Сергей Шведов - Владыка Асгарда
– Тебе не только одежда, но даже саван не понадобится, упырь.
После чего тяжелая дубовая дверь закрылась, оставив Весеня в некоторой задумчивости. Падающий из узенького оконца свет позволил боярину освоиться в тесном помещении, и он с наслаждением раскинулся на довольно свежей соломе рядом с притихшей Веленой.
Разлучать их почему-то не стали. Весень решил, что это добрый знак.
– Все-таки неловко являться на глаза князю в голом виде, – посетовал на неразумие мечников боярин.
– Какому еще князю? – очнулась от долгой задумчивости Велена.
– Волоху, разумеется, – пожал плечами Весень. – Ермень ведь служит ему.
– А ты дурак, боярин, – трескуче рассмеялась вампирша. – Замок Оскол принадлежит не князю Биармии, а его матери, княгини Турице.
– Что?! – Весень подхватился с соломы словно ужаленный. – Что ты сказала, стерва?!
– Она снимет с тебя три шкуры, боярин, а потом поджарит на вертеле.
Несколько томительных мгновений Весень раскачивался как дуб на ветру, а потом рухнул в беспамятстве на каменные плиты.
Боярин Ермень никак не мог выспаться за последние дни. Стоило ему только закрыть глаза, как до его ушей долетали жуткие крики Весеня, пытаемого в Темной комнате. Почему княгиня Турица выбрала именно это помещение для сведения счетов со своим давним врагом, боярин не знал. Но в любом случае, этот выбор княгини доставил массу хлопот не только Ерменю, но и ее домочадцам. Впрочем, перепуганные слуги затаились по углам, мечники перебрались в приворотную башню, и только сын Приама не смог найти тихого места в замке Оскол. В подручные себе Турица взяла только Ратмира. И Ермень догадывался почему. У обманутого Весенем княжича появилась, наконец, возможность, расплатиться со своими обидчиками сполна. Биармский боярин несчастного аса не судил, однако полагал, что даже в мести должен быть предел. А вопли несчастного Весеня уже четвертые сутки неслись из Темной комнаты и конца-края этому, похоже, не предвиделось. Гораздо реже кричала Велена. Но визжала дочь ягыни Репицы на такой высокой ноте, что у Ерменя все холодело внутри и начинали дрожать руки. Несколько раз он порывался войти в Темную комнату и остановить пытки. Но в самый последний момент мужество оставляло боярина, и он, скрипнув зубами, спешил укрыться в своей ложнице. Время от времени из Темной комнаты выходил Ратмир. Глаза княжича горели безумным огнем, а сам он буквально вибрировал от пережитого ужаса. Осушив залпом несколько кубков подряд, он начинал делиться впечатлениями. Всего княжич, конечно, Ерменю не рассказывал, но и того, что боярин услышал, было вполне достаточно, чтобы тихо возненавидеть тетушку за жестокость, переходящую все мыслимые пределы. – Она решила помешать браку Слепого Бера с Мораной, – поведал своему единственному слушателю Ратмир, клацая зубами.
– Кто она?
– Княгиня Турица. Это она подговорила Морану похитить витязя Мортимира. У Турицы есть свои люди в окружении княгини Лели.
– А причем здесь Мортимир? – поразился известию Ермень.
– Не понимаю, – покачал головой Ратмир. – Ведь мужем Мораны может быть только Слепой Бер или кто-то из его кровных родовичей по мужской линии. Либо Волох, либо Яртур. Так решили боги и никто ни в силах отменить их приговор. А Мортимиру связь с Мораной грозит смертью.
Вообще-то Турица для достижения своих целей готова пожертвовать кем угодно, в том числе и близкими людьми. Но неужели она решила извести собственного правнука только для того, чтобы досадить Слепому Беру? Конечно, Мортимир тоже потомок рахмана Коломана, ибо бабушкой его была Майя, дочь Турицы и Слепого Бера. Но ведь в мире Яви родство давно уже считают по отцу, а не по матери. И вряд ли боги станут менять устоявшийся порядок вещей в угоду княгине Турице.
– Они все ее рассказали, – продолжал Ратмир. – Все что знали. Я этого не выдержу, Ермень. Мне уже вино не помогает. Я схожу с ума от их криков. У этой женщины железное сердце. Они приходят и терзают его на моих глазах. Это невыносимо!
– Кто они? – спросил Ермень хриплым голосом.
– Не спрашивай, – замахал руками в его сторону Ратмир. – Тебе лучше этого не знать.
