Евгений Лукин - Андроиды срама не имут
Обзор книги Евгений Лукин - Андроиды срама не имут
Евгений Лукин
Андроиды срама не имут
Глава 1. Карина
Не следовало мне, конечно, покидать свое логово до сумерек, но, как говорится, дураком родился — дураком помрешь. Понадеялся, что никто не узнает в грязноватом небритом бродяжке Володьку Турухина. Можно подумать, только у них и забот, что шастать по окраинам и всматриваться: не Володька ли это бредет Турухин, обувший нас на… Кстати, на сколько? Мне ведь теперь, как мертвому, все равно. Вешай на меня хоть миллион, хоть миллиард…
Кроме того, неизвестно еще, кто опаснее: Толиковы кредиторы или Врангель с его перочинным ножиком, которым он мне обещал перепилить ночью горло, если, еще раз увидит в подвале. Возможно, брал на испуг. А возможно, и нет — он же псих. Чуть выпьет — принимается орать о чести белого офицерства. Белогвардеец! Лебединый стан… Мочой разит за версту. Последнюю ночь заснуть я так и не смог. При мысли, что этот ублюдок подкрадется и в самом деле зарежет, становилось противно и страшно.
Даже бомжа из меня порядочного не вышло. Интересно, как называется следующая степень падения? Покойник? Да, видимо.
Кстати, чем не выход? Лечь на асфальт и помереть. И никаких тебе проблем… Только ведь не помрешь. Дурак-то ты дурак, а со здоровьем все в порядке. Как и свойственно большинству дураков. Иначе не пережить бы нам с тобой, Володька, этих полутора недель марта, больше похожего на февраль.
Господи, мысленно скулил я, бредя по вымощенному новенькой плиткой тротуару, ну что мне стоило тогда сказать твердое нет? Не поеду! Ничего никому передавать не буду! Задолжал — сам и возвращай! Крепко, видать, запутался шурин, если свояка пришлось подставить… На стене дома бросала вызов неизвестно кому художественно выполненная надпись: «Я тоже робот». И ты тоже, да?..
Надпись расплылась, и я обнаружил, что глаза у меня на мокром месте. Очень было жаль себя. А тут еще апрель. На каштанах покачиваются какие-то светло-зеленые кочанчики: то ли почки, то ли будущие свечки. Теплынь. Заскорузлое чужое пальтишко и вязаную лыжную шапочку (теплую куртку с капюшоном у меня увели на третий день) я сбросил на урну в скверике. Поступок сумасшедшего человека. Ночью пожалею, но будет поздно.
Выбравшись на проспект, чего тоже, видимо, делать не следовало, и пройдя уже квартала два, обратил внимание, что вровень со мной, не обгоняя и не отставая, движется черная легковая машина с темными зеркальными стеклами. Марка… А черт ее разберет! Какая-нибудь иностранная. Ничего в них не понимаю и вообще ненавижу. Не зря же пишут, что в авариях больше гибнет людей, чем от бомбежек. Да и положено мне их ненавидеть — в силу своего нынешнего социального статуса.
От греха подальше свернул в переулок. Машина свернула следом. Остановился. Машина тоже остановилась — глянцевая, слепая, неотвратимая, как судьба.
Так… — беспомощно подумалось мне.
Мыслей об избавительнице-смерти будто и не бывало. Нестерпимо захотелось жить. А бежать некуда. Ни подъезда нигде, ни арки.
Слабенько теплилась одна-единственная надежда, что это все-таки совпадение. Задействовать ради моей скромной персоны столь крутую тачку? Куда логичнее было прислать обшарпанную колымагу с двумя мордоворотами и багажником потеснее…
Минутку! А откуда бы они узнали, где я сейчас нахожусь? Об этом даже Танька не знает!
Да, тогда все увязывается. Ехали по своим делам — и вдруг, глядь, ковыляет по тротуару тот самый поганец. Как кстати!
Тем временем боковое стекло чуть приспустилось — ровно настолько, чтобы я мог услышать приказ.
— Садитесь, — прозвучало оттуда.
Обращались ко мне. Больше не к кому. До ближайшего прохожего — шагов двадцать… Но почему на «вы»? Издеваются?..
Вот и все. Вот и кончилась твоя извилистая, бессмысленная жизнь, милый мой и единственный Володенька Турухин.
Обреченно поплелся к задней дверце. Ну и как теперь со мной поступят? Взять с меня нечего… Продадут в рабство? Расчленят на органы? Забьют до смерти колами? Нет. Колами — дурной тон… Бейсбольными битами.
Не сразу разобравшись с хитро устроенной ручкой, точнее с ее отсутствием, открыл, со страхом заглянул внутрь — и ничего не понял. За рулем восседала незнакомая надменная дама, а больше никого в салоне не было.
— Добрый день, — произнесла она звучным контральто, причем слово «день» отдалось подобно удару колокола.
