Уильям Берроуз - Мягкая машина
— А, это ты… Что-нибудь стряслось?..
К9 почтительно снял шляпу и прикрыл ею пистолет… В шляпу он запихнул толстый шелковый шарф Зеленого Мальчика… глушитель грубоватый, но в переулке никого не было… Находиться в пределах слышимости, когда Брокер обстряпывал с кем-нибудь свои делишки, было небезопасно… К9 стоял со шляпой в дюйме от живота Брокера… Он взглянул в холодные серые глаза…
— Да нет, все в полном порядке, — сказал он.
И всадил три “специальных полицейских” в массивное брюхо, тяжелое, как японский борец… Брокер раскрыл рот, пытаясь глотнуть воздуха, но дыхание сперло… К9 выпустил в него еще три и отошел в сторону… Брокер согнулся, сполз по стене и рухнул лицом вверх, глаза его тускнели… Ли бросил горящую шляпу и шарф на кучу испражнений и зашагал прочь из переулка, от его дешевого европейского костюма поднимался пороховой дым… Он пошел по направлению к плоти Испании и Пиккадилли…
«Поверните стрелку до упора… сыт по горло — пойми, пока я жив… работу надо выполнить и способ получил задание… конец начинает узнавать, чьи рапорты уже кончились… «Еще одна замена, — сказал он, — трогательная церемония»… Еще есгь ты… Вернись к испанскому соблазну — это занавески под промокашкой писаки…»
Кто? Quien es?.. Вопрос уже далеко… В этом гостиничном номере ты описываешь запахи Испании… Мальчишка вытягивает ногу… Его член толчками встал в свете керосиновой лампы… потрескивание горящих крылышек насекомых… услышал море… жестяная лачуга над приливными равнинами… эрогенные зоны и перечные запахи…
В лучах полуденного солнца, в расстегнутой рубахе, когда упали его брюки… лежа на брюхе, вынул кусок мыла и намылил… Он глотнул воздуха и покорно подвинулся… запахи его ног в теплый летний день…
Кто? Quien es?.. впереди может быть лишь конец света, яркий и отчетливый.
Кики выходит вперед на пожелтевшем фото… В сползших брюках, выгнув тело, стоял нагишом, поплевывая на ладони… С ухмылкой опрокинул стаканчик… Над шелестящей приливной равниной юноши в акте, брюки спущены, 6осые ноги в собачьих экскрементах… Уличные запахи всего мира вернули красно-белую футболку смуглому Джонни… этот затхлый рассветный запах сна нагишом под потолочным вентилятором… Повалил его на брюхо, пиная ногами с неторопливым наслаждением…
«Спрятанные мертвецы тараторят в турникете… Некогда это был я, а теперь — звуковая дорожка задом наперед… ископаемый оргазм на коленях перед бессмысленным сотрудничеством». ветер по всему туалету… “j’aime ces types vicieux qu’ici montrent la bite”[27]… зеленое местечко возле водопроводной трубы… сухие листья, застрявшие в лобковых волосах… «Приходи и дрочи… 1929»… Проснулся в затхлом запахе торговых автоматов… Мальчишка в серых фланелевых брюках стоял там с ухмылкой, зажав в руке несколько дюймов… теневые автомобили и ветер в чужой плоти… приблизился к Концу Света, укороченный мальчишка на экране возвращает нам губы, вздохи и забытые руки всего мира…
На волноломе, под кружащим альбатросом, встретил мальчишку в красно-белой футболке… «Смугленького, ми-истер?..» теплый дождик на железной крыше… Мальчишка сбросил свое заношенное нижнее белье… В свете керосиновой лампы толчками возникли идентичные эрекции… Мальчишка подпрыгнул на кровати, похлопал себя по бедрам: «Я дрючить Джонни в жопу? Asi como perros?[28]..» Прямые кишки сливаются под идиотское мамбо… Один мальчишка нагишом на панамском рассветном ветру…
В гиацинтах улыбаются зеленые мальчики… гибнущая музыка, стелющиеся растения и птичье пение в призрачных дальних странах… посвященный пробудится в том затхлом запахе летнего рассвета, все чемоданы открыты на медной кровати в Мексике… слизь всего мира… под душем мексиканец лет двадцати, прямые кишки оголены, запах карболового мыла и барачных уборных…
Приносит мой летний рассветный ветер в чужой плоти, нанизанной на глубокие шрамы молодой панамской ночи… в туалете развевается расстегнутая рубаха… Член толчками поднялся и встал… вода с его лица… изящная тугая задница мальчишки…
«Вдохни, Джонни… Была не была…»
Они были готовы обирать лохов еще в незапамятные времена, там, в подпольной винной лавке… так и сгинули в клочках услады и горящих свитков… в открытое окно, прихватив с собой болотные запахи и старые газеты… прямые кишки оголены в запахах сырого мяса… гениталъные запахи двух тел сливаются в совместной еде и отрыжке благотворительной стряпни… призрачный запах пустых презервативов вдоль грошовых аркад и зеркал… Забытый теневой актер идет рядом с тобой… горный ветер Сатурна в утреннем небе… Утомлен смертельной травмой — тогда всего хорошего… оргазмоманы, заброшенные на чердак, точно брюзжащая мешковина…
