Макс Фрай - Вселенная Ехо. Том 2
Пока Хэхэльф читал отеческие напутствия своей команде, я решил побродить по берегу. Уж очень мне понравился разноцветный песок Хоя, феерическая смесь синих, желтых, красных, белых и черных крупинок, и невысокая светло-зеленая трава, и густые заросли кустов с мелкими черными листьями и аппетитными розовыми ягодами размером с крупный мандарин и такими же круглыми.
В тот миг, когда мои ноги коснулись земли, из кустов выскочило несколько зверьков, чей облик мог озадачить кого угодно. Представьте себе мохнатых крокодильчиков размером с крупного бассета, с маленькими острыми ушками, блестящими бусинками молочно-белых глаз и темпераментом итальянской комедийной актрисы. Они издавали громкие звуки, похожие на собачий лай, и яростно мотали коротенькими, но мощными хвостиками – мне показалось, вполне дружелюбно.
– Собачки! – восторженно сказал я. – Какие собачки! Идите сюда, мои хорошие!
Услышав мой голос, мохнатые «крокодильчики» слегка растерялись и даже притормозили – взяли дополнительную минуту на размышление. Потом они неторопливо подошли поближе и испытующе уставились на меня круглыми светлыми глазами.
– Собачки! – ласково повторил я. – Такие хорошие собачки…
Осторожно, чтобы не испугать зверьков, я протянул руку к тому, кто оказался ближе всех, и нежно потрепал мохнатую холку. «Собачка» коротко рявкнула, подошла поближе, чтобы мне было удобнее ее гладить, и зажмурилась от удовольствия.
Когда Хэхэльф сошел с корабля, я сидел на песке в окружении шести новых приятелей. К этому моменту все «собачки» валялись на спинках и тихо поскуливали от удовольствия, а я снисходительно почесывал поджарые животики, покрытие коротким жестким мехом.
– Ну ты даешь, Ронхул! – изумился Хэхэльф. – Как тебя чару[72] к себе подпустили?
– Как они называются? – переспросил я. – «Чару»? А по-моему, просто собачки. Лают так же и на такс похожи, только пасти, как у крокодилов… Но, в отличие от крокодилов, мы не кусаемся, да, мои хорошие?
– Еще как «кусаемся»! – усмехнулся Хэхэльф. – Если бы я заметил, что ты собираешься сходить с корабля, не дождавшись меня, я бы тебя отговорил – именно из-за этих твоих новых приятелей. Их разводят бунаба и держат здесь, на берегу, чтобы было кому чужака за задницу схватить, в случае чего. Не знаю, кто такие твои «крокодилы», но чару просто созданы для того, чтобы кусаться. Однако же ты как-то с ними поладил. Что ты сделал?
– Ничего. Просто увидел их и обрадовался. Начал говорить им всякие глупости: что они «хорошие собачки» и так далее… По-моему, они просто поняли, что я – не какой-нибудь проходимец, а положительный герой, так что со мной вполне можно иметь дело.
– И совсем не ворожил? – недоверчиво уточнил Хэхэльф.
– Да вроде нет. – Я задумался, а потом честно сказал: – Тут ведь так сразу и не разберешься: когда ворожишь, а когда все само собой получается.
– И так бывает, – понимающе кивнул Хэхэльф. – Ладно уж, пошли, Ронхул Маггот, укротитель чару. Где твоя сумка?
– На корабле, где же еще, – вздохнул я и неохотно отправился за своей тяжкой ношей. Да уж, прогулка налегке мне сегодня не светила.
* * *Впрочем, прогулка была недолгой. Поселение бунаба оказалось совсем рядом с берегом. Стоило нам миновать густые заросли высоких прибрежных кустов, и вдалеке показались белоснежные домики, здорово похожие на мою «недвижимость», оставленную в Сбо. Только на плоских крышах некоторых строений стояли разноцветные шатры. Их яркая раскраска бросалась в глаза и здорово оживляла пейзаж. К домикам прилагались невысокие заборчики, ухоженные сады, крупные пестрые квадраты огородов и прочие признаки созидательной человеческой деятельности.
Честно говоря, я здорово нервничал: а вдруг моя рожа вызовет у этих ребят такое сильное отвращение, что даже связи Хэхэльфа не помогут мне получить «путевку» на встречу с Варабайбой?..
– Не волнуйся, Ронхул, – беззаботно сказал Хэхэльф. – Если уж ты с чару сумел поладить, значит, все будет путем.
Что касается «собачек», они следовали за мной, отчаянно виляя хвостами, явно рассчитывая, что в ближайшем будущем я найду свободное время, чтобы повторить пленившую их воображение процедуру почесывания загривков и животиков.
Хэхэльф прибавил шагу, вдохновленный милым сердцу пейзажем, на фоне которого протекало его босоногое детство. Я едва за ним поспевал. К моменту первой встречи с аборигенами я так запыхался, что у меня просто не было сил смущаться.
