Владимир Хлумов - Санаторий
Варгин подозрительно посмотрел на нее и принялся оправдываться:
— Нет, правда, надо идти, надо прочесть поскорее.
— Хватит оправдываться. Конечно, нужно идти. Я закажу такси.
— А вот этого не нужно, это нам ни к чему. Лишний расход. Ты мне расскажи, как, а я дойду.
— Спешите, земной человек?
— Правда, надо идти, надо торопиться. Столько еще не ясного, — Варгин смутился.
— Ладно, ладно, победитель, — махнув рукой, вздохнула Кэтрин.
— Ну какой я победитель.
— Скромный.
Она объяснила ему дорогу и попросила:
— Может, и мне позвоните, если выясните что-нибудь?
— Я позвоню и так. Конечно, позвоню. Только в этом дурацком прогрессе сам черт ногу сломит.
— Перестаньте сейчас же. Оставьте в покое, раз не понимаете. Все только ругать могут. А сделать что-то полезное… Вы же не знаете, какие это увлеченные люди. Да, они не слишком красиво говорят. А сколько они работают, вы знаете? Вы думаете, легко объеденить, увлечь, наконец, направить в организованное русло. Вот Эфже — просто какой-то сгусток энергии, он работает с утра до вечера. Я вообще не знаю, спит он или нет.
— Это меня радует, — вставил Варгин.
В ответ он получил холодный презрительный взгляд.
— Вы знаете, что у нас было лет пятнадцать назад?
— Знаю, Жаркомба ходила в детский садик.
— Да я серьезно говорю. Мрак, хаос. Перезаполненность и перенасыщенность. На улицах грязь, на заводах не продохнуть, институтов этих как собак нерезаных. А теперь — красота, порядок…
— И сумрак законов, — добавил Варгин, но под взглядом Кэтрин пошел на попятный: — Ладно, ладно, я же ничего и не говорю.
— Вот и не говорите. А позвонить просила, если что-то о брате узнаете. Ну, идите, идите, — она посмотрела на часы. — Три часа ночи. Может быть такси вызвать?
Варгин запротестовал.
— Надо идти, я позвоню завтра, нет, сегодня. До свидания.
Она кивнула и подставила щеку.
На улице он понял свою оплошность — забыл спросить номер телефона. Ладно, повторим через справочную. Он шел по проспекту, напевая что-то лирическое. Все же хорошо, что я приехал на Санаторий. Когда еще так погуляешь? Он забылся, и задрав голову к верху, принялся шаркать ногами, разгребая нападавшие листья. Почему небо ночью зеленое? А, понятно, спросил и ответил себе Варгин, — желтый цвет городских огней смешивается с собственным синим цветом неба. Ответил и прокомментрировал: «Физическое образование сказывается.»
Вдали замаячила неопределенная тень. Приблизившись к землянину тень спросила:
— Закурить не найдется?
— Не курю.
— Что так поздно гуляете?
— Поздно? По-моему, рано.
Варгин продолжал идти и тень пристроилась рядом.
— Можно, я с вами пройдусь, мне тоже в ту сторону.
— Идите, конечно, — разрешил Варгин, — только я спешу.
— Это ничего — согреюсь.
— Сами почему по ночам гуляете? — спросил Варгин.
— Объявления развешивал.
— Какие объявления?
— Вот, — тень протянула изрезанную с одной стороны полоску бумаги.
Варгин прочел: «Одинокий интеллигент снимет комнату, желательно с телефоном, в районе Юго-Запада. Звонить с 20 по телефону 13-10-17.» Снизу на лепестках номер повторялся многократно.
— Почему, желательно с телефоном?
— Менять легче будет, — пояснила тень.
— Не пойму, — удивился Варгин. — Что же, в Санаториуме не хватает квартир? Вон сколько домов вокруг?
— Вы, наверное, приезжий, — задумчиво сказала тень и добавила: — Это все временно, мне главное работу найти.
— Что же, и с работой тяжело?
По проспекту промчался черный автомобиль.
— С работой вообще — ничего, а вот с интересной работой совсем туго стало. Говорят, поезжайте в провинцию. Но это же смешно — в провинции наукой заниматься.
— Почему со мной идете? — спросил Варгин.
— Вдвоем веселее, — ответила тень и остановилась. — Вот я и пришел. До свидания.
— До свидания, — Варгин пожал протянутую навстречу руку.
Вскоре он вышел на бульвар Лайт Вэй, ведущий к отелю. Пройдя немного, он решил перейти на центральную аллею. Вступив на проезжую часть, Варгин остановился, давая дорогу автомобилю с потушенными огнями, ехавшему со стороны отеля. Землянин, занятый своими мыслями не сразу заметил возникшее неудобство. Что-то подобное случается, когда два вежливых человека начинают уступать друг другу дорогу и топчутся на одном месте. Роль второго вежливого человека играл водитель автомобиля. Варгин применил верный рецепт: остановился и замер. Автомобиль тоже перестал дергаться, но двигался прямо на него. В последний момент Варгин прыгнул в сторону, но избежать удара все таки не смог.
