Дмитрий Санин - Оранжевое небо
Обзор книги Дмитрий Санин - Оранжевое небо
Виталий Каплан
ЗВЕЗДОЮ УЧАХУСЯ
1
Метель кончилась, мутные бурые облака разошлись, сползли к горизонту, освободив пронзительно-чёрное, усыпанное льдинками звёзд небо. В лучах фонарей, точно обрывки ёлочной мишуры, посверкивал свежевыпавший снег. Конечно, это ненадолго, скоро опять вернётся слякоть, снег скукожится, расползётся серой кашей, — но пока что морозец набирал обороты. Михаил Николаевич поёжился в своей тоненькой, «на рыбьем меху», куртке. Твердила же Марина — надевай дублёнку, простынешь. Но в тяжёлую дублёнку не хотелось. Про себя он называл её «скафандром» и всячески старался оттянуть неизбежное.
Надо было торопиться. Хоть транспорт и ходит в эту ночь до двух, но и служба-то, оказывается, затянулась. Михаил Николаевич этого не заметил рождественская утреня, как и в прошлые годы, выдёргивала душу из привычного потока времени, и всё становилось иным — ярким, солнечным. Точно прошлись влажной тряпкой, вытерли накопившуюся пыль. Даже травой запахло, хотя откуда здесь летняя трава? Вот хвоя — другое дело, перед иконостасом стояли невысокие, затейливо украшенные ёлочки, да пол в храме был выстелен тёмно-зелёными ветками. Но почему-то вместо положенных «мандарина, корицы и яблок» грезилось что-то июльское, горячее, пронзительно-настоящее. А что именно — он понять не мог.
И лишь после причастия, после отпуста, после целования креста, пообщавшись с многочисленными знакомыми, Михаил Николаевич кинул взгляд на часы. Ну надо же! Без четверти два! Еле-еле домчаться до метро. Это если в хорошем темпе. А если опять напомнит о себе сердце? А что делать? Обещал же он Марине. Ведь так и не ляжет, бедная.
На занесённой свежим снегом улице было безлюдно. Лишь редкие цепочки следов тянулись вперёд, в сторону площади, где метро и автобусы. Видимо, наиболее практичные прихожане, рассчитав время, ушли сразу после отпуста. А другие живут рядом, в пределах пешей ходьбы.
И ещё здесь было удивительно тихо. Конечно, где-то далеко, со стороны проспекта, слышалось что-то машинное, но как бы и не всерьёз. И ветер, хищно завывавший вечером, теперь увял. Лишь снег скрипел под подошвами, предвещая хоть и недолгие, но всё же настоящие морозы.
Конечно, он опоздал. В два часа едва-едва лишь проявились огни площади. Там горела малиновым пламенем буква «М» — большая и бесполезная. Не мог столичный мэр расщедриться хотя бы до половины третьего? А, чего уж теперь!
Вернуться обратно в храм? Тоже вариант. Просидеть в тепле до утра, даже чаю горячего выпить. Но Марина… Самое скверное, что и не позвонить, дома телефон вторые сутки молчит. А ремонтников дождёшься… Как потянулись с католического Рождества пьяные недели, так и продлятся до старого Нового Года. Давно надо было купить ей мобильный. Но казалось — зачем? Есть же городской номер, почти бесплатный. Тем более, она уже никуда и не выходит.
А теперь что ж, кусай локти. Вот тебе и праздничное настроение! Ведь изведётся же вся…
Оставалось одно — идти пешком. Путь, конечно, неблизкий, часа полтора займёт, а то и больше… Но в любом случае он сэкономит как минимум пару часов. Два часа её нервов, глотания таблеток, скачков давления. Может, она всё-таки хоть немного поспит? Увы, он слишком хорошо знал свою жену.
Ну да ничего, Господь не оставит. Тем более, в такую ночь. Рождество же! Мысленно произнеся молитву о болящих, и другую — о путешествующих, Михаил Николаевич неспешно двинулся вперёд. Бежать незачем, силы надо экономить. Да и мороз в случае чего сам подгонит, заставит шевелиться. Вон уже и уши начинает пощипывать.
2
— Слышь, Костыль, тормозни! — распорядился с заднего сидения Репей. Давай лоха подберём. Замёрзнет, жалко.
Костыль недовольно обернулся. После коньяка Репья порой тянуло на благородные глупости. Особенно после хорошего коньяка. У Мумрика был хороший, Мумрик дерьма не держит. Костыль заценил, пускай и совсем смальца. Всё-таки не любил он бухим садиться за руль. Мало ли… От ментов, положим, соткой отмажешься, но ведь и конкретно впилиться можно. Вон как Зубной в прошлом году. Правильный пацан был Зубной. Земля ему пухом. «Его пример другим наука», выползла из глубины мозгов школьная строчка. Костыль поморщился. Он не любил вспоминать школу. Не самое лучшее было время.
Ничего, вот завалятся они на три дня к Репью на дачу, и там уж он оторвётся по полной. Бурый девочек подвезёт, с хавкой и бухаловом у Репья всегда порядок. Будет что вспомнить.