«Аборигены» оказались двумя загорелыми дюжими детинами в более чем легкомысленных нарядах. На головах у них были те самые матерчатые «сапоги», «агибубы», которые так насмешили меня еще на Халндойне. Только их головные уборы были гораздо выше – с полметра каждый. Впрочем, прочие детали туалета показались мне не менее забавными: эти здоровенные дядьки с суровыми лицами воинов были одеты в цветастые пончо до колен. У одного пончо было голубенькое, с рисунком из крупных красных цветов, а у другого – розовое, в яркий желтый горох. При этом они держались с таким достоинством, что мне и в голову не пришло смеяться, я только изумленно покачал головой.
– Хэхэльф! – доброжелательно сказал один из них, увидев моего друга. – Алля фа ндана-акуса!
Второй тоже что-то буркнул – настолько приветливо, насколько позволяла его донельзя мрачная физиономия.
– Что они говорят? – тут же спросил я.
– Здороваются, – пожал плечами Хэхэльф. – Просто здороваются со старым приятелем. Говорят, что вот, мол, какой хороший подарок для старого ндана-акусы… Когда будет что-нибудь интересное, я тебе переведу.
Мрачные типы в карнавальных костюмах разглядывали меня – украдкой, исподлобья и, как мне показалось, без особой симпатии. Хэхэльф решил, что нас следует познакомить, и толкнул длиннющую телегу на непонятном, но благозвучном языке. Где-то в середине словесного водопада мелькнуло имя «Ронхул» и тут же захлебнулось в мощном потоке незнакомых слов. Старинные друзья слушали Хэхэльфа с возрастающим интересом и важно кивали, как бы давая понять, что внимательно следят за нитью его повествования.
– А это – местные куса-баса[73], то есть зажиточные хозяева, – Хэхэльф наконец повернулся ко мне. – Этого, в голубом пончо, зовут Андун, а второго – Чавар.
Мои новые знакомые чинно кивнули, услышав свои имена.
– Когда-то мы с ними разорили немало чужих огородов, – мечтательно закончил Хэхэльф. – В детстве мы были прожорливы и необузданны, как какие-нибудь дикие лесные кырба-ате2.
– А кто такие эти дикие кырба-ате?
– Увидишь еще. Пошли лучше, сколько можно топтаться на месте?
Мы отправились дальше. Хэхэльфовы друзья детства чинно поклонились на прощание и пошли своей дорогой.
– А они все так чудно одеваются? – спросил я у Хэхэльфа, когда разноцветные агибубы его приятелей скрылись за раскидистыми кронами деревьев.
– Если ты имеешь в виду агибубу, то даже самый последний бунабский нищий непременно имеет такой головной убор – хотя бы одну, совсем коротенькую, из некрашеной материи. Для любого бунабского мужчины агибуба – самая важная часть его имущества. Это и головной убор, и очень крупная денежная единица: богатство человека бунаба измеряется не в количестве купленных им домов и не в поголовье его стада, а именно в агибубах! Кроме того, агибуба – это своего рода обязательный атрибут, пренебрегать которым недопустимо. Любой бунаба может позволить себе выйти на улицу голышом или завернувшись в старый коврик для вытирания ног. Над ним посмеются, но поймут и простят – с кем не бывает! Но выйти из дому без агибубы… Невозможно! И потом, в их понимании, агибуба – это просто красиво. Можешь мне поверить: наши непокрытые головы кажутся им такой же нелепостью, как тебе их колпаки… И только я могу спокойно взирать и на то, и на другое, – гордо заключил он.
– А пончо? – спросил я. – Это такой же «обязательный атрибут»?
– Нет, просто одежда. Впрочем, она символизирует определенное положение в обществе. Пончо носят не все бунаба, а только куса-баса, зажиточные хозяева, – откликнулся Хэхэльф. – Другие и рады бы, а не положено. Кстати, пончо – очень удобная одежда, что бы ты об этом ни думал.
– Может, и удобная, но что-то в Сбо я таких нарядов не видел.
– Потому что в Сбо куса-баса предпочитают одеваться, как все. Разве что от агибуб не могут отказаться. Но уж когда едут гостить к родичам на Хой, извлекают из сундуков нарядные пончо, – объяснил Хэхэльф.
– Даже слишком нарядные, – ехидно поддакнул я. – У меня в глазах до сих пор рябит.
– Что касается ярких расцветок, видишь ли, каждый бунаба – немного художник, поэтому они обожают раскрашивать ткани. Им нравятся яркие краски. Ребят можно понять: здесь, на Хое, почти всегда пасмурная погода, а если еще и одеваться в темную одежду, можно совсем загрустить.
– Здесь почти всегда пасмурно? – удивился я. – Какое замечательное место! Что может быть лучше пасмурной погоды?