* * *
Ай-я-яй, как неосторожно. Боже, что они подумают, что за манеры, скажут они, в приличном обществе. Разве можно так неаккуратно? Он пытался растянуть мгновения, как дети растягивают жевательную резинку. Но линия центра тяжести вышла за основание опоры. Теперь падение неминуемо. Содержимое выплескивается наружу, заливает белоснежную манишку, вызывая восторженный визг. Потому что со стороны это всегда выглядит ужасно красиво. Именно ужасно. Все совершенство линий блистающих граней, точенных мастерской рукой, великолепие посеребренного ободка вокруг ножки, хрупкий остов и остатки содержимого падают вниз, навстречу абсолютно упругому (в рассматриваемом приближении), неподвижному камню.
За мгновение до столкновения Серый открыл глаза. Господи, какой позор мог случиться, — подумал он, постепенно осознавая, что это только сон. Удивительный сон, где был первый сольный концерт, его собственный концерт. Он был снова скрипачом, он страшно волновался. И вдруг такая неудача — опрокинуть бокал посреди торжественного ужина в честь его премьеры. Он, который гордился своими руками, своей филигранной техникой… Позор.
Серый всматривался в потолок. С шершавой поверхности, выбеленной негашеной известью, свисали тонкие нити паутины. Нити покачивались, но не от сквозняка, которого не могло быть в закупоренном подземелье, а от потоков углекислоты, выдыхаемой спящими дикарями. Те спали неспокойно. Постоянно раздавалось какое-то странное подвывание или мычание. Это выл Желудь. Хлыщ во сне постоянно разговаривал и причмокивал, стараясь подгрести под себя воображаемую подушку. Проще всех спал Корень. Он спал на спине, безмятежно раскинув ноги и руки. Храпел при этом неимоверно, с посвистом, с подхлебом.
Спят битюги, — подумал Серый, — им все хоть бы хны. Он ругал друзей, а злился на себя. Первая ночь за несколько недель, когда коридорный спать не мешает, а ему не спится. Обойденный я элемент, как говорит Корень, никчемный, — перешел на себя Серый. — Смычок неканифоленный. Больше всего он боялся сойти с ума. Кто-то ему сказал, что если есть страх сойти с ума, то, значит, расположение имеешь. Да что — кто-то, Хлыщ и сказал. Не со зла, так, для интереса.
— У-у-у, — завопил Желудь.
Хоть бы коридорный пришел, разбудил их. Сам, наверное, устал и спит в санитарной. А может распоряжение поступило?
— Что же ты не спишь? — раздался вопрос.
— Это ты, Корень? Ты не во сне? — спросил Серый.
— Какой тут сон. Каждые пять минут просыпаюсь.
— Ну уж, пять минут. Храпишь без задних ног.
Корень промолчал.
— Корень, ты же видишь, все провалилось. Сколько времени прошло.
— Ничего, ничего. Вон, смотри, сегодня уже и не будят. А завтра глядишь…
— Ты еще скажи, все к лучшему. Коридорный, наверное, устал каждую ночь орать.
— Все равно, нужно ждать, сколько договорились. А дальше что-нибудь придумаем. Не отчаивайся…
— Слушай, Корень, ты не спи. Ты расскажи мне что-нибудь, а я усну. Тяжело мне одному не спать. Расскажи про бомбу.
— Ладно, слушай. Было это во время трехлетней кампании. Меня со студенческой скамьи призвали. Попали мы как-то в окружение. Патроны на исходе, снарядов вообще нет. Вызвал меня командир и спрашивает: «Рядовой Рубак, ты у нас химик?». Я отвечаю — мол, химик-то я химик, а только полного образования получить не успел. «Это ничего, — говорит командир, вот тебе двадцать четыре часа, сделаешь бомбу. Если бомба получится приличная, к званию бакалавра представлю.» Я у него, конечно, поинтересовался, не выдаст ли он еще чего-нибудь, кроме двадцати четырех часов. А он мне и сказал: «Ищи сам, найдешь — твое. Только не сделаешь бомбу, первым в прорыв по минному полю пойдешь.» Очень он был строг ко мне. Прошли двадцать четыре часа, сделал я бомбу, сам не знаю как. Вызывает меня командир и спрашивает: «Ну что, Рубак, сделал бомбу?» Сделал, говорю, только испытать не успел. Командир очень сильно удивился. «Я, можно сказать, пошутил, — говорит — У меня такая привычка: когда туго — шутить. Но раз сделал, будем испытывать: ты, я вижу, тоже юморист.»
В метрах пятидесяти от КП стояла вековая секвойя. Зарыли мы под нее бомбу. Человек десять интересующихся помогало. Я командиру говорю, пусть, мол, они все отойдут метров на тридцать, в траншею залягут. Он смеется. А я волнуюсь, вдруг она вообще не взорвется. Не стали они далеко отходить, а так, залегли невдалеке. Я вставил шнур, поджег и отбежал куда подальше. Залег, руками голову прикрыл — жду. Время идет, а бомба моя молчит. Я прикинул — по всем срокам должна уже взорваться, но лежу дальше. Командир же мой оскорбительно встал во весь рост и шутки отпускать начал. В этот момент и долбанула. В общем, КП как корова языком слизнула, двоих убило, а командира мы потом нашли. Его контузило только слегка. А как из окружения вышли, он по команде донесение про мою бомбу пустил. Через год мне присвоили звание бакалавра химических наук. Слышь, Серый? Спишь, что ли?
