Александр Абердин - Летящие по струнам - скользящие по граням
Обзор книги Александр Абердин - Летящие по струнам - скользящие по граням
Абердин Александр.
Летящие по струнам - скользящие по граням.
Часть 1
Вирджсёрфер не по своей воле
Глава 1
Гравитационный штор
Секретарь военного трибунала с каменным лицом объявил:
- Подсудимые, встаньте для вынесения приговора.
Вот уж никогда бы не подумал, что мне доведётся однажды услышать такие слова, и не одному, а вместе со всей своей командой. С гнетущим чувством, уже не надеясь на лучшее, я встал, стараясь сохранять спокойствие и выдержку. Вслед за мной встали ещё пять человек из моей команды. Двое встать не смогли, так как находились в специальных инвалидных колясках, да, и вообще от них мало что осталось, лишь их головы и одна рука Малыша Джонни, высовывались из белого, пластикового коконов нанохирургов. В одном чуть ли не заново выращивалось большое и сильное тело моего первого помощника Джона Малеле. Девятый член моей команды, Игорь Северов, и вовсе сейчас находился на грани жизни и смерти, и я мысленно смирился с тем, что мы потеряли его навсегда. От этого мне было особенно больно, а ещё от того, что нам вот-вот должны вынести приговор. Председатель суда военного трибунала базы военно-космических сил Земли на Плутоне вышел из совещательной комнаты вместе с двумя другими судьями. Лица всех троих тоже были сумрачными и не предвещали ничего хорошего моей команде космолётчиков и лично мне, космос-майору Матвею Бунчуку. Председатель суда, космос-генерал Браун, одетый в белоснежный парадный мундир, точно такой же космолётчик, как и мы все, был краток:
- Господа офицеры, суд военного трибунала признал вас виновными в произошедшем кораблекрушении и приговаривает...
Приговор был довольно длинным и я выслушал его со странным чувством чего-то ирреального. В нём всё было перевёрнуто с ног на голову. То, что мы фактически ценой гибели прекрасного парня и отличного специалиста спасли грузопассажирский космический корабль среднего тоннажа, было подано, как банальное кораблекрушение. То, что мы столкнулись не с каким-то там внезапно возникшим гравитационным штормом, а с мощным, гравитационно-инверсионным следом, оставшимся после прохода у нас прямо по курсу тяжелого, а то и вовсе сверхтяжелого грузовоза, было объявлено моей преступной халатностью. Однако, самое обидное заключалось в том, что нам всем, включая Малыша Джонни и Милашку Кэтти, получивших тяжелейшие травмы, вменялась в вину гибель восемнадцати космолётчиков, которые в результате их умелых, своевременных и самоотверженных действий были как раз спасены и сейчас просто пребывали в коме, а это вовсе не то же самое, что и смерть.
Дик Браун по ходу дела перечислил целую кучу нелепиц и попросту нёс немыслимую ахинею, обвиняя нас в преступной халатности, некомпетентности и всех прочих смертных грехах, недопустимых для космолётчиков летящих по гравитационной струне. На голубом глазу он нёс такую околесицу, что мне даже стало стыдно за этого прекрасного пилота-финишера. В зале суда почти никого, кроме военного прокурора, двух инженеров-гравитационщиков и ещё трёх гражданских, к тому же наземников, которые сосредоточенно кивали головами выслушиваю всю ту чушь, которую говорил наш товарищ, не было. Что-то здесь явно было не так. Либо военное командование скрывало какие-то свои собственные просчёты, либо тот кретин-диспетчер, который направил здоровенный грузовик нам наперерез, имел высокопоставленных покровителей, либо таким образом покрывалось какое-то преступление наземников. В любом случае на мою команду было решено повесить всех собак, хотя ничего страшного кроме того, что мой друг и однокурсник Гарик Северов мог умереть в любую минуту, не произошло. Подумаешь, потрепало гравитационным штормом какое-то старое корыто. Не смотря на это приговор был крайне жестоким - три пожизненных мне, два пожизненных Малышу Джонни, по пожизненному сроку всем остальным, присутствующим в зале, и десть лет каторги Гарику. Ну, вдобавок ко всему нас всех лишили воинских званий, которые нам были нужны, как собаке пятая нога, и наград.
Последнее потрясло меня больше всего. Дать десять лет каторги умирающему парню, нашему главному энергетику, практически сгоревшему заживо в СВЧ-зоне термоядерного реактора, сумевшему ценой полного разрушения десяти ремонтных роботов и своей жизни отремонтировавшему реактор и спасшему нас всех, прозвучало настоящим кощунством. По сравнению с этим меркло даже то, что первые пятнадцать лет срока нам придётся отсидеть в камерах одиночного заключения, а сам приговор был окончательным и не подлежащим обжалованию. Более чудовищного, несправедливого и жестокого приговора наверное не выносилось ещё никому из военных на Земле за всю её историю. Нас попросту решили сгноить заживо. Причём в марсианской тюрьме строгого режима для наземников, по сути дела в аду. Гарри Бёрд, секретарь суда, услышав этот приговор побледнел, как мел, и на его лбу выступили крупные капли пота. Мой второй пилот, красавица и умница Лиззи Мак-Кинли, негромко проворчала:
- Ни хрена себе ребята дают небесам просраться.
