Хольм Ван Зайчик - Дело о полку Игореве
— Смотрите, звезда падает! — воскликнула Стася, указывая веером на прочертившую небо яркую точку. — Загадывайте скорее желания!
— Я успела, любимый… — прошептала Жанна, прижавшись к Богдану. — А ты?
Богдан улыбнулся:
— Я…
Откуда-то сверху, заставив всех вздрогнуть, ударил гулкий звук лопнувшего стекла.
Инстинктивно Баг выхватил из рукава боевой веер — и тут же, звеня и взрываясь твердыми брызгами на брусчатке, посыпались осколки. Веер, тускло мерцая, заплясал, выметая из воздуха прочь, подальше, падающее на головы стеклянное крошево.
То, что веером отбить бы не удалось, с коротким воплем рухнуло от Бага в двух шагах.
Стася, спасая глаза, вовремя успела зажмуриться — и потому лишь отвратительный, мокро хрустнувший удар чуть впереди сказал ей, что сверху падают не только осколки окон.
Богдан еле успел подхватить внезапно обмякшую Жанну.
Вновь стало тихо.
Баг и Богдан
Апартаменты покойного,
20-й день восьмого месяца, отчий день,
ночь
«…И потому именно сейчас снижение налогов с высокотехнологичных предприятий, расположенных на территории нашего цветущего улуса, необычайно благотворно скажется на развитии всего улусного хозяйства в целом, поскольку позволит… позволит… позволит…»
— Прер Лобо!
Баг оторвался от компьютера — изящная машинка, «Яшмовый Керулен», одна из последних разработок подопечных Лужану Джимбе научников, светила удивительно плоским и тонким, как рисовый фарфор, жидкокристаллическим экраном посреди обширного письменного стола, среди нагромождения бумаг, неподалеку от монументальной малахитовой пепельницы, исполненной в виде играющих с жемчужиной драконов. По назначению пепельницей не пользовался никто и никогда: она была идеально чиста. «Позволит… позволит…» — висела посреди экрана незаконченная фраза. Почему-то она напоминала Багу ящерицу с недооторванным хвостом.
— Прер еч Лобо! Можно начинать? — Есаул Максим Крюк был бледен. Бравые усы его уныло свисали сосульками.
— Еч Крюк! — Баг старался говорить мягко. Насколько умел. — Я же сказал вам, не обращайте на меня внимания. Я здесь частным порядком. Просто именно мне на голову выпал потерпевший… и я вас вызвал. И все… Действуйте сообразно уложений, а я в сторонке постою. Просто не могу уйти, пока хоть что-то не прояснится.
— Так точно! — Крюк отер лоб. — Тогда, значит… — Он как-то неловко повернулся и направился к прибывшим научникам из Управления внешней охраны.
Баг невнимательно посмотрел ему вслед, заложил руки за спину и подошел к окну.
Отсюда открывался прекрасный вид на Георгиево Поле — был отчетливо виден трепетный свет вечного огня, особенно яркий в этот глухой полуночный час — и на Великокняжеский Летний сад, темнеющий громадами крон столетних лип и дубов. Вид ничем не замутненный: в левой, ближней к столу половине рамы огромного окна, скругленного наверху в виде арки, стекла отсутствовали напрочь и уж не препятствовали спокойному и вольному течению ночного эфира внутрь боярских апартаментов; с правой стороны нависали три ужасающих осколка.
«Неизбежно выпадут… — отстраненно подумал Баг, — надо сказать, чтоб убрали…»
В рукаве запиликала трубка.
— Драг еч? Добрались? Ты дома? Хорошо… У Стаси чудесная мама? Ну… Нет, я еще не был ей представлен. Как Жанна? Более-менее? Понятно… Ладно, хорошо, спасибо тебе… Да ничего пока не ясно! То есть на первый взгляд как раз ясно все — но как-то несообразно… Ладно, что сейчас говорить — надо разбираться тщательно. Я посмотрю тут, что к чему да почему… Утром заеду, расскажу толком.
Прекрасный вечер шестерицы прервался самым пренеприятным образом. Даже повидавший виды и побывавший во многих переделках Баг содрогнулся, когда, отмахнувшись от последних крупных осколков, закрыл веер и разглядел — что же упало буквально им на головы.
Мгновения назад этот человек дышал одним с ними прозрачным воздухом уходящего лета. Теперь он мертвым комом, врезавшись в камни точнехенько головой, лежал на брусчатке, нелепо вывернув одну ногу и раскинув руки.
Богдан побледнел. Жанна испустила задушенный вздох и мягко стала оседать наземь; Богдан успел ее подхватить только потому, что она держала его под руку.
