Марина Дяченко - Мир наизнанку
— Что мне теперь делать? — спросила Лиза.
Горохов пожал плечами:
— Ищите карты. Где они?
* * *На заброшенной стройке было тихо и сонно, дремали в траве бездомные собаки, вились бабочки и мухи. Лиза сидела, дрожа, оглядываясь каждую секунду: ей казалось, что за ней наблюдают, что тень придорожной липы шевелится как-то странно, что на краю зрения происходит движение, неразличимое прямым взглядом. Выбирая между двумя страхами — остаться одной или идти с Гороховым в невыносимо жуткий гараж, — она устроила так, чтобы бояться одновременно того и другого. Гараж был здесь, в двадцати шагах, и прошло долгих пять минут с тех пор, как туда вошел Горохов; вокруг, казалось, не было никого, кроме собак и насекомых, и даже продуктовый магазинчик не поднимал с утра пыльных оконных жалюзи. Лиза сидела на краю катушки из-под кабеля, скрытая травой и грудами кирпича, и мечтала, чтобы их с Гороховым здесь никто не увидел. И не запомнил. И не сообщил потом милиции.
Открылась дверь гаража. Вышел Горохов, держа в левой руке Лизину сумку, а в правой — трость. Прикрыл дверь, но не стал запирать и зашагал по тропинке, легко и буднично, словно каждый день тем и занимался, что возвращался на место убийства.
— Вот, — он протянул Лизе сумку. — Проверьте: карты там?
На боку сумки имелось кровавое пятно, темное и заскорузлое, похожее по форме на Африку. Лиза колебалась целую секунду, прежде чем взять сумку в руки.
Колоды не было. Груда мелкого хлама, паспорт и пустой кошелек — но карт в сумке не оказалось.
— Интересно, — сказал Горохов. — Может, вы их оставили дома?
— Нет… Не помню.
Она посмотрела на Горохова снизу вверх — и удержалась от истерики:
— Я не могу идти домой. Алена меня увидит и сразу все поймет. Я не смогу с ней разговаривать.
— Кажется, после двух ее не будет дома?
— У меня нет ключей!
Горохов вытащил из кармана связку ключей, на которой Лиза узнала Пашкин брелок.
* * *В квартире все было так привычно и буднично, что у Лизы закружилась голова. Она не спала ночь, она несколько раз пережила смертельный ужас; больше всего на свете ей хотелось принять душ и завалиться спать на родной диван.
Алена, уходя, оставила на кухонном столе записку: «Позвони, когда придешь! И включи телефон!»
Карты нашлись на тумбочке в Лизиной комнате. Лиза взяла их между ладоней, крепко сдавила; некстати вспомнился тот день, когда Алена здесь, в этой самой комнате, наставляла молодых насчет ремонта, Пашка с сонным видом сидел на подоконнике, а девочка Света переминалась с ноги на ногу, заранее со всем согласная, смирная, обыкновенная до зубовного скрежета…
Была ли Света персонажем? Как определить, кто из твоих ближних — человек, кто информационный фантом, кто ожившая вещь?
Она вытащила телефон, чтобы позвонить Горохову, но обнаружила, что аккумулятор сел. Отыскав зарядное устройство в ящике письменного стола, Лиза подключила его к розетке и снова без сил опустилась на диван.
Она не желала зла ни Свете, которую едва знала, ни Пашке, который вырос на ее глазах. Она понятия не имела, что делать теперь и что будет с Аленой. Хотелось закрыть глаза.
Колода пересыпалась легко, как новенькая, обгоревшие кромки щекотали ладонь. Лиза тщательно перетасовала ее, подтянула поближе диванную подушку и принялась раскладывать. Для дома, для дамы, для сердца. Что было, что будет, чем сердце успокоится; в летнем лагере они с девчонками, помнится, знатно гадали на королей…
Требовательно позвонили в дверь. Еще раз и еще. Лиза неудачно повернулась на диване, и разложенные на подушке карты соскользнули, перемешались.
Она не думала открывать. Незваный гость не думал снимать палец с кнопки звонка.
— Я знаю, что вы дома!
Резкий женский голос. Сейчас сбегутся все соседи; суббота, три часа дня, скандал на лестничной площадке.
— Я знаю, что вы дома! Отпирайте, или я вызову милицию!
Лиза поежилась. Босиком пошла к двери.
— Откройте!
— Кто там?
Звонок оборвался. Лиза посмотрела в глазок и увидела девушку пышных форм, яркую блондинку; вместо фиолетового платья на ней было теперь бирюзовое.
— Это кто? — спросила блондинка несколько растерянно. — Мне надо Алену Дмитриевну!
— По какому вопросу? — поинтересовалась Лиза.
— По такому вопросу, что я беременна от ее сына! — блондинка говорила громко и внятно. — По такому вопросу, что она его от меня скрывает!
