Джеймс Морроу - Библейские истории для взрослых
— Vingt — или говорить патруль, что ты меня порвал, — пригрозила Фифи.
Она имела в виду «изнасиловал».
— Dix, — повторил я, швырнув монеты на кровать, после чего Фифи объявила с кривой усмешкой, что у нее «страшная болезнь» и она надеется, что заразила меня.
Понимаете, вас там не было. Это не ваше тело было нафаршировано кусочками острого металла, и не вас заразила трипаком Фифи, и никто не ждал, что вы будете делать большое различие между сдающимися пацанами, которых должны протыкать штыками, и девками-лягушатницами, которых не должны. В груди вспухала боль. Половина моих друзей погибла, отстаивая сраную деревеньку, улочки которой были завалены конским навозом. Все, что я понимал тогда, так это то, что мерзкие гонококки вгрызаются в мой любимый орган.
Мой «ремингтон» стоял у двери. Сумерки окрасили штык в цвет репы; такой мирный и непохожий на саму войну тесак — если забыть о его назначении. Когда я воткнул его в Фифи и услышал, как сталь скребет кости ее таза, то подумал, насколько пророческой оказалась ее обмолвка: «Говорить патруль, что ты меня порвал».
Я воспользовался пожарной лестницей. Ладони мои были влажными и теплыми. Всю дорогу назад я чувствовал грызущую боль в животе, словно снова попал под газы. Жалел, что переступил порог призывного пункта в Ваалсбурге. Помогла дурацкая песенка. После шести припевов и бутылки коньяка я наконец уснул.
Мадемуазель из Бар-ле-Дюк, парле-ву?
Мадемуазель из Бар-ле-Дюк, парле-ву?
Мадемуазель из Бар-ле-Дюк,
Она оттрахает тебя даже на курином шестке,
Джиги-джаги, парле-ву?
Шестнадцатого июля я сел на один из «увольнительных» поездов и вернулся в свой полк, окопавшийся вдоль Марны. Там однажды уже случилась великая битва, где-то в четырнадцатом, и все ожидали следующей. Я с радостью покидал Бар-ле-Дюк со всеми его чудесами и удовольствиями. Местные жандармы, как я слышал, уже занимались делом Фифи.
Цок-цок, топ-топ-топ. Мой страж останавливается, двадцать одна секунда. Затем шагает на юг по черной дорожке.
На Марне мне поручили пулемет «хотчкис», я установил его на песчаном холме, оттуда передовой окоп было легко прикрывать, а там размещался мой родной взвод. В той дыре у меня завелись два хороших дружка, так что, когда появился капитан Маллери с приказами от к general [15] — теперь нас прикомандировали к Двадцатому французскому корпусу, — где говорилось, что я должен перетащить «хотчкис» на милю вниз по реке, я пришел в ярость.
— Эти парни совершенно неприкрыты, — возмутился я. Металлолом в груди накалился докрасна. — Если пехота пойдет в атаку, мы потеряем весь взвод.
— Переносите «хотчкис», рядовой Джонсон, — рявкнул капитан.
— Это не очень хорошая мысль, — не унимался я.
— Переносите.
— Они — словно голые в бане.
— Переносите. Быстро.
Конечно, через пару-тройку войн нападение солдат на офицеров превратилось в своеобразную спортивную игру — мне все это известно, потому что я ужасно люблю читать брошенные туристами газеты, — но тогда шел 1918-й, и идея только зарождалась. Я определенно не проявил большой изобретательности, просто выхватил «кольт» и с безыскусностью первопроходца выстрелил Маллери прямо в сердце. Получилось все довольно грубо, никакого изящества.
Ну и кто, черт возьми, случайно оказался в это время рядом? Наш командир лично, раздражительный старикан, полковник Хоррокс, у которого глаза прямо полезли на лоб. Он прохрипел мне, что я арестован. Заорал, что меня повесят. Но к этому времени я был уже сыт по горло. Сыт ужасом газовых атак и оторванной руки Алвина Платта. До тошноты надоело быть рядовым американской пехоты и почетным большевиком, осточертели жадные шлюхи и гонорея и вообще вся эта тупая, кровавая, вонючая война. И я сбежал. Вот именно: сбежал, дезертировал с Западного фронта.
К несчастью, я выбрал неправильное направление. Собирался дойти до Шато-Тьерри и прятаться там в клоповниках, пока не уляжется скандал с Маллери, но вместо этого обнаружил, что направляюсь в Deutschland [16]… о да, попер прямо на вражеские окопы. Дурак дураком.
Когда я заметил свою ошибку, то быстренько вскинул вверх руки. И заорал:
— Камарад! Камарад!
