Филип Дик - Особое мнение (Сборник)
— И ты знаешь, где у него студия? В глубоком космосе, далеко за орбитой Плутона, там у них самый дальний передатчик, до которого твои фэбээровские герои и в мильон лет не доберутся.
— Доберутся, — пообещал Леон. — Я сказал им, что они обязаны его сделать — по личному указанию президента, моего родного кузена.
— Да когда то будет, — безнадежно махнул рукой Макс. — Расторопности, вот чего тебе, Леон, не хватает, расторопности. Но я скажу тебе по секрету одну вещь. У меня есть в тех местах линейный корабль «Дуайт Д. Эйзенхауэр». Ему прихлопнуть эту ихнюю станцию — все равно что чихнуть, и он готов это сделать по первому моему слову.
— Ну и давай, Макс.
— Только мне очень этого не хочется, — вздохнул Макс.
Тем временем передача набирала обороты. Вспыхнули софиты, и на сцену томно выплыла Пегги Джонс в блестящем и переливающемся платье с голыми плечами. «А теперь нам покажут классный стриптиз, — пронеслось у Макса в голове, — в исполнении классной девочки». Он уставился в экран, совершенно позабыв о своем недавнем отвращении. Ну, может, взаправдашнего стриптиза и не будет, но вот что Брискин и его команда поставили себе на службу секс, в этом сомнения не было. Генеральный прокурор был настолько потрясен зрелищем, что даже перестал на секунду жевать; его мирное чавканье резко стихло, а затем снова начало разгоняться.
А на экране Пегги приплясывала и пела:
— Я Джим-Джема обожаю, Мне Джим-Джем отец и брат. Самый лучший в Штатах парень Наш с тобою кандидат.
— Господи, — простонал Макс. Но, с другой стороны, то, как она все это подавала, не столько даже голосом, сколько каждой частью своего длинного, стройного тела… здорово, тут уж и слов нет. — Пожалуй, мне следует сейчас же связаться с «Эйзенхауэром», сказать, чтобы действовали, — сказал он, не сводя глаз с экрана.
— Если ты считаешь это необходимым, — твердо заявил Леон, — можешь быть уверен, что я подтвержу полную законность твоих действий, с этой стороны тебе опасаться нечего.
— Передай-ка мне тот красный телефон. — Макс с хрустом потянулся. — Это сверхзащищенная линия связи, ею может пользоваться только главнокомандующий для передачи особо секретных распоряжений. Недурственно, как тебе кажется? — Президент США подмигнул генеральному прокурору. — Я позвоню генералу Томпкинсу, а он уж передаст мой приказ кораблю. Жаль мне так делать, Брискин, — добавил он, взглянув на экран, — но ты ведь сам во всем виноват. Ну зачем ты ввязался в эту историю, попер против меня и все такое?
В этот момент серебристая девушка исчезла с экрана, и на ее месте появился сам Джим-Джем; Макс опустил телефон и начал с интересом смотреть.
— Привет, дорогие друзья. — Брискин вскинул руки, призывая аудиторию к тишине. Записанные на пленку аплодисменты — Макс прекрасно знал, что в такой дыре нет и не может быть ни одного зрителя — чуть стихли, но тут же разразились с удвоенной силой. Брискин дружелюбно улыбнулся и начал покорно ждать.
— Липа это все, — буркнул Макс. — Липовая аудитория. Ушлые они ребята, он и его команда. Потому-то у него и рейтинг такой.
— Верно, Макс, — согласился генеральный прокурор. — Я тоже так думаю.
— Друзья, — начал Брискин; его голос звучал на удивление спокойно и рассудительно. — Скорее всего, вы и сами знаете, что поначалу у нас с президентом Максимилианом Фишером установились вполне приличные отношения.
«А ведь это правда», — подумал Макс; его рука все так же лежала на красном телефоне.
— Когда же мы разошлись, — продолжал Брискин, — это произошло по вопросу о силе — о прямом использовании грубой, жестокой силы. Для Макса Фишера президентская власть является всего лишь механизмом, орудием, посредством какого он может достигать своих собственных целей, исполнять свои желания. Я искренне верю, что по большей части Фишер стремится ко вполне благородным целям, старается продолжать благодатную политику Юницефалона, но вот что касается средств, это разговор отдельный.