Ароматные ракеты над маслянистыми лагунами… Сквозь лабиринт непристойных картин сыплются серебристые хлопья… открытые ветрам городские окраины… запах пустых презервативов, испражнения, черная пыль… драные штаны к лодыжкам…
Скуластые лица… крапива вдоль глинобитных стен, развеваются расстегнутые рубахи… саванна и травянистый ил… Зашло солнце… Драных штанов коснулась тень горы… шорохи темной улицы на пожелтевшем панамском фото… «Мой muy хороший, ми-истер», — улыбки по всему туалету… Оргазм вернул уличные запахи и мексиканского мальчишку… Проснулся в просочившемся зеленом свете, тени чертополоха рассекают заношенное нижнее белье…
Три мальчика лежат на берегу и трутся животами о теплый песок… Встав, они разделись, чтобы искупаться… Они лениво поплыли, пропуская между ног теплую воду, а Ллойд сходил к своим брюкам и принес кусок мыла, и они принялись, смеясь, передавать его взад-вперед и намыливать друг друга, а Билл изверг семя на свой смуглый живот, дугой выгнувшийся на поверхности, когда струи засверкали в солнечных лучах, точно крошечные сигнальные ракеты… Тяжело дыша, он опустился вводу и улегся там, прижавшись к илистому дну… вдыхая нечистотные запахи канала.
Под гибкими ветвями старых стелющихся растений в теплый летний день разделись, чтобы искупаться, потирая животы… Ллойд тер рукой все ниже и ниже, уже открыто потирая промежность и ухмыляясь, пока двое других наблюдали, а Билл нерешительно взглянул на Джимми и тоже принялся тереть, и постепенно Джимми начал делать то же самое… Они вошли в воду, глядя, как течение уносит белые пятнышки…
Заношенное нижнее белье грошовых аркад сползает к ногам, прямые кишки ощущают теплое солнце, смеясь, моют друг друга, намыленные руки в его промежности, драгоценные спазмы волнуют теплую воду…
Мексиканец, выгнув тело, спустил свои брюки и стоял нагишом в просочившемся зеленом свете, с ветвями стелющихся растений на спине.
Али корчился, обнажив зубы в ухмылке… «Ты кончать, Джонни?..» Солнечный свет на армейских одеялах… оргазм потрескивал от электрического предвечерья… тела сцепились в магнитных вихрях…
Повалил его на брюхо, пиная ногами… Мексиканец держал его колени… Рука окунула кусок мыла… Смеясь, запихнул его член… тела, сцепившиеся в солнечном свете, отпихнули запахи ректальной слизи… зубы в ухмылке и перечные запахи…
«Ты чуять горячий проворный мексиканский малыш нагишом — мамбо до кончиков твоих пальцев, Джонни… пыль в открытых волосах ног тугие смуглые пончики — болтать очень жарко… Как долго вы хотеть чтоб мы очень приятно ебаться ми-истер? Тело больное непристойные картинки мы ебемся устать от ебли очень приятно мистер». Печальный образ болезни у чердачного окна что-то говорит тебе — “adios” — затертая пленка, смытая еще в школьной одежде в далекую закрывающуюся спальню, отрывки из страницы, заляпанные грязью туалетные рисунки, полустертые гниющие обломки спальни “Веснушчатая нога”, рассвет сочится водой на его лицо, нездоровый голос, причиняющий такую боль, говорящий тебе: «Искры», — уже над Нью-Йорком. Справился я здесь с заданием? В подзорную трубу вы можете увидеть наш затертый фильм, тусклый, дрожащий, далекий: закрыл ящик бюро, поблекшая сепиевая улыбка со старого календаря, падающие листья, солнечный холод на худом мальчишке с веснушками уже сложены в старой подшивке и выстроились для последнего парада… времена затерялись или сбились с пути, длинное безлюдное кладбище с просроченной закладной… замирающий шорох задворками к Рыночной улице, демонстрируются все виды мастурбации и самопоругания… особенно пригодится юным мальчикам…
серебристая бумага на ветру, ветер и пыль далеких двадцатых, Он смотрел на что-то очень давно, там, где напротив старого кладбища некогда была лавка букиниста…
«Мертвая юная плоть в заношенном нижнем белье торгует сексуальными словами для магнетического Закона 334… Значит, простая лепта свое отслужила, сэр, от железного повторения… Задница и гениталии испытывают зуд в суходрочке 1929 года, означающей разорванные крылья Икара… Система контроля, вытесненная из половины тела, нашептывает кожные инструкции памяти тающего льда… область Испании… впереди каналы, яркие и отчетливые… Линия тела, подогнанная под чужое нижнее белье, а Кики выходит вперед на пожелтевшем фото… печальный образ, запыленный панамской ночью…
