Симона Вилар - Ведьма и тьма
Она подошла к одной из коряг и похлопала по коре – будто коня приласкала.
– Это пушевеки, я их сюда поставила, чтобы чужих не пускали. Неуклюжие они, но сильные. Схватят кого – не вырвется.
Калокир поразмыслил и спустя время спросил:
– Думаешь только корягами от находников оборониться?
И, видимо, задел этим ведьму.
– Следуй за мной! – приказала она. – Или опасаешься?
– Чего мне с тобой опасаться? – поднимаясь, сказал ромей. И даже улыбнулся: – Разве что тебя, чародейка. Ты такое на себя напустить умеешь… И клыки показываешь – жуть берет!
Малфрида усмехнулась.
– Пока ты князю моему служишь, не обижу тебя.
И пошла прочь, быстро пошла, а Калокир, стараясь не отстать и поглядывая по сторонам, двинулся следом.
Вокруг действительно творилось необычное. Вечерний свет уже угас, а луна еще не всплыла, и в окружавшем их мраке явственно ощущалось некое движение. То куст ракиты вдруг оплел ноги Калокира длинными ветвями, то будто холодной рукой кто-то мазнул по лицу, то тень белесая словно сквозь самого ромея просочилась. А может, почудилось? Он замирал, отмахивался от чего-то невидимого в темноте, озирался, и ему мнилось, что все вокруг следит за ними, дышит холодом в затылок. Малфрида же шла быстро и уверенно, и он старался не отстать ни на шаг, понимая, что все окружающее их волшебство подвластно ей, ведьме этой земли, которая тоже служила князю, как и сам Калокир.
В какой-то миг подлетело к нему небольшое существо, шурша перепончатыми крылышками, но не летучая мышь, как ромей подумал было, а нечто… Он рассмотрел, что мордочка у существа одутловатая, глазки-бусинки вытаращенные и вроде даже хоботок имеется, сопящий и фыркающий. Мерзость какая! Но Малфрида руку протянула, и существо на мгновение село ей на запястье, а потом вновь стало носиться, да не одно, несколько их уже было. Это просто ауки, пояснила Малфрида, духи глубинных лесов. Любят эти чащобные существа путникам голову морочить, отзываются эхом или голосами из кустов, заманивают в чащу. Они хоть и зловредные, но сил у них только на то, чтобы с дороги путников сбить. Вот она и вызвала их волшебством, чтобы в потемках уводили с тропы непрошеных гостей – к скалистому обрыву над рекой или в болото. Или просто страхом отвадили бродить по Хортице тех, кто ее не знает.
Потом прямо на Калокира из мрака неслышно выплыла белесая тень, обдала холодом. В темноте от нее исходил тусклый мертвенный свет. Калокир замахнулся, но рука прошла сквозь холодный воздух, а тень белесая лишь засмеялась сипло у самого уха. И такой страх вдруг ромея обуял… Не кинулся прочь только потому, что Малфрида за ним наблюдала да тихонько усмехалась. А как тень отплыла, буднично пояснила: блазень это, призрак, не нашедший успокоения в могиле, ибо похоронили некогда тело без надлежащего обряда. На Хортице таких немало – всякое тут бывало, много крови лилось. Вот Малфрида и подняла блазней, которые станут носиться между стволов деревьев и кустарников, едва зачуют поблизости живую душу. А живой душе от мертвой только страх и оторопь. Вон, Калокир же испугался, мог кинуться невесть куда, добавила чародейка с весельем в голосе.
– Но ведь не кинулся, – буркнул патрикий.
Его все больше раздражало, что он перед понравившейся ему женщиной страх выказывает. Но была ли его спутница обычной женщиной, если так легко повелевала потусторонними силами и существами чужого мира? Но чужого ли? Калокир попытался напомнить себе, что он на том же острове, где всего пару дней назад охотился на косуль со Святославом, удил рыбу на берегах. И все же сейчас, этой колдовской ночью, с этой невероятной женщиной, Калокир готов был поверить во что угодно.
– Ну как, не жутко тебе, гость иноземный? – слышался рядом легкий рассыпчатый смех ведьмы. – Что-то ты болтать перестал.
– Ты верно заметила, не по себе мне, Малфрида, – отозвался ромей. – Но к страху надо привыкнуть, тогда он чем-то обыденным станет. Так что веди дальше. Показывай свои дива дивные.
И шагнул вслед за ней под кроны деревьев, лишь на самом верху освещенные сиянием наконец-то взошедшей луны.