— Ты слушай, Леон, слушай, — сказал Макс, не отрывая глаз от телевизора. «Что бы ты там ни говорил, — думал он, — я сделаю, что задумал. Я не допущу, чтобы кто-то там встал у меня на пути, это моя обязанность, это работа, прямо связанная с моей должностью; окажись ты на моем месте, стань ты президентом, делал бы ровно то же самое, если не хуже». — Даже президент, — говорил Брискин, — должен подчиняться закону; при всей необъятности своей власти он не может стоять вне закона, над законом. — Он на мгновение смолк, а затем продолжил, медленно и отчетливо: — Я знаю, что в этот самый момент агенты ФБР по прямым указаниям новоназначенного генерального прокурора Леона Лейта пытаются закрыть наши станции, заглушить мой голос. Это является лишним примером того, как Макс Фишер использует силу, одно из государственных учреждений, в качестве орудия для достижения собственных своих целей…
Макс поднял красную трубку.
— Да, мистер президент, — сказал далекий голос. — Это озаэс генерала Томпкинса.
— Какой еще озаэс? — рявкнул Макс.
— Ответственный за связь, армейский номер 6001000, сэр. На борту линейного корабля «Дуайт Д. Эйзенхауэр» связь ведется через релейную станцию на Плутоне.
— Да, да, — кивнул Макс. — Слушай, вы там, ребята, будьте наготове, ясно? Будьте готовы к приему дальнейших указаний. Леон, — он прикрыл трубку рукой и повернулся к двоюродному брату, который к этому времени успешно покончил с чизбургером и взялся за земляничный молочный коктейль. — Ну как я могу это сделать? Это в смысле, что Брискин, он же говорит правду.
— Приказывай Томпкинсу. — Леон громко рыгнул и постучал себя кулаком по груди. — Пардон.
А Брискин все разливался и разливался.
— Вполне возможно, что, говоря сейчас с вами, я рискую своей жизнью. Нужно смотреть фактам в лицо: игрой судьбы мы получили президента, который без малейших угрызений совести пойдет на все, вплоть до убийства, — лишь бы добиться своего. Так поступают все тираны, и это именно то, свидетелями чего мы сейчас являемся, в нашем обществе зародилась тирания, сменившая разумное, бескорыстное правление гомеостатического проблеморазрешательного комплекса Юницефалон 40-Д, сконструированного, построенного и введенного в действие лучшими умами нашей страны, людьми, безгранично преданными сохранению всего самого лучшего, самого ценного, что создало наше общество за свою многовековую историю. То же, что видим мы сейчас, это переход к единоличной тирании, представляется мне по меньшей мере печальным.
— Теперь я просто не могу этого сделать, — вздохнул Макс.
— С чего бы это? — поразился Леон.
— А ты что, не слышал? Он же говорит обо мне. Это же я и есть, тот самый тиран, про которого он тут столько наплел. Вот же зараза. — Макс решительно положил трубку красного телефона — Сам же я и виноват, не надо было так долго рассусоливать.
— Ничего не понимаю, — потряс головою Леон. — Почему это ты не можешь сделать все, как было задумано?
— Мне не очень хочется это говорить, — замялся Макс, — но… а ладно, кой черт. Это только докажет, что он прав.
«Я-то и так знаю, что Брискин прав, — думал он, — но вот знают ли это они? Знает ли это народ? Я не могу допустить, чтобы они узнали про меня такое. Они должны смотреть на своего президента снизу вверх, уважать его. Почитать. Мало удивительного, что телескановский опрос дал такие результаты. Мало удивительного, что Джим Брискин без малейших колебаний решил выставить свою кандидатуру против моей. В глубине души они все про меня знают, они это чувствуют, чувствуют, что Джим-Джем говорит правду. Ну куда мне быть президентом? Я попросту не подхожу для этой должности».
— Знаешь, Леон, — сказал Макс, — я, пожалуй, кончу все-таки этого Брискина, а потом подам в отставку. Это будет мой последний официальный акт. — Он снова поднял трубку красного телефона. — Я прикажу им стереть его в порошок, а потом президентом станет кто-нибудь другой. Любой, кого захотят люди. Да хоть Пэт Нобл или ты, мне все равно. Эй, озаэс, — он раздраженно постучал по рычагу, — отвечай, куда ты там делся? Ты там оставь мне хоть немного коктейля, — на этот раз Макс обращался к Леону, — вообще-то половина была моя.
— Да я бы и сам тебе оставил, — обиделся генеральный прокурор.
— Да есть там хоть кто-нибудь? — спросил Макс у трубки. Трубка не отвечала. — Что-то там не так, — повернулся он к Леону. — Связь поломалась. Снова, наверное, эти пришельцы.
И только тут они заметили, что телевизор потух и заглох. — Да что же это такое? — растерялся Макс. — Что они со мной делают? Кто это делает? — Он испуганно обвел глазами комнату. — Ничего не понимаю.
Леон, чей рот был занят молочным коктейлем, стоически пожал плечами в знак того, что он тоже ничего не понимает, однако его мясистое лицо заметно побледнело.
