Юрий Леляков - Битва во времени
…И так, без одежды, их и увезли на следующее утро (пообещав лишь: и одежда, и постель Ратоны будут ждать их на месте прибытия) — и долго везли под конвоем в старом потрёпанном автобусе через весь Риэлант, а затем — горными серпантинами, где вскоре они вовсе потеряли чувство направления. Хотя в общем ехали как будто назад в сторону Тисаюма, но — всё через дикие места, где лес подступал прямо к дороге, и почти постоянно слышался стук и скрежет веток по крыше и даже окнам автобуса. И не раз и не два закрадывалась тревога: куда везут, почему такой дорогой, и без одежды, словно это было гарантией от возможного бегства?..
…Наконец автобус остановился недалеко от ограждённого глухой стеной участка террасы на горном склоне — куда от шоссе шла вверх едва заметная в лесной чаще тропинка. Она вела к массивным воротам в стене, к которой с внутренней стороны была пристроена проходная. За стеной оказалось двухэтажное здание — также пристроенное прямо к противооползневой стенке с дальней стороны не очень широкого асфальтированного двора, а по бокам — небольшая постройка прямо под огромным металлическим баком на ферме трёхэтажной высоты, и массивная бетонная опора непонятно из-под чего с оборванными прутьями арматуры. К стене изнутри двора было пристроено ещё помещение для охраны, а в углах — две сторожевые вышки той же высоты, что и бак… В здании — на втором этаже, куда их повели сразу, оказались общая спальня, учебный класс, и ещё какие-то пустые запертые комнаты; а на первом — комната учителей, библиотека, медпункт, кухня вместе со столовой, кладовая, и какие-то помещения, видеть которые и знать, что там находится, им не полагалось; да к тому же внизу — был ещё поддал с каким-то складом. А вот ванная и туалет оказались в постройке под баком — хотя вода подавалась не из него… Но всё это он узнал потом — сперва же на лестнице их (прямо как были, без одежды) встретил Гинд Янар, тут же объявив, что назначен директором интерната, где, кроме них, других учеников не будет, а с учителями их познакомят, и занятия начнутся — уже завтра, когда будет доставлена и одежда. Причину казуса с одеждой он не вполне понимал сам — хотя скрытый смысл наверняка был… Тем более — потом, прямо перед первым уроком, им вернули лишь плавки или набедренные повязки, объяснив, что рубашки будут выдавать лишь для выхода наружу (возможного, кстати, с разрешения взрослых и под охраной), а больше никакой одежды им здесь вовсе не полагается. Хотя это никого не смутило (но тоже неясно, что за смысл вложил кто-то из взрослых в такое распоряжение)… И что ещё странно: у всей охраны, большинства учителей, и даже вспомогательного персонала — Герм и Фиар почти сразу стали замечать странные патологии ауры, связанные с тазовой областью тела, органами выделения и размножения! Видно, таких подбирали специально — но об этом не рискнули заговорить даже с Гинд Янаром. Вдруг он сам не знал этого, и не должен был знать…
…Впрочем, первые дни — как казалось, были полны и новых надежд. И пусть несколько смущало, что остальные учителя, кроме Гинд Янара, оказались лоруанцами, и занятия велись большей частью на лоруанском языке, пока лишь по обычным школьным предметам; а самих учителей смущал вид и поведение учеников (хотя парты в классе оказались такой конструкции, что в них надо было входить боком, не то что всякий раз вставать, отвечая на вопрос учителя) — всё это будто перекрывалось мыслью: они признаны одарёнными, они — чья-то тайная надежда в самых верхах власти! Надежда кого-то, чьи интересы и цели уже, видимо, совпадали с их собственными — и кого не хотелось подвести…