— Д-добрый… — с запинкой отозвался я.
— Сядьте и закройте дверцу.
Наверное, следовало кинуться наутек. До первой подворотни, а дальше ищи-свищи. Но я подчинился. Опять. Как всегда. Опасливо, бочком (еще испачкаешь, не дай бог) устроился на краешке заднего сиденья, послушно закрыл дверцу, и навороченная тачка тронулась. За тонированными стеклами поплыл смуглый апрель.
— Простите… — просипел я.
— За что? — равнодушно осведомилась автовладелица.
— Н-ну… — Я замолчал.
А не сошел ли я, братцы мои, с ума? Кстати, весьма правдоподобное объяснение. Неуравновешенная психика, стрессовая ситуация — вот и вообразил себе миллионершу, влюбившуюся с первого взгляда в прохожего люмпен-пролетария. В зеркальце отражалось ее брюзгливое холеное лицо. Холодноглазое, поджатогубое. Мог бы и кого посимпатичнее вообразить, помоложе…
— Представьтесь, будьте добры, — сказала она.
— Турухин Владимир Сергеевич, — хрипло отрапортовал я. Как на допросе. Потом ужаснулся: ну не придурок ли? Мог бы ведь и по-другому назваться…
— Паспорт при вас?
— Вот… — Терять уже было нечего. Достал сложенный вчетверо пластиковый пакет. Зачем-то извлек документ, открыл, протянул.
— Нет, пока оставьте у себя, — благосклонно разрешила она, бросив быстрый взгляд на фотографию. — Чем занимаетесь, Владимир Сергеевич?
Я отважился на горькую ухмылку.
— Бомжую…
— Давно?
— Вторую неделю…
— Что-то вы легко одеты для бомжа, — заметила она. — Ни куртейки, ни пальтеца…
Ишь, как чешет! «Куртейки», «пальтеца»… С этакой, знаете, барственной снисходительностью.
— Было пальто, — нехотя признался я. — В парке оставил…
— Такое пальто, что даже уже и не грело?
— Грело… Грязное просто, рваное… Ну и оставил.
— Любопытно. А в бомжи-то вы как угодили, Владимир Сергеевич?
— Подставили…
— Каким образом?
— Н-ну… — Я несколько растерялся. — Брат жены попросил отвезти долг…
— По-родственному?
— Д-да… По-моему, он с ними просто боялся встречаться…
Меня самого удивляло, с какой откровенностью я все это ей выкладываю. В подвале-то молчал… Как же тебя, Володенька, оказывается, легко расколоть! Одна роскошная тачка, одна интеллигентная дама, один вежливый, сочувственно заданный вопрос — и ты уже растаял.
— Отважный вы человек…
— Нет, — сказал я. — Не отважный. Я их тоже испугался, как увидел…
— Та-ак… Дальше?..
— Вскрыли они пакет, а там то ли мало денег было, то ли вообще не было… Стали угрожать. Ну и я, словом… убежал…
— Сразу в бомжи?
— Н-нет… Сначала к Таньке.
— Танька — это жена?
— Да…
— Почему не к друзьям?
Ничего себе вопросец! Я запнулся. Почему не к друзьям?.. Да, наверное, по причине отсутствия таковых…
— Понятно, — сказала дама. — И что жена?
— В истерике. Оказывается, Толик… Ну, шурин… Словом, он ей позвонил и сказал, что это я его подставил…
— Вы — его?
— Да.
— И как он все это потом объяснил?
— Никак. Потом он исчез. По-моему, даже раньше меня…
— Почему не обратились в полицию?
— Они сказали, что у них в полиции все схвачено…
Я говорил, а сам пытался уразуметь, куда же это мы, собственно, едем. Такое впечатление, что никуда: чертили неторопливые причудивые петли вокруг бывшего заводского дворца культуры — ныне Дома юстиции.
— Расскажите о себе подробнее…
— Зачем?
Ответа не последовало. Делать нечего, облизнул губы и снова принялся излагать. С пятого на десятое. Выпускник педуниверситета. По специальности не работал. Сначала в одном офисе прозябал, потом в другом, в третьем. Пока не угодил в дурацкую эту историю.
— Кому задолжал ваш шурин?
— Не знаю. С виду быки какие-то. Криминалитет…
— Долг большой?
— Н-ну… тысяч триста… — сказанул я наугад.
Сумма была воспринята с полным безразличием. Возможно, показалась смехотворно малой.
— Курите?
— Н-нет, спасибо…
— Курили?
— Да, но… бросил. Года два назад. А к чему все это?
Такое впечатление, что вопроса моего она не расслышала.
— И жена вас не ищет?
— Вряд ли. Брата, может быть, ищет… Он у них в семье младший. Любимчик… Тем более с Танькой мы в разводе…
Высоко нарисованная бровь (я видел это в зеркальце) дрогнула. Впервые. Кажется, дама была слегка позабавлена моим ответом.
