Николай Романецкий - Узники утлого челна
– Тем не менее, сударь, в вашем гостевом доме, а именно в тридцать шестом номере, ночью убили человека.
Портье аж привстал из-за стола:
– Сударь сыскник, вас, по всей видимости, ввели в заблуждение… Кабы такое случилось, ночной портье обязательно бы вызвал стражу и непременно уведомил меня при передаче смены!
– А он не уведомил? – жестко спросил Буривой.
– Нет!
– Выходит, он, как и вы, тоже ничего не знал. Или, к примеру, сам является убийцей…
Красная физиономия портье побелела, дыхание сделалось бурным и прерывистым.
– Сударь… – Он сглотнул слюну. – Я должен немедленно предупредить хозяина, поймите. Я не могу позволить, чтобы попусту тревожили постояльцев. У нас есть волшебное зеркало. Правда, муж-волшебник Пехтерь… он обслуживает зеркало… отлучился ненадолго… Может, у вас имеется ордер на обыск….
– Не говорите глупости, сударь! – Буривой добавил в голос еще толику жесткости. – Для осмотра места преступления не требуется никаких ордеров! – Он повернулся к равнодушно следящим за развитием конфликта стражникам и сыскникам. – Айда за мной, судари!
Портье вякнул было еще что-то там о неприкосновенности частной собственности, гарантируемой словенскими законами, но тут же осознал всю тщетность своих усилий и, обливаясь по́том, вызвался самолично проводить сударей стражников на третий этаж, не забыв посадить, правда, за стойку околачивающегося возле дверей охранника гостевого дома.
Быстро поднялись на третий этаж.
Дверь тридцать шестого номера не имела никаких следов взлома и оказалась запертой. Замочная скважина, правда, была пуста, и портье тут же открыл дверь своим ключ-мастером.
– Погодите-ка, – сказал Буривой, придерживая ручку. – А где собственный ключ от номера?
– Н-не знаю, – сказал портье. – Но это можно проверить, внизу.
– Позже! – Буривой поставил на пол колдовской баул, повернул ручку и осторожно приоткрыл дверь.
Чтобы заметить лежащий на полу возле дивана труп, ему хватило одного взгляда. Второй он бросил на сыскников и портье.
– Никто туда не заходит. Окромя меня…
– Но я должен убедиться, – вякнул портье.
– Убеждайтесь! – Буривой отодвинулся в сторону.
Портье глянул в щелку, шумно сглотнул. И сразу стал подчеркнуто-деловитым.
– Не смею вам мешать, судари. Я пришлю сюда нашего охранника. Мне же надо немедленно поставить в известность хозяина.
– Секундочку, сударь! – сказал Буривой. – Далеко ли живет ваш сменщик? Ночной портье…
– Здесь же, в гостевом доме. У нас имеются номера для собственных служащих. На первом этаже.
Буривой повернулся к одному из сыскников:
– Ступайте с ним, сударь. Разбудите ночного портье и допросите. Но сначала проверьте книгу регистраций. В первую очередь меня интересует, кто именно снимал в последние дни этот номер.
Сыскник с дневным портье удалились.
А Буривой, подхватив баул, вошел в номер и принялся осматриваться.
Салатовые обои в цветочек, хрустальная люстра, на окне – бархатные шторы золотистого цвета. Вешалка, шкаф для верхнего платья, новомодный бар с открывающейся книзу дверцей, небольшой стол орехового дерева, несколько темно-зеленых кресел, диван застлан темно-зеленым же с золотом покрывалом; окромя входной, еще пара дверей – по-видимому, в спальню и в ванную.
Буривою не потребовалось много времени, дабы обнаружить, что он знаком с убитым. А еще через несколько секунд стало ясно, что Ярослава, кучера ключградского князя Нарышки, – как и другого княжеского знакомца, мужа-волшебника Клюя Колотку, – загрызла собака.
Буривой позвал в номер свою сыскную команду.
Одного послал осматривать остальные помещения – это и в самом деле оказались спальня и ванная, – второго посадил писать протокол.
Условия для сыскной работы, в отличие от большинства мест, где обычно происходит смертоубийство, оказались здесь почти идеальными.
Пойти на дюжинное лишение жизни в закрытом помещении без помощи колдовства мог бы токмо полный идиот.
Странная самоуверенность!.. Ведь Буривою не требовалось, кляня многочисленных зевак, искать следы, затоптанные десятками чужих ног. Ведь в тридцать шестом номере не наблюдалось сквозняков, кои могли бы помешать созданию и исследованию спектрограммы. Ведь – наконец! – возле окна, рядом со шторой, стоял самый настоящий фикус в кадке…
Потрясающая самонадеянность, додолку мне на корень!