…Нo — лишь первые дни… И со временем, увы, всё очевиднее становилось: сколь похоже на… обычную школу!.. Зубрёжка, мелочное оформление заданий — пожирали целые вечера, некогда было поговорить, подумать о чём-то; и даже книги для самостоятельного чтения порой брали в библиотеке, лишь заручившись письменным согласием самого Гинд Янара — но и то нужная литература не всегда была там в наличии, или не могла быть доставлена извне без решения ещё более высокого начальства. Вскоре недостаток новой, свежей информации стал ощущаться весьма остро — и это на фоне нагромождения искусственных, произвольно навязанных заданий… Практически ничего сверх общеизвестного не удавалось найти в библиотеке интерната об эволюции обезьяньих предков их человечества, истории расселения по планете народов и рас, слабо и туманно были отражены в имеющейся литературе развития и смена форм общества, особенности психологии людей разных эпох и народов: то, как им виделся смысл их существования, как объясняли происхождение неравенства и угнетения одних людей другими — а тут ещё Джантару, как будущему историку, пришлось готовить подробные доклады о тех же дмугильских войнах по единственно доступным источникам: учебникам, что кишели обилием подробностей, в мелькании которых терялась суть событий; Герму и Фиар — так и не выдали ни литературу по физиологии человека, ни даже анатомический атлас, зато, как будущим биологам, поручили наблюдение за пресноводными актиниями из горных ручьёв; а Итагаро, при всём его интересе к информационным технологиям — не допустили к компьютеру, заставив строить целую установку с проточной водой для содержания тех же актиний… Едва ли не скандал вызвали просьбы Итагаро, Донота и Талира выдать литературу по физике — она, оказывается, вовсе не была предусмотрена, ведь на втором этапе они физику не сдавал(и бесполезно было объяснять: сейчас их интересовали экстрасенсорные феномены, к «чистой» физике не относящиеся)… Похоже — и здесь никто, кроме Гинд Янара, не желал понимать, как можно интересоваться чем-то на стыках наук. Увы, подбор литературы для библиотеки интерната не во всём зависел от Гинд Янара — и сам он как директор явно не всегда понимал, какова его роль в этом качестве. По всему чувствовалось: реально руководят и принимают решения иные инстанции…
…Но непонятно осталось: где эти инстанции были — когда вскоре, на волне неких новых веяний, весь прежний педагогический персонал, кроме Гинд Янара, был вдруг смещён; языком преподавания — объявлен недостаточно знакомый даже большинству новых учителей уиртэклэдский; вспомогательному персоналу — пришлось своими силами переделывать интерьер учебного класса под старинную монастырскую школу (получилось, по общему мнению, больше всего похоже на каюту пиратского корабля), а в самой программе ведущее место заняло всё, связанное с «родным краем»: природа тайги и холодных морей, чужая «воинская слава» (история феодальных усобиц и крестьянских восстаний), чужая религия (изучавшаяся тогда ещё на обрядовом уровне, без углубления в доктрину), обычаи чужой старины, и чужая классическая литература — которая, не обладая нравственно-философской глубиной и вселенской широтой литературы Чхаино-Тмефанхии и Каймира, избрала основной темой те же войны и восстания против «угнетателей» (под кем понималась едва ли не вся остальная Лоруана и Шемрунт, (изображаемые безликой тупой всеподавляющей массой без человеческих черт). Увы, за свою историю, как-то чрезмерно полную национальных унижений и метаний между временными союзниками, уиртэклэдцы научились прежде всего тайком копить ненависть, уподобившись в этом дмугильцам — и хорошо хоть, скорее скрытую, подавленную, больше идейного плана, редко доходя до прямых столкновений… Но общая тревога и недоумение по поводу перемен достигла такого накала, что однажды Ратона (уже то и дело противопоставляемый остальным, хотя сам лишь в малой степени ощущал себя уиртэклэдцем) не выдержал и спросил прямо на уроке:
— … Почему мы должны изучать вашу историю и вашу литературу, в которой вы изображаете нас же как врагов и угнетателей? Разве у нас нет своей истории и своей литературы? Или мы здесь, на Каймире — не на своей земле? А если вы что-то и выстрадали в своей истории — почему надо сразу унижать этим достоинство других, навязывать это как каким-то дикарям?..
