Сергей Шведов - Гадь Городу, Мсти Народу
Обзор книги Сергей Шведов - Гадь Городу, Мсти Народу
Сергей ШВЕДОВ
ГАДЬ ГОРОДУ, МСТИ НАРОДУ
Рассказ
1
Самый старый и седой участковый Долбаненко ничем не отличался от своих молодых сослуживцев. Пусть даже марксистские мантры вроде «бытие определяет сознание», как и производные от них «битие определяет сознание» и «питие определяет сознание», давно не слетают с уст современных идеологов, но природу человеческую не переделаешь. Если живём в царстве бизнеса, то деловую хватку и экономическую эффективность должен проявлять каждый. Это не значит, что участковый должен сам торговать кружевными женскими трусами, а половину выручки сдавать в местное управление внутренних дел. Но он должен создавать комфортные условия для бизнесмена, снимающего жилую квартиру под склад контрафактного женского белья.
Или проявлять чудеса словотворчества в отписках на жалобы жильцов, у которых аллергия на синтетические душистые вещества, летящие по системе вентиляции из квартиры, где устроена подпольная парфюмерная фабрика. И, боже упаси, не сделать промашку в отмазке жалобщикам на соседей из квартир, где круглосуточно делают гарантийный ремонт продукции местных индустриальных гигантов. Иначе ты подорвёшь конкурентоспособность отечественной индустрии по производству холодильников, стиральных машин и автопосудомоек.
Подпольные надомники позволяют местной промышленности выдержать конкуренцию с Китаем за счёт копеечной оплаты алкашне, изгнанной с производства, и разницы между оплатой за воду, электричество и промплощади для физ– и юрлиц. Теперь вам понятно, как в наше время трудно быть участковым.
Легче голову под пулю грабителя подставить, чем составить правильные отписки «граждАнам», которые якобы не могут заснуть от шума электроинструментов в соседней квартире, где налажено подпольное производство. Не словчишь — не получишь свой процент прибыли от начальства, а то и премии лишишься. А хуже всего звонок из правительства генпрокурору — чо там у тебя, лошара, участковая служба законность не соблюдает, опер не умеет ловко крышануть бордель для госслужащих высшего ранга, который вычислили въедливые старушенции и накатали телегу в администрацию президента. Ты смотри зорче, государево око!
Бордель перенесли в другой район, он перестал приносить прибыль прежнему райисполкому. И участковый снова в пролёте по деньгам — низкая финансовая эффективность службы, предпринимательская струнка у опера не настроена на нужный лад, не попадает в тон либеральной экономики.
Это у пенса, бывшего советского участкового, была не жизнь, а малина. Никто его крышевать подпольный бизнес не заставлял. Наоборот, дрючили за каждую подпольную автомастерскую в «диком» гараже. Не служба, а так, одна мелочёвка. Гоняй себе молодых мамаш, чтобы пелёнки «подписанные» на балкон сушить не вывешивали, если окна выходят на правительственную магистраль. А то ведь его высокопревосходительству послу Габона или Сенегала они могут отбить аппетит перед официальным обедом с президентом.
Или болтай себе полдня на лавочке с бабками — самый обширный источник информации, куда там современным интернет–журналюгам до них. Сразу выложат, кто с кем блудит, кто что и сколько пьёт, где гонят самогонку и кто разведёнке из тридцать четвёртой квартиры фингал под глаз поставил. Или с мужиками за столиками во дворе с домино сиди себе хоть до самого вечера. Те после литрухи пива на лавочке (тогда не запрещали) наперебой навалят столько информации о потенциальных сидельцах под шконкой, что остаётся только отчёты писать.
И вот сегодня участковому Долбаненке предстояла давно забытая им из–за настроя на экономическую эффективность простая «работа с граждАнами», да ещё какими — дедом мужа сестры. Орденоносцем, героем–подпольщиком, партизаном, солдатом Победы. Тут бы и советский участковый в обтерханном мундирчике с копеечной зарплаткой не справился, не то что современный полицмент в элегантной форменной одежде и с приличным денежным содержанием. Разговорить «по душам» с гражданином с безупречной репутацией это тебе не карманника на бабки посадить без заносу «отката» в управление внутренних дел.