Именно с фикуса Буривой радостно начал привычные манипуляции.
И очень быстро радоваться перестал: сей цветок – хоть и было его родиной отнюдь не Великое княжество Словенское – явно приходился родным братом розам из сада ключградского посадника.
Во всяком случае, невзирая на упорные Буривоевы потуги «разговорить» фикус, тот остался абсолютно бессловесным. Если верить растению, в последнее время в номере и не жил никто. И уж тем более никто ни на кого здесь не натравливал собаку…
Получив сей результат, Буривой вздохнул, открыл баул, достал курильницу и принялся готовиться к сотворению спектрограммы.
Но тут подоспели долгожданные новости.
Пришлось на время оставить волшебные атрибуты и выйти в коридор.
Новости тоже оказались весьма недюжинными.
Номер тридцать шесть, согласно регистрационной книге, вчера занимали тверской купец Ефрем Полено и его достойнейшая супружница.
Заспанный ночной портье, мрачного вида парень с азиатскими скулами и глазами-щелочками, показал, что Ефрем выписался ныне опосля полуночи с целью переехать в другой гостевой дом. Супругу купца портье не очень запомнил.
Вроде бы маленькая, пухленькая, зеленовласая, лет сорока – сорока пяти. В общем, сударь волшебник, из тех женщин, на ком взгляд задерживается не дольше, чем на собачьей конуре. Я индо одежду ее не запомнил…
– На собачьей конуре? – вскинулся Буривой. – А почему на собачьей конуре?
Ночной портье пожал раменами:
– Не ведаю, сударь волшебник… Просто такое вот сравнение пришло вдруг на ум. Мы же не обращаем внимания на собачьи конуры. По крайней мере, буде оттуда нас никто не облает… Вот и на бабу эту я не обратил внимания. Кабы облаяла, то… – Портье допустил на физиономию вежливую улыбку. – Но она тихая была. Должноть, за мужнины штаны держалась.
Буривой открыл дверь номера, сделал приглашающий жест.
– Посмотрите-ка, уважаемый. Это ваш постоялец?
Ночной портье проследовал к дивану, наклонился над убитым.
Физиономия его тут же перестала быть заспанной, скривилась, будто он лимон отведал.
– Да, сударь волшебник. – Портье почесал затылок. – Как же он здесь очутился? Он выехал ныне ночью, сам сдал ключи. Я лично запирал за ним дверь гостевого дома… Кто его так, сударь?
– Вы уверены, что ночью сдавал вам ключи именно он? И что именно за ним вы запирали дверь?
– Вестимо, сударь волшебник. Я же не без глаз! Он это.
– А супружница его выезжала вместе с ним?
Портье наморщил лоб, задумался.
Похоже, этот вопрос оказался для него не столь простым.
Потом лицо портье просветлело, и он отрезал:
– Не было с купцом никого. Один он выехал.
– А когда же выехала женщина?
Портье снова пожал раменами:
– Не ведаю, сударь волшебник. Надо полагать, еще днем.
Они вышли в коридор, и Буривой велел позвать дневного портье.
Однако тот о судьбе тверской купчихи Поленовой имел представления не больше, чем Буривой – о дате открытия далекого южного континента.
Буде за время дневного дежурства купчиха и покинула «Обитель странников», то известить портье об этом почему-то позабыла.
Буривой отпустил обоих портье и вернулся в номер.
Сыскники вопросительно посмотрели на него.
– Работайте, судари, работайте, – спокойно сказал он.
Однако спокойствием в его душе и не пахло.
Да, это смертоубийство, похоже, было самым настоящим близнецом ключградского преступления, и не имело ни малейшего значения, что там собака загрызла волшебника на улице, а здесь – обычного человека в помещении.
И в сознание Буривоя уже вовсю стучалась мысль, что никакого прояснения ее величество Спектрограмма ему не принесет.
Так оно и произошло.
В отсутствие сквозняка спектрограмма получилась куда как шикарной.
Упустить даже какую-либо мелочь в столь ярком волшебном образовании мог бы токмо ученик-перволеток из самых тупых да ленивых.
Убитый явно испытал болевой шок – следы этого шока прекрасно читались в спектрограмме. Но тут же присутствовали и следы другого, психического шока, не имевшего никакого отношения к смерти несчастного Ярослава.
Кто испытал второй шок, было не совсем ясно, но по некоторым характерным линиям Буривой осмелился бы сделать вывод, что во время убийства в номере находилась женщина.
А больше спектрограмма ему ничего не поведала. Тут царила столь сложная мешанина цветов и линий, кажущихся совершенно незнакомыми и могущих означать…