Взбешенный учитель едва не бросился на Ратону как дикое животное — но вовремя опомнившись, счёл за лучшее просто доложить о «неслыханной дерзости» учеников (и хорошо ещё, лишь Гинд Янару)… И всё равно чувство было: с этим срывом, возможно, случилось непоправимое… Трое суток прошли в тревожном ожидании, почему-то вообще безо всяких занятий, в напряжённых спорах и размышлениях, не доверить ли хоть теперь Гинд Янару какую-то часть их тайны — но и его в интернате не было, он где-то улаживал вопросы в связи с данным инцидентом, и лишь спустя эти трое суток вновь появился вместе с частью новых и частью прежних учителей, и начались занятия по прежней программе… Но вскоре в интернат явился чиновник с инспекцией (причём с ним почему-то следовало говорить только по-уиртэклэдски), подробно выспрашивал, где и кем смогут работать впоследствии выпускники, какими практическими вопросами заниматься — и, оставшись недовольным, заявил: «Нам нужны не кабинетные учёные, а практики». А потом ещё целой комиссией явились другие, устроили проверку уровня знаний, засыпав всех девятерых множеством вопросов повышенной трудности, будто мало было двух этапов отбора — и… пришли к выводу: вся их «одарённость в области описательных наук» (как официально именовалась) — сплошной обман, фикция, результат чьего-то недосмотра.! Хотя и тут — проверяли лишь память и эрудицию, а не самостоятельность мышления, не способность к постановке значимых для человечества проблем, поиску путей их решения — и, как ни пытались все они перевести разговор на интересы, увлечения каждого, на то, чем собирались заниматься — увы… «Слишком широкие» по мнению проверяющих, интересы Фиар, не ограниченные лишь медициной и биологией, и «космические» планы Герма, Донота, Лартаяу и Талира — вызвали лишь усмешки. (И пусть Талир не сделал ещё определённого выбора между физиологией, палеонтологией и археологией — по их мнению, всем этим наукам за пределами Фархелема делать было нечего…) Интерес же Джантара, Ратоны и Минакри к вопросам истории, развития общественной мысли, особенно идеологий и религии — их непонятно насторожил. Впрочем, интерес Итагаро к программированию и кибернетике они будто даже приветствовали — пока Итагаро не упомянул о моделировании работы человеческого мозга. Минакри же — пришлось едва ли не оправдываться, что как экзамен второго этапа не выбрал химию (и не могли намекнуть: просто должны были выбрать одни и те же экзамены!); а затем и Ратона, что-то сказав по проблеме дальнейшей эволюции человека как вида — показался им едва ли не сумасшедшим… А в целом — возник тупик в вопросе о характере одарённости всех девятерых, собранных, оказывается, неясно по какому признаку — и их судьбы, как и судьба интерната, повисли в неопределённости. За выбор из ограниченного числа школьных предметов, возможно, предстояло расплачиваться — и даже непонятно, как… Правда, Гинд Янар направил куда-то протест, ожидалась ещё комиссия — а пока вновь началась постепенная «уиртэклэдизация» программы. Занятия велись уже попеременно на трёх языках, преподавание истории — сводилось к значению тех или иных событий конкретно для Уиртэклэдии; изучение более древних периодов (когда Уиртэклэдии не было) вовсе исчезло из программы; дважды успели пройти занятия по разучиванию неких экзотических для Каймира обрядов (смысла никто не понял, а впечатление осталось странное); и наконец кем-то из членов прибывшей вскоре новой комиссии (едва ознакомившейся с положением дел в интернате) было сказано: «А что вы хотите? Вы находитесь на территории региона Уиртэклэдия, и мы возрождаем свою культуру — а ваша интересна только вам самим»… Будто речь шла — о сопоставлении народа древней культуры и дикого племени! Хотя фактически наоборот — 7841 год чхаино-каймирского летоисчисления как раз и отсчитывали от самых ранних известных в истории астрономических наблюдений, произведённых древними жрецами именно их культуры, а всей известной лоруано-уиртэклэдской истории с трудом хватало на две тысячи лет, причём собственно независимой уиртэклэдской — едва на четверть этого срока, и то — с перерывами… Но как бы ни было — и эта новая комиссия лишь констатировала тупик в вопросе, как и чему их учить, каков характер их одарённости. Историки глобального охвата Уиртэклэдии не требовались, знатоков уиртэклэдской истории и культуры из них подготовить не удавалось, равно как и просто биологов-практиков… И они — недавно официально признанные одарёнными, а неофициально — чьей-то тайной надеждой на весьма высоких уровнях, в случае закрытия интерната оказывались в положении, когда терять уже нечего… Ещё неделя прошла в тревожном ожидании, пока Гинд Янар не объявил, что принято решение готовить из них профессиональных экстрасенсов…