Боярин Ермень ждал появления кудесника Богумила как спасения. Первый ближник Велеса приехал в сопровождении десятка волхвов, но и эти люди не сумели сразу остановить бесчинствующую княгиню. Богумил трижды наведывался в Темную комнату, но только на четвертые сутки Турица соизволила передать в его руки два обрубка окровавленного мяса, которые когда-то были боярином Весенем и вампиршей Веленой. Даже видавший виды Богумил побледнел от этого чудовищного зрелища. А Ерменя вырвало прямо на блистающий мраморный пол. Он даже не смог определить кто из двух этих несчастных Велена, а кто Весень.
Костер волхвы соорудили возле южной стены замка. Перепуганные мечники почти бегом внесли тела боярина и вампирши на кучу хвороста, который вспыхнул сразу же, как только нога последнего из них ступила на землю. Кудесник Богумил вершил обряд с достоинством уверенного в своей правоте человека. Ибо Весень и Велена были далеко не первыми жертвами, которые он приносил к стопам своего грозного бога.
– Да исчезнет навь с тела Матери Земли, да пребудет на веки вечные с нами мудрый бог Велес.
Последние слова Богумила утонули в воплях жертв и злобном гуле набирающего силу огня. Боярин Ермень отвернулся, не в силах больше смотреть на жуткое зрелище. Однако злобную усмешку на глазах тетки он все-таки успел разглядеть и содрогнулся от дурного предчувствия.
О чем кудесник Богумил говорил с Турицей и княжичем, боярин Ермень так и не узнал, но Ратмир вышел из покоев княгини окрыленным. Видимо, первый ближник оценил рвение аса в борьбе с нечистой силой и пообещал ему помощь своего бога в трудном деле очищения крови.
– Я уезжаю, Ермень, – сказал Ратмир, расстроенному боярину. – Мир Яви еще услышит о младшем брате княжича Родегаста, можешь мне поверить.
Ермень лишь уныло кивнул головой вслед уходящему княжичу. Переживания последних дней отразились далеко не лучшим образом на сыне рахмана Приама, он потерял и вкус к жизни, и веру в справедливость богов. Более всего он сейчас хотел, чтобы его оставили в покое. Увы, у кудесника Богумила и княгини Турицы были, оказывается на боярина Ерменя свои виды. О чем тетушка не замедлила известить своего любимого племянника.
– Ты поедешь в Биармию, боярин Ермень, и отвезешь от меня письма Студеню и княгине Леле. Читать эти письма, тебе не обязательно. Но мы с кудесником Богумилом должны знать обо всем, что происходит в окружении князя Волоха и особенно княгини Лели. – Так ведь я не числюсь в ближниках Лели, – возмутился Ермень. – Вряд ли она станет делиться со мной своими тайнами.
– Тем не менее, мы на тебя надеемся, Ермень, – поддержал Турицу скрипучим до отвращения голосом кудесник Богумил. – Мир Яви в опасности, и нам потребуется много усилий, чтобы спасти его от беды. Мы не пощадим никого – ни тех, кто переметнется на сторону наших врагов, ни тех, кто попытается бежать с поля битвы. Ты понял меня, ведун?
– Понял, – с готовностью отозвался струхнувший Ермень. – Я сделаю все, что от меня потребуется. Во имя Велеса!
– Да пребудет с тобой его сила! – вскинул руку к потолку кудесник.
Богумил принадлежал к старому биармскому роду, истоки которого терялись в глубине веков. В молодые годы он служил князю Коломану, но в тяжкий для Слепого Бера час переметнулся на сторону его врагов. Говорили, что Богумил был любовником княгини Турицы. Сейчас в это трудно было поверить. Дочь царя альвов пронесла сквозь время свою красоту нетленной, зато на лице и теле кудесника Богумила пролетевшие годы оставили неизгладимые следы. Этот согбенный, заросший седыми волосами старик, с морщинистым как печеное яблоко лицом выглядел даже старше своих восьмидесяти лет. Живыми на этом почти мертвом лице смотрелись только глаза, острые как наконечники стрел и абсолютно безжалостные.
Ермень покидал Оскол с чувством похожим на облегчение. Все увиденное и пережитое им в этом замке оставило в душе боярина столь мутный осадок, что он почти проклял тот день, когда впервые ступил на его порог. Проходя по коридору, боярин все-таки бросил взгляд на рисунок, поразивший его две седмицы тому назад. Тур, взалкавший любви, все так же нависал над альвийкой с лицом княгини Лели. И все так же кружил в отдалении белый лебедь. Боярин уже прошел мимо этой картины и вдруг застыл, как громом пораженный. До него вдруг дошло, кто и зачем поместил быка и девушку на стену роскошного дворца, построенного рахманом Коломаном. Это была магия. Магия, принесшая нужный результат. Бык добился благосклонности Лели. И плодом этой любви стал витязь Мортимир, единственный сын кагана Яртура.