Но вместе со страхом Калокир испытывал и жгучее любопытство. Что бы ни происходило вокруг, он понимал, что ничего подобного ему еще никогда видеть не приходилось. Но разве не за этим он вернулся на дикую, загадочную Русь? И тут страх свой надо проглотить и зубы сжать, чтобы криком не вырвался. Ибо Калокир и впрямь испугался, когда сквозь чащу рассмотрел, как над деревьями по воздуху что-то летит. Присмотрелся – женщина! Старуха, сидящая в ступе, в каких обычно толкут просо. Ее длинные, совершенно седые волосы развевались, тощими руками она держала помело, которым поводила по воздуху, как гребец веслом. Эта странная и ужасная старуха, заметив Малфриду, спустилась ниже и проплыла между стволами сосен так, что совсем близко слышалось ее сопение и можно было увидеть, как белым огнем полыхнули ее глаза, когда она заметила рядом с ведьмой чужака. Старуха в ступе даже застыла на миг – худая, сутулая, косматая, с безобразным лицом, – но ведьме приветливо помахала скрюченной рукой.
Малфрида тоже ответила взмахом. И Калокир решился – тоже помахал. Старуха в ступе глухо рассмеялась, да так, что поднятая рука ромея замерла, будто онемела, и не могла пошевелиться. Потом это прошло. Может, совладал с собой, потому что ведьма на него оглянулась с неким одобрительным интересом.
– Ты что же, самой Яги не опасаешься?
– А ты? – отозвался он.
Малфрида не могла понять, удивляет или раздражает ее легкомыслие иноземца. Может, дурачок кликушный? Но нет, ей сказывали, что он один из самых лучших витязей Святослава. А может, былое христианство сказывается? Не верит, не считает достойным… Ничего, жуть неведомая и не таких до дрожи доводила. А красень тем временем глаз не сводил с удаляющегося силуэта Бабы Яги.
– Яга, считай, наперсница моя верная и прибыла сюда по моему зову. Сутью же она злобная нежить, к тому же балуется человечиной. Людоедка – вот как о ней бают.
Ухмылка Калокира застыла.
– Странные у тебя подруги, Малфрида. И чего ты ее сюда зазвала, когда вокруг столько народу? А если накинется на кого?
– Не накинется, – тряхнула головой чародейка. – Она вон на том острове обосновалась. – Малфрида указала в сторону реки, где виднелся длинный, поросший черным лесом пласт среди вод. – Там ей спокойно, а сюда она может явиться, только если беда нагрянет. Некогда Яга меня волшбе учила, но теперь я сама такие заклинания ведаю, что стала она послушна моей воле.
Калокир понимал лишь одно: пока он остается спутником чародейки, опасность его минует. Потому и приблизился к ней, даже за руку взял. И была эта рука так холодна, что, казалось, обжигала. Пришлось отступить, он затряс рукой, охнул удивленно. Надо же, а ведь недавно еще жар от нее шел… Малфрида рассмеялась. Смех у нее был чарующий, звонкий, но в этой тиши, когда только тростники шуршали под порывами ветра у реки да тявкали лисы в чаще, он казался оглушительным, торжествующим и… недобрым.
«С кем это я тут брожу? – подумал Калокир. – Человек она или нежить?»
Малфрида же шла дальше. Теперь она повернула от побережья вглубь острова. Вокруг поднимался темный бор, но ведьма хорошо видела во мраке, в отличие от ромея, то и дело оступавшегося и налетавшего на кусты. Один раз он споткнулся о торчащий из земли валун, охнул, заскакал на одной ноге, морщась от боли. Его мягкие сафьяновые сапожки совсем промокли, подол обшитой парчой далматики истрепался, а когда он зацепился за сук, ткань затрещала, разрываясь. Но отстать от чародейки Калокир не решался. Пусть и было в ведьме нечто пугающее, но без нее он чувствовал себя дитем заблудившимся. Хотел попросить ее вернуться, но сдержался. Хотя и сожалел в душе, что не было с ним никакого оружия: он ведь от капища к ней пришел, а туда с оружием не допускали. По пути ромей подобрал какой-то сук, чтобы в руке было хоть что-то, чем себя защитить. Однако сук вдруг стал извиваться, зашипел гадюкой. Калокир не смог сдержать возгласа, отбросил прочь. А Малфриде все нипочем – смеется себе, и только.
– Хорошо я работу свою сделала, – сказала вдруг ведьма. – Если такой хоробр, как ты, верещит, то других эти страхи вовсе прочь погонят.
Калокир решил впредь крепиться и голоса не подавать.
Когда они вышли из леса на открытое пространство в глубине острова, ромей увидел отдаленные курганы с каменными истуканами на вершинах да серебрящийся под луной ковыль.
– Тут вроде никого нет, – озираясь, сказал Калокир.
– А разве не видишь ту девочку, что на нас смотрит?
– Какая девочка, ради всего… Ну да, вижу. Откуда она здесь?
В лунном сиянии он и в самом деле разглядел ребенка, стоящего у них на пути. Неподвижного, только выпуклые глаза двигаются, следя за ними, да поблескивают в улыбке зубы. Дети так не улыбаются, и язык… длинный, черный, то и дело облизывающий губы… Нехорошо…