Стася смотрела на тело широко открытыми глазами, и у нее что-то булькало в горле. Баг еще удивился — не может быть, не бывает у человека таких громадных глаз.
Потом Стася пронзительно завизжала.
Все это напоминало какую-то уродливую синематографическую картину — из тех, которыми так любят скрашивать однообразную свою жизнь себялюбивые западные варвары: глядят на половодье экранной крови и млеют от облегчения: «Хорошо, что это не со мной…»
Баг не очень помнил, как они привели в чувство Жанну, как с трудом успокоили Стасю и как он, остановив повозку такси, сумел посадить в нее друзей — с тем чтобы они поскорее покинули кошмарное место. Богдан пробовал возражать — нет, еч, я должен остаться. Нет, отвечал Баг терпеливо, останусь я, драг еч, как свидетель, а ты должен позаботиться о Жанне, она еще не совсем оправилась от асланівськой травмы, да и Стасю домой отвезти…
Какой вечер пропал!
Баг тряхнул головой.
— Прошу простить, драгоценный преждерожденный Лобо… — Мимо него к окну с чемоданчиком прошел научник, человек невыразительной внешности, уже почти лысый. Баг хорошо знал его — то был весьма сведущий следознатец Управления Антон Иванович Чу, человек деятельный и немногословный. Не раз они с Багом работали вместе.
— Да-да, конечно… — Баг, чтобы не мешать, отошел от окна.
Все в кабинете говорило о достатке и высоком положении его ныне покойного хозяина: изразцовый высокий камин, дорогие, заполненные книгами шкапы с инкрустациями, редкие картины старых ханьских мастеров, икона Спаса Ярое Око в серебряном окладе, отделанном изумрудами, наградной драгоценный меч на отдельной подставке. «Ртищев Христофор Феодорович. Истиной правлению прозорливо помогающий», — прочел Баг на нефритовой пластине на ножнах подле иззолоченной гарды. — Ртищев… Ртищев…
Блеснула вспышка: научники приступили к работе. Их негромкие скупые реплики звучали буднично и по-деловому. Фотографирование. Осмотр места происшествия. Личность потерпевшего. Свидетели.
Рутина.
В дверях есаул Крюк отдавал вэйбинам какие-то распоряжения.
«Как-то он устало выглядит, — подумал Баг, доставая пачку «Чжунхуа», — а может, просто нездоров…»
Крюк поймал взгляд Бага и вяло улыбнулся.
— Что-то недавно жгли, — донесся до Бага голос второго научника, присевшего у камина, — что-то бумажное. Очевидно, книгу. — Научник подхватил пинцетом обгорелый ломоть переплета и ловко бросил в подставленный вэйбином прозрачный пакет.
— А что за книга? — заинтересованно спросил Баг.
— Пока не могу сказать точно… Только после приборной обработки пепла и обугленных остатков.
«То ли боярин сам жег перед прыжком… То ли кто-то из домашних уже после…»
Баг в раздумье достал роговую карманную пепельницу и вернулся к столу.
Бумаги. Много бумаг. Трогать их Баг не стал — не он ведет осмотр, в конце концов. Просто молча стоял, курил и смотрел.
«Александрийский Гласный Собор. Соборный боярин Ртищев, — прочел он красивую вязь на одном из лежавших сверху листов. — Проект челобитной о снижении налогов с высокотехнологичных предприятий, расположенных на территории Александрийского улуса…»
«Амитофо… Событие-то из ряда вон…»
К столу подошел завершивший обследование окна Антон Чу.
— Ничего такого, — пожал он плечами в ответ на вопросительный взгляд Бага, — на первый взгляд, никаких признаков насилия. Во всяком случае, у окна боярин был один. — И склонился над пепельницей.
Баг кивнул, загасил окурок и направился вон из кабинета — туда, где были слышны глухие женские всхлипы.
В соседней комнате, по виду гостиной, на узком диванчике с резной спинкой очень прямо сидела бледная величавая женщина, судорожно сжимающая в руках большую синюю шаль. Женщина смотрела перед собой невидящими глазами. С нею беседовали бледный есаул Крюк и печальный дежурный лекарь.
— Драгоценная преждерожденная… — уговаривал Крюк женщину, — прошу вас… Я понимаю, какое у вас горе, но прошу вас… Как это могло произойти?
— Как… Ничего я не могу вам сказать… — Ее губы дрогнули. — Ничего. Христофор, он… — Голос прервался.
— Вот, выпейте это, — усатый лекарь подсунул женщине чарку. — Непременно выпейте.
Она взяла чарку слегка дрожащей рукой и поднесла ко рту. Выпила. Половину. Другую половину расплескала. Но, кажется, не заметила этого. Глубоко вздохнула несколько раз. Крюк с пониманием глядел на нее, молчал.