2
Этот старый бревенчатый дом с приколоченной красной звездой к стене («тут живёт ветеран войны») оставался последним в частном секторе, остальные уже снесли под новый микрорайон Пионерский, где архитекторы и краеведы отстояли памятник пионерам–героям, внеся его в реестр культурных ценностей столицы. Полицментовский пост у памятника уже убрали, потому что за последние полгода никто из национально озабоченных свидомитов и поляковатых «эуропитеков» не пострадал от рук кровожадных краеведов и совковых пенсов, готовых разорвать в клочья скромного и деликатного либерала за снос примитивной памятной доски князю Суворову, графу Муравьеву или Паскевичу.
Даже крёстные ходы бабушек католичек не помогли — небеса не разверзлись, молния не ударила и не расплавила бронзовых пионеров–безбожников. И будущий микрорайон всё–таки назвали Пионерским как бы в издевательство над памятью жертв, принесённых на алтарь национальной свидомости и незалежности. Лидеры всех трех польских национально–освободительных восстаний от Костюшки до Калиновского от горя в гробу перевернулись.
* * *Участковый в бушлате по–медвежьи неуклюже завалился в раскрытую дверь.
— Можно?
В наше время участковый — редкий гость не только на дому, но даже и во дворе. Как они попадали к себе в опорный пункт охраны общественного порядка, никому неведомо. Наверное, в полиции была известна тайна нуль–транспортировки в пространстве. И ещё многое из потусторонней эзотерики, сочетавшей несочетаемое.
Например, удивительно гармоничный архитектурный комплекс в одном здании, где удачно сочетались опорный пункт охраны общественного порядка с окнами за решётками, ломбард, зал игральных автоматов, казино и ночной ресторан с нумерами. Страсть правоохранителей к решёткам объясняется просто. Зря мы думаем, что полиция только о том и мечтает, как бы упрятать гражданина за решётку. Решётка, в преставлении полицмента, неотъемлемая составляющая комфорта для душевного спокойствия. Сажая вас в «обезьянник», человек при погонах прежде всего забоится о вашем душевном благополучии, как он его сам понимает. И вообще полицмент — фигура почти мистическая.
Встреча с участковым у подъезда навек бы запомнилась, как если бы гражданин столкнулся нос к носу с чернокожим воином из африканского Сахеля в боевой раскраске с кольцами в носу и ушах. Длинное копье, плетёный из тростника щит, бубенчики на щиколотках, чтобы издалека вогнать врага в трепет врага, — такого не забудешь и долго будешь вздрагивать, увидев во сне.
Но в этом доме на пустыре участкового Долбаненки не могли принять за диковинное видение из параллельного мира. Тут жила его сестра с мужем и дедом мужа. Для «работы с населением» Долбаненко старательно выбрал время, когда младших детей, сестры и шуряка не будет дома.
— Дед Слава! Можно войти?
— Не Слава, а Чеслав! Честь и слава, неужто трудно запомнить моё имя?
— Слава–то про вас пойдёт. Только вот чести лишитесь начисто. Вы здоровье берегите. Оно вам пригодится в лагерном бараке. Я вам как раз лекарство принёс. По дороге к вам встретил докторшу. Она патронирует вас как ветерана и героя войны. Дала мне рецепты на ваши лекарства. Я их отоварил в соседней аптеке.
— Отравить меня всё хочет, злыдня жидовская. Я все её лекарства в сортир выбрасываю.
— А зря! Это успокоительное средство. Нервы надо беречь, если нечистая совесть покоя не даёт.
Долбаненко сел за стол и вытащил пачку фотографий.
— Я специально выбрал время, чтобы переговорить с глазу на глаз. Правнуки в школе?
— Где ж им быть?
Участковый разложил фото на столе.
— Полюбуйтесь, дедуся! Это нам выдали ориентировки для поиска злостного вандала… Распечатки с камер видеонаблюдения… Вот вандал громит стеклянную остановку общественного транспорта… Вот из его руки летит булыжник в витрину магазина… Силушка у вандала недюжинная — стоянку для велосипедов у супермаркета чуть ли не узлом связал.