Глава 9
Витязь Мортимир
Мортимир не помнил, как он попал в этот странный замок. Последнее, что сохранила его память, был жуткий вопль издыхающего Аспида и окровавленное лицо Божидара, недвижимо лежащего на земле. Подтверждением реальности происходящего была шишка на голове, довольно приличной величины. Мортимир вспомнил удар, погрузивший его во тьму, но, к сожалению, никак не мог сообразить, кто же его нанес. Неужели это неблагодарные волкодлаки решили в последний момент посчитаться с витязем Асгарда за действительные или мнимые обиды, чинимые им каганом Яртуром? Правда, помещение, в котором сейчас находился Мортимир, ничем не напоминало убогие жилища обитателей Муромских лесов. Волкодлаки строили свои дома из дерева. Деревянным был и терем их хозяйки Деваны. А этот замок сложен из камня. Причем сложен так давно, что даже роскошные гобелены, развешанные по стенам, не в силах скрыть его почтенный возраст. Удивительным было и то, что плененного витязя не бросили в подвал на охапку гнилой соломы, а поместили на роскошном ложе, заваленном пуховиками и застеленном алым покрывалом. Оружие у него, правда, отняли, одежду тоже, но никто не помешал ему подойти к окну, выходящему во двор. Пол ложницы был застелен коврами с таким длинным ворсом, что нога витязя утопала в них едва ли не по щиколотку. Ковров такой выделки Мортимиру прежде видеть не доводилось. Витязь выглянул в окно, но ничего примечательного не обнаружил. Двор был пуст. Огромные каменные плиты черного цвета были украшены белыми звездами, но что эти символы означают, Мортимир так и не понял. Рисунки на стенах и гобеленах, которые он тщательно изучил, рассказали ему об обитателях замка чуть больше, но все же не дали ответа, зачем и кому понадобилось его похищать. Хозяева замка то ли боготворили, то ли восхищались гарпиями. Во всяком случае, изображения женщин с огромными перепончатыми крыльями в ложнице были повсюду, даже на потолке. Изображения очень реалистические, с точной прорисовкой всех деталей. Создавалось впечатление, что художник рисовал гарпий с натуры, возможно даже по их настоятельной просьбе, и заказчицы внимательно следили, чтобы он неверным мазком не исказил их черты. От невероятного количества обнаженных грудей, животов и бедер Мортимиру стало немного не по себе. Нет слов, гарпии красотой лиц и тел могли поспорить с женщинами, но их принадлежность к навьему миру ни у кого не вызывала сомнений. Однако центральное место в этом странном хороводе было отдано все же не гарпиям. Прямо с потолка на Мортимира, вновь расположившегося на ложе, смотрели удивительно красивые и почти живые карие глаза. А принадлежали эти глаза женщине, совершенное тело которой вызывало восхищение даже у самого строгого ценителя, каковым не без основания считал себя витязь Мортимир. Лицо красавицы было столь нежным и пленительным, что способно было влюбить в себя даже камень. Мортимир камнем не был, и явись сейчас перед ним эта красавица он бы, конечно, не устоял. Громкий лающий голос, долетевший из приоткрытой двери, заставил Мортимира насторожиться. Слов он не разобрал, зато очень быстро сообразил, что подобные звуки могут издавать только псиглавцы, с которыми витязю уже доводилось иметь дело. Неслышно ступая, благо ковер это позволял, Мортимир подкрался к двери и выглянул наружу. Двери в его ложницу действительно сторожил псиглавец, обнаженный по пояс, но с мечом у бедра. Впрочем, сейчас этот урод с телом человека и головой пса уже не лаял, а жалобно скулил, стоя на четвереньках. А причиной тому была плеть, которая со свистом взлетала над спиной псиглавца, оставляя на ней после каждого удара багровеющие рубцы. До сих пор Мортимир считал псиглавцев хоть и отвратительными, но гордыми существами, не признающими над собой ни чьей власти. Этот же раболепствовал так, что витязю, наблюдающему за ним, стало противно. Самым удивительным было то, что плеть в руке держала самая обыкновенная девушка, облаченная в короткую тунику темного цвета, усыпанную белыми звездами. Лицо девушки было прикрыто копной черных как сажа волос, но фигура ее была безупречной.
