный Фицрой к тому же действительно является потомком незаконнорожденного сына Карла II, а заодно и потомком создателя британской метеослужбы.
* * *На причале собралось, похоже, всё население Порт-Шамбала, кроме диспетчерской вахты. Корабли эскадры один за другим появлялись в небе над озером, выполняли положенные манёвры, садились, тормозились и причаливали. Конечно, кому-то не повезло. «Лиддель-Гарт», как слишком большой, остался на орбите. Ещё несколько кораблей имели повреждения, не позволявшие посадить их на Землю без ремонта. Они пока оставались на орбите, и на них оставалась минимальная вахта.
Но Мара точно знала, что «Казарский» будет садиться. И даже выяснила у диспетчеров к какому выходу надо пристроиться оператором.
Поэтому когда лейтенант Фицрой вышел из переходного тоннеля, на него как будто налетел небольшой вихрь. Стью слегка пошатнулся, но на ногах устоял. Впрочем, никого на причале это не удивило. Таких встреч после почти годичной разлуки здесь были сотни.
— Мара, ты меня ждала! А я по тебе скучал.
— А я делала глупости, искала себя.
— Нашла?
— Да. Поэтому и встречаю сейчас тебя.
— А где погоны? Я думал, мы вернёмся, ты уже будешь мичманом?
— А я уже почти. Все экзамены сданы, осталось торжественное вручение погон. А его решили отложить до возвращения эскадры. Так что завтра имеешь шанс это увидеть.
* * *Через день после того, как Мара получила мичманские погоны, Стью на очередном свидании вдруг спросил:
— А мне корвет дают. Пойдешь ко мне начальником БЧ-2?
— Сразу после выпуска начальником БЧ-2? Конечно пойду! А что за корвет?
— «Орельяна».
— А кто старшим офицером?
— Я хотел Кима позвать, но его Келли не отдаёт. Он идет начальником БЧ-6 на «Истомин» и говорит, что Ким ему там в качестве командира роя нужен. Но есть у меня на примете один парень из-под Ахирда. Мы тут на Лемурии подобрали кучу народу с планет, где не было недавно своих крупных судостроительных программ, да ещё и добровольцев из Торгфлота.
Но всё равно у нас будет не больше пятнадцати человек, из которых только десять из военно-космических академий.
Опера Экспансия
— Вот поездил я по Лемурии, посмотрел, как тут живут разные люди, — сказал Анджей. — И так и не понял, почему вы спокойно относитесь к королям, диким племенам собирателей, религиозным фанатикам, но на протяжении сотни лет фактически бойкотировали Землю.
— Чтобы понять нас, лемурийцев, — сказала Ильма, — нужно хотя бы один раз услышать «Экспансию». Причем лучше на хорошей аппаратуре. К сожалению, живого исполнения уже семьдесят лет нету. Могу поставить прямо сейчас.
Анджей промолчал, и это молчание было воспринято как знак согласия.
Ильма засуетилась по комнате, задергивая шторы, подключая огромные колонки, которые обычно стояли незадействованными, включая настенный пятидесятичетырехдюймовый экран.
Потом она сунула в руки Анджею планшетный компьютер с открытым текстом либретто:
— Лучше всего опера воспринимается, если не читать либретто заранее, а следить за ним параллельно со слушанием оперы.