— Репей, да нафиг нам этот бомжара? — кисло поинтересовался Шуряк. Он нам весь салон завоняет.
Шуряка тоже развезло, но совсем в другую сторону, нежели бригадира. Если Репей рвался причинять добро, то Шуряк, напротив, обижался на весь мир и искал, на ком сорваться. Находилось не всегда, и положение спасали только девки. Если были под рукой.
— Непохож он на бомжару, — возразил Репей. — Типичный лох. Глянь, чистый, бритый. Очкарик. Доцент, небось.
— Доцентов давить! — твёрдо заявил Шуряк. Он не простил академическому миру, что его выперли со второго курса. Хотя, подумал вдруг Костыль, может, ему и повезло. Ну ладно, ну два года в кирзачах, зато жизнь понял, и вписался потом в неё, в жизнь. А иначе бы чего? Сидел бы за компом, программки ваял, глаза портил. И за сколько? Двести, триста? Детский сад, штаны на лямках.
Впрочем, сейчас Костыль был солидарен с Шуряком. Подбирать мужика незачем. Пускай топает по своим мужичьим делам и держится подальше от серьёзных людей. Однако Репей, которого повело на добро, настаивал, а с бригадиром лучше не заводиться. Костыль знал, что у того шарики порой могут зацепиться за ролики, и тогда случается всякое. Ладно, пёс с ним.
Он притормозил джип в двух метрах впереди от скучного дядьки. Тут же Репей распахнул дверцу и призывно замахал руками:
— Слышь, отец, тебе далеко топать?
Дядька обернулся. Репей был прав — на бомжа тот не походил. Прикид, конечно, смешной и явно не новый. Но не воняет. Или так по морозу кажется?
— До Преображенки, — струйки пара вылетали из мужика вместе со словами. — А что?
— Далёкий путь, — усмехнулся Репей. — Ладно, залазь, подбросим. Как раз и по пути.
Мужик на какое-то время задумался — то ли не верил в нежданное счастье, то ли струхнул. Что там за очками делалось, Костыль не видел. А потом, решившись, лох потянул на себя дверцу и полез на заднее сидение. Здесь, в тепле, окуляры у него вмиг запотели, и на какое-то время он потерял ориентацию.
— Поудобнее устраивайся, — добродушно прогудел Репей. — На всю задницу. Давай, Костыль, двигай.
Тот с готовностью вдавил педаль, и чёрная морозная тьма, расцвеченная случайными огоньками, потекла мимо них. Да, повезло мужику, что дача у Репья по Ярославке. Крюк бы уж точно делать не стали. Ради какого-то лоха…
— Издалека топаешь? — поинтересовался Репей. Шуряк, вынужденный перебраться на переднее сидение, мрачно смотрел вниз. Чувствовалось, что нехорошо ему. Не блеванул бы, опасливо подумал Костыль. Как-то он уж очень быстро наклюкался…
— Да вот, после ночной службы домой иду, — отозвался мужик, малость согревшись в жарком салоне.
— И что ж у тебя за служба такая? — прищурился Репей. Костыль видел его ухмылку в зеркальце заднего обзора. — Типа и опасна, и трудна?
— Ну как… — мужик, похоже, удивился. — Церковная служба. Рождество ведь Христово сегодня. Кстати, с праздником.
— Взаимно, — отозвался Репей. — Мы вон тоже отмечаем. Великий, типа, праздник. На, прими! — Он достал плоскую серебристую фляжку и протянул гостю. — Давай, за Рождество!
Мужик как-то не обрадовался.
— Спасибо, — вздохнул он, — но нельзя мне. Язва, к сожалению. Три месяца только после операции.
— Ну, как знаешь, — хмыкнул Репей. Сам он налил себе из фляжки в длинный, почти в рюмку вместимостью колпачок и лихо дёрнул. — Перцовая, блин! Высший класс. Ты, дядя, мимо своего счастья пролетел.
Мужик дипломатично промолчал.
— А ты вон, значит, шибко в Бога веришь? — Репья тянуло на дебаты.
— Ну, как сказать… Верую, конечно, но мог бы и сильнее верить, глубже. Увы, грешен.
— Ой, ну уж так прямо и грешен? — хохотнул Репей. — Скольких порезал? А баб много завалил? Ну вон то-то. Тебя Бог должен по шёрстке гладить, ты ж примерный…
— Да какой я примерный, — тоскливо протянул мужик. Костыль как-то сразу понял, что тому очень не хотелось лезть в базары с Репьем. — Ничуть не лучше прочих… Много всякой мути во мне. Удивляюсь, как это Господь всё мне прощает?
— А он у них добренький, — подал вдруг голос Шуряк. — Он у них свечки любит. Они ему свечку, денюжку в копилку, он им дело и закроет. Типа как Сан Палыч.
Репей недовольно хмыкнул, и вновь Костыль уловил его настроение. Не стоило светить при лохе Сан Палыча. Конечно, откуда тому знать имя… но мало ли… А вдруг он именно там, в прокуратуре, и пашет? Младшим подметальщиком?
