Симона Вилар - Ведьма и тьма
– Ты бы вятичей при мне не поминал! – отрывисто произнесла ведьма и отступила от князя. – Обманул ты меня тогда, Святослав. Клялся, что если приведу к тебе старшин вятичей, ты только ряд с ними уложишь, а под Русь брать вольное племя не станешь. А сам что? Заманил меня, очаровал и… бессильной оставил. Хитер и коварен ты, Святослав! А если я Малуше о том поведаю?
– Только попробуй! – сверкнул из-под усов крепкими зубами князь, словно зверь клыки выказал.
– И тогда что? – хохотнула ведьма. – Неужто велишь наказать?
– Нет. Ты ведь не особо и противилась, когда я пришел к тебе в ту ночь. И я-то знаю, как ты по мужской ласке тоскуешь. Чары чарами, а сама ведь… знаю, чего хочешь.
Какое-то время они смотрели друг на друга – глаза Малфриды полыхнули колдовской желтизной, зрачок сузился, как у хищной птицы. Но и у Святослава тоже огонь во взоре, и непонятно, чего в нем больше – гнева или потаенного желания.
Малфрида отвернулась первой. Да и Святослав будто устыдился, прошелся вдоль длинного стола, зачем-то переставляя кубки. Не надо было напоминать ей! Сам ведь хотел позабыть. Малфрида, она… ну как бы и не человек даже. А ведь есть в ней нечто, потому и Святослав всегда положиться на нее может. Особая правда. И уважение к его власти. Еще княгиня Ольга сказывала: какая Малфрида ни есть, а правителей Руси она чтит.
Вызывая к себе ведьму, Святослав рассчитывал умаслить ее известием, что внука ее князем новгородским поставил. Несмотря на то, что многие поговаривали, что негоже сына служанки Малуши возвеличивать при сыновьях от законной княгини. А Малфрида только обронила спокойно: мол, и сама о том знала. Но знать – одно, а на самом деле возвысить Владимира – другое. И ведьма должна благодарить князя за его решение. Но как поступит эта дикарка, Святослав не всегда мог угадать. Особенно сейчас, когда нуждался в ее помощи.
– Или не хочешь ты, чтобы опять мы в ладу были, а, чародейка? – спросил князь спустя время. – Ты пойми, я не только о Хортице забочусь, я о Малуше пекусь, о дочках наших. Не могу же я ее снова в Будутино отправить. Что с ней там станется, если я далеко буду?
– А ты объяви ее своей суложью, – усмехнулась Малфрида. – Хватит ей волочайкой[52] при тебе жить. Княгиней сделай.
– Вот обоснуюсь в Болгарии, отстроюсь – там Малуша княгиней моей станет! И царство свое буду с ней возводить в тех краях. А пока ты… это… Поворожила бы ты мне, Малфрида, – неожиданно попросил Святослав.
– Нет! – отрезала ведьма. – Гадать не буду. Я и матери твоей объясняла: ворожба не только будущее открывает, но и беду приносит. Тебе этого надобно? Ты и без того в себе уверен. Задумал – сделал. За то и уважаю тебя. Слабость же и неуверенность в грядущем… Не к лицу тебе, князь пресветлый!
Ишь как загнула! И после этого как просить?
– Но ты ведь на Владимира, внука своего, гадала? – нашелся Святослав. – Сама сказала: мол, знаю, что его славное будущее ждет.
Малфрида вздохнула глубоко, легко села на край стола, ногами заболтала, как девчонка, а глаза стали глубокие и знающие.
– Откуда про Владимира знаю – не спрашивай. Тут и без гадания чувствую. Будет Владимир велик и почитаем, однако к худу это или к добру – не ведаю. А вот если отдашь мне Яреську или Ольгеньку, я постараюсь помочь тебе.
Святослав задумчиво потеребил серьгу в ухе. Может, ляд с ним – пусть забирает одну из девчонок? Но что на это Малуша скажет? Она ведь упрямая… С ней ладить надо, не то еще уйдет невесть куда. А Малуша нужна ему, ибо стала для него родной и близкой, бесконечно дорого́й. И где бы ни ходил в походах князь, какие бы воинские дела и тревоги его ни переполняли, ему важно было знать, что Малуша ждет, что примет всегда, успокоит, обласкает, даст сладость любовную, какую ни одна другая дать не сумеет. Но и решимости Малуше не занимать. Если надумает что…
Так что же делать? Святослав задумался, подпер бритую голову крепким кулаком, смотрел в проем широкого окна, за которым уже золотились краски заката. И шум долетал – прибыли те из воинов, что на постой в крепости Хортицы расположились, слышалось, как Калокир зычным голосом отдает команды, где кому обосноваться. Святославу сейчас туда поспешить бы, он с дружиной как одно целое. А тут… с этими бабами… Ну, договорились бы сами между собой, а он бы и не мешал.