Дик Браун по прозвищу Удача в завершении сказал:
- Господа, за все ваши тягчайшие преступления суд лишает вас последнего слова, но оно дается вашему бывшему командиру, да, и то лишь в том случае, если он не станет злоупотреблять нашим терпением. Мэт, ты можешь высказаться.
Честно говоря, после всего услышанного здесь и сейчас мне не хотелось выступать, но я всё же встал, оправил на себе оранжевую арестантскую пластиковую робу и негромко сказал:
- Дик, ты сошел с ума. Ты хоть представляешь себе, что произойдёт, когда гравилётчики узнают об этому судилище? А они ведь узнают об этом, Дик. Кто-нибудь обязательно расскажет, почему Счастливчик Мэт, Который Всегда Возвращается, на этот раз не вернулся из рейса вместе со всей своей командой «Синяя птица» в то время, когда «Карфаген» успешно долетел до Луны и встал на разгрузку пусть малость потрёпанный и без десяти ремонтных роботов, из холодных казарм вышли все остальные двенадцать команд, состоящих сплошь из одних сосунков, а две команды, пристрастившихся к вирджсёрфингу, сняли с борта в медицинских коконах. Ну, а когда космолётчики это узнают, то они ведь могут и сказать наземникам: - «Вот что, ребята, если вас Счастливчик Мэт со своими ювелирами не устраивает, то занимайте-ка вы сами места в креслах пилотов и других специалистов-финишеров, а мы выйдем в отставку.
Космос-генерал Браун малость изменился в лице, а попросту покраснел, и с обидой в голосе выкрикнул:
- Ты зарываешься, Счастливчик!
Молча махнув рукой я сел на металлическую скамью подсудимых и тихо сказал своим друзьям:
- Прощайте, ребята. Думаю, что мы больше никогда не увидимся. Марсианская тюрьма большая, а собранные вместе, мы будем представлять из себя для них слишком большую и явную угрозу. Простите Мэта, Который Всегда Возвращается, что на этот раз он не довёл вас до порта прибытия. Мне очень жаль.
Мои друзья стали торопливо прощаться со мной, так как в ту стальную клетку, в которой нас держали во время суда, въехали роботы-надзиратели и принялись упаковывать нас в транспортировочные кресла-каталки, а с роботами лучше не спорить. У меня ещё оставалась надежда, что командование военного космофлота, на котором лежали все космические перевозки в колонии и обратно, решило просто пустить пыль в глаза наземникам и устроило весь этот фарс. Увы, не тут-то было. Меня прямо из зала суда доставили в корабельную одиночную камеру и через полчаса космический корабль, специально построенный для перевозки особо тяжких преступников, стартовал. По нескольким десяткам едва заметных примет я понял, что нас везут на Марс, в самую страшную из всех тюрем всего Земного Союза, откуда невозможно бежать и откуда не возвращаются. Это был рейс в один конец. Через сорок три часа космический воронок совершил посадку на Марсе где-то в районе полюса, о чём мне сказало моё внутреннее чутьё на гравитационное поле и ещё через два часа я оказался в стальной камере размером три на четыре метра.
Было примерно восемь часов утра, когда пятого февраля две тысячи триста пятьдесят седьмого года я, Матвей Иванович Бунчук, родившийся двенадцатого января две тысячи сто шестого года, начал отбывать три пожизненных срока за то преступление, которого не совершал и которого вообще не было. Камера мне досталась точно такая же, как и на Плутоне - четыре тускло серые стальные стены, откидная койка, стол с пустой полкой над ним, приделанный к тёмно-зелёному стальному полу стул, душ, умывальник с зеркалом над ним, унитаз из нержавейки и шкафчик для тюремной одежды. Из вещей у меня с собой не было ничего, даже носового платка и я думаю, что не скоро появятся. Официально считается, что мне двести пятьдесят один год, но это не совсем так. В две тысячи сто тридцать первом, закончив космическую академию ВКС Земли, я стал пилотом космического гравилёта и с той поры практически живу в космосе. За это время я провёл на поверхности Земли едва ли пять лет в общей сложности. У меня есть сын-наземник и бывшая жена, возможно внуки и правнуки, а может быть они уже давно живут в какой-нибудь колонии. Мне, во всяком случае, об этом неизвестно.