Билл Джонсон, урожденный Уилбур Хайнс, так и не сразился в битве на Марне. И не помог своему полку откинуть фрицев на восемь миль, захватить четыре тысячи лучших вояк кайзера и уничтожить одному Богу известно сколько еще врагов. Рядовой Хайнс все это не успел сделать, потому что боши стреляли в него из всего, что оказалось под рукой. В него стреляли пулеметным огнем, картечью, винтовочными пулями, шрапнелью. Рядом разорвалась ручная граната. Затем взорвался снаряд с ипритом. Имя: неизвестно. Адрес: неизвестен. Цвет кожи: обугленный. Цвет глаз: без глаз. Волосы: обгорели. Через несколько недель, когда меня выскребали из пойменной грязи у Марны, стало очевидно, что я идеальнейший кандидат на Арлингтонское кладбище. К счастью для меня, полковник Хоррокс был убит у Суассона. Тот бы проголосовал против.
Как уже говорилось, я читаю газеты. Не отстаю от жизни. Так я узнал о своем отце. Через неделю после того, как меня уложили здесь в мраморный ящик, Гарри Хайнс сжульничал в «три лепестка», и его забил до смерти — молотком с шаровым бойком — проигравший. Про это газета «Демократ Центрального округа» напечатала на первой полосе.
Пошел дождь. Старики раскрыли зонтики; пятиклассники облепили свою училку; промаршировали мимо скауты младшей группы, словно взвод карликов. Жалею ли я, что так мало прожил? Много лет так и было. Жалел. Да, когда-то я был разъярен, но затем подкатили восьмидесятые, мои и века, и я понял, что все равно был бы уже давно мертв. Так что не хочу оставлять вас с горькими мыслями. Лучше с веселой песенкой.
Послушайте.
Мадемуазель из И-сюр-Тилль, парле-ву?
Мадемуазель из И-сюр-Тилль, парле-ву?
Мадемуазель из И-сюр-Тилль,
Она может тухи-тухи, как паровоз,
Джиги-джаги, парле-ву?
А мой страж здесь. Сейчас он обратил свой взгляд на восток.
Библейский рассказ для взрослых № 20: Башня
Я — Бог, Я должен тщательно подбирать слова Мои. Люди, как Я заметил, склонны принимать за постулат каждое Мое замечание. Как же раздражают это раболепие и низкопоклонство в Homo sapiens sapiens. В конце концов, есть разница между изящным обожанием и отъявленным заискиванием, но они ее просто не замечают.
Я всегда считал себя чем-то вроде родителя. Бог Отец, все такое. Но любящая мама, любящий папа или Высшее Существо, — это не обязательно снисходительные, се позволяющие мама, папа или Высшее Существо. Розги отложишь, пожалеешь мальца — целый вид испортишь. Иногда лучше быть строгим.
Был ли Я слишком пристрастен в случае с Даниилом Нимродом? Судил ли Я этого человека чересчур сурово? Ангелы Мои так не считают; они думают, что он с его безудержным тщеславием — Нимрод, несносный ребенок американской недвижимости, пришлепывающий свое имя все, от казино Атлантик-Сити до кондоминиумов Сан-Франциско, — сполна заслужил то возмездие, которое поучил. Выслушайте Мою историю. Рассудите сами. Вот то Я расскажу вам. Что касается казней, это наверняка было Моим самым творческим изобретением после саранчи, мошек, песьих мух, моровых язв, воспалений с нарывами, превращения воды в кровь, смерти первенцев, града, дождей из газов и жаб и тьмы вселенной. И весь прикол, люди, вот в чем: Я сделал это лишь с помощью слов.
Как Я уже говорил, Мне приходится тщательно подбирать Мои слова.
Мы все должны подбирать слова. Внимайте.
Как и многое, что случилось в безопасной, комфортной и бесцветной жизни Майкла Прита, все началось с телефона. «Дурацкий звонок», — сделал он естественный вывод. Не то чтобы он был атеистом или хотя бы агностиком. Регулярно посещал мессы. Голосовал за республиканцев. Но если вам звонит некто, утверждающий, что он — Всемогущий Бог, едва ли вы сразу в это поверите.
Впрочем, не все было так однозначно. Во-первых, позвонили по домашнему телефону, стоящему в спальне Майкла, а не по рабочему в офис. (Да и как бы смог какой-нибудь сумасшедший раздобыть этот строжайше засекреченный семизначный номер?) Во-вторых, звонивший заявил, что он именно тот самый анонимный чудак, который еще в восемьдесят третьем согласился платить по двенадцать тысяч долларов в месяц двенадцать раз в год за привилегию занимать роскошный пентхаус Башни Нимрода. И даже поднял сам себе арендную плату: еще тысяча в месяц при условии, что он въедет немедленно, даже несмотря на то, что атриум Башни был весь в строительных лесах и зашит фанерными панелями.
— Приходи в пентхаус, — повелел Майклу таинственный незнакомец, представившийся как Господь Бог Сил Небесных, Повелитель Вселенной, Архитектор Реальности, Высшая Сущность и так далее, и так далее. — Ровно в девять вечера.