Лиза на цыпочках отошла от двери. Вернулась в свою; комнату, включила мобильный телефон, не отсоединяя от розетки.
— Алло, — вальяжно сказал Горохов.
— У меня, кажется, началась комедия абсурда, — с нервным смешком сказала Лиза.
— А что карты?
— Карты?
Лиза посмотрела на диван. Карты рассыпались и частью упали на пол. Все лежали рубашками кверху.
— Я сейчас, одну минуту… Снова грянул дверной звонок.
Лиза торопливо собрала колоду. Пересчитала; одной карты недоставало.
Звонок не унимался. В помощь ему заголосил мобильный.
— Алло?
— Лиза! — Алена не скрывала раздражения в голосе. — Почему ты не звонишь? Где ты?
— Дома…
— Слава богу! Пашка вернулся?
Лиза поперхнулась. Алена отлично помнила, что у сводной сестры нет ключей от квартиры.
— Я тебе перезвоню, — Лиза дала отбой. На лестничной площадке слышались, кажется, уже голоса соседей.
Она снова пересчитала карты. Одной не хватало; Лиза встала на четвереньки и заглянула глубоко под диван.
Карта лежала рубашкой кверху почти у самой стены. Лиза потянулась, нащупала гладкий прямоугольник, подтянула к себе.
Перевернула, открывая карту.
Это были две строчки из восьми цифр. Или восемь колонок по две цифры. Или восемь пар, разделенные точками. Цифры не были ни датами, ни номером телефона, они не имели смысла и вместе с тем показались Лизе чрезвычайно знакомыми.
Трясущимися руками она быстро перемешала колоду. Сбросила подушку на пол и разложила карты на вытертой диванной обивке. Выпала та же карта: цифры, красно-коричневые, в стилистике простейшего табло.
Она разложила во второй раз. В третий. Колода поддавалась все хуже, слипалась, норовила выскользнуть из рук. Выпадала все время одна и та же карта; Лиза тупо смотрела на нее и не могла понять. Колода, изловчившись, все-таки съехала с края дивана и рассыпалась по полу.
Дверной звонок не умолкал ни на секунду. Лиза набрала номер Горохова.
— Денис, я ничего не могу понять, здесь цифры.
— Какие цифры?
— Три, один, точка, пять, два… Три, три, точка… Что мне делать? Здесь новая Пашкина любовница, она переполошила весь дом, скоро вернется Алена… Что мне делать?
— Зависит от того, что вы хотите получить в результате.
— Хочу все вернуть обратно!
— Да, — помолчав, сказал Горохов. — Вам надо к Хозяину. Но я не уверен, что он вас примет.
— Примет!
Она заметалась по комнате. Взяла сумку. Отложила, заметив пятно крови. Снова взяла. Торопливо собрала колоду, сунула в карман джинсовой юбки. Обулась в прихожей, на всякий случай взяла теплую куртку и, секунду помедлив, распахнула дверь; на лестнице, свешиваясь с перил и поднимаясь на цыпочки, живописно располагались соседи, а в центре их внимания пыхтела раскрасневшаяся блондинка. Она давила на кнопку звонка и после того еще, как Лиза выбралась из квартиры.
Соседи оживились.
— Вы же видите, она не в себе, — сказала им Лиза. — Вы же видите, человек ломится в чужой дом — хоть бы участкового вызвали, что ли!
— Я сама пойду в милицию! — рявкнула блондинка. — Ваша семейка вся заодно! Где Павел? Я беременная!
— Павла нет дома, — любезно сообщила Лиза. — И не будет. Я его убила, иду сдаваться, — в доказательство она потрясла свернутой теплой курткой.
Соседи весело заржали. Блондинка выпучила глаза:
— Вы его не спрячете! Даже на том свете! Он обещал мне жениться — вот пусть и женится!
Лиза воспользовалась ее замешательством и сбежала вниз по ступенькам.
Мир вокруг был очень ярким. Синяя и желтая плитка на лестничных площадках, красные перила, зеленые стены; странно, Лиза никогда раньше не замечала, в какие тропические тона окрашен обыкновенный городской подъезд. Разве что в детстве, когда она вдруг будто забывала, кто она, и привычные вещи казались новыми, а собственное имя — странным. Но в детстве это чувство было жутким, как падение, а теперь она удивленно оглядывалась, как человек, впервые снявший очки с очень грязными стеклами.
Она вышла во двор и на секунду остановилась, пораженная потоком свежего воздуха, силой и уверенностью солнечного света, совершенством птичьих голосов. Она слабо улыбнулась — и поняла, что не улыбалась уже много дней, что лицо ее отвыкло улыбаться и нужные мышцы едва не атрофировались. Она зашагала через двор, отлично помня и понимая, что Пашка убил Свету и погиб сам, что Алена еще ничего не знает, и жизнь с каждым шагом становилась прекраснее — может быть, потому, что каждый шаг приближал к пропасти.