Князь отвел за ухо сползшую с макушки прядь, посмотрел исподлобья на невозмутимо болтавшую ногами чародейку. По ее виду понял: не сомневается, что князь уступит. Однако еще от мудрой матери Святослав перенял одну истину: если что-то тебя не устраивает, отложи решение на другой час. А там видно будет.
Он выпрямился, расправил плечи.
– Давай так уговоримся, голубушка: сперва ты мне Хортицу охранишь – для своих же, для дочери и внучек постараешься. А потом я тебя с собой в Болгарию покликать хочу, службу мне там сослужишь, если понадобится. И как справишься – заберешь любую из моих дочерей с моего разрешения. Годится такой уговор?
Малфрида медлила с ответом. Про то, что Хортицей она займется, сама уже решила. А вот ехать за тридевять земель… Ведьма знала, что ее сила может ослабеть там, где люди верят в Христа. Бывала она однажды в такой стране, помнит, как развеиваются там чары[53]. И в Болгарии, говорят, люди давно приняли крещение. Но ведь знает она и то, что Святослав в Болгарии капища возводит, что всякого из местных, кто туда ходит, особо возвеличивает. А там, где есть люди, почитающие старых богов, всегда найдется место и для ведьмы с ее колдовством.
Она так глубоко задумалась, что не сразу обратила внимание на раздавшиеся за дверью шаги. Кто-то поднимался по лестнице, смеясь и с кем-то переговариваясь. Голос молодой, сильный, с хрипотцой и легким иноземным выговором. Потом князя окликнули по имени, как равного. И, не дожидаясь ответа, гость вошел, заслонив собой проем.
– О! Так это она и есть – чародейка Малфрида?
Стоял у порога витязь рослый да статный, в сверкающей кольчуге и алом плаще, небрежно переброшенном через плечо. Черные волосы пышной шапкой обрамляли высокое чело, сам пригожий, темноглазый, с ясной улыбкой. Но обликом не из наших, сразу видно: нос прямой и тонкий, лицо продолговатое и костистое, скулы выразительные, смуглый от загара, отчего зубы еще белее кажутся. И какое-то лукавство в его взгляде, но еще больше – восхищения. Вон как смотрит! Сложил руки на груди, прислонился к дверному косяку, а сам, кажется, обнимает тебя взглядом. Даже губы облизнул, словно сладко ему стало.
Малфриде нравилось, когда на нее так смотрели. Невольно ответила ему взглядом из-под ресниц, чуть склонив голову набок. Что с того, что растрепана? Малфрида знала, что даже самая нарядная и ухоженная красавица ей не соперница, если ей кого захочется. А уж красеня этого иноземного ей ох как захотелось! Тело наполнилось сладкой тягой, внизу живота тепло разлилось.
Святослав, переводя взгляд с ведьмы на Калокира и обратно, не сдержался, хохотнул. Этот ромей бабам всегда нравился, на какую глянет – та и его. Вон и Малфрида просияла, одернула складки накидки, заерзала. И глаз с патрикия не сводит.
– Это еще что за хоробр?
– Я? – шагнув вперед, переспросил Калокир. – Ох, князь, представь меня этому дивному созданию. Да скажи, что не враг я ей, что давно мечтал увидеть прославленную колдунью. А что она так красива, даже не мыслил.
Князь насмешливо потеребил ус. Ну, этот живо уговорит ведьму на все, что угодно. Надо было раньше его звать. И пока Святослав объяснял, кто из них кто, пока говорил, зачем Малфриду покликал, эти двое глаз друг от друга отвести не могли. Князь опять засмеялся, а там и отступил, подумав, что лучше бы оставить их наедине. С чародейкой князь уже обо всем поговорил, а дальше пусть Калокир уламывает упрямую дикарку.
– Можно мне будет увидеть ваше волшебство? – спросил у Малфриды ромей, даже не заметив, как вышел Святослав. – Я немало слышал о чудесах этой земли, но когда прибыл… Сплошное разочарование. Ни живой, ни мертвой воды, ничего дивного вообще.
– А чужакам наши дива и не надобно видеть. Ты вот иное скажи мне, хоробр, откуда речь нашу так хорошо знаешь?
Калокир поведал, что родом он из Корсуня, куда нередко заезжают торговцы из Руси. Вот и научился у них. А позже, когда служил под командованием Никифора Фоки, сражался вместе с отрядом русов на Кипре. Среди них у Калокира было немало добрых приятелей. Они и поведали о тех чудесах, что творятся на Руси.
Малфриде нравилось, как он говорит, просто и доверительно. А еще больше ей нравилось, как он смотрит на нее: восхищение в его карих глазах так и светилось.
– А не убоишься ли ты страхов наших? – спросила лукаво. – Когда чары творятся, даже самые храбрые бледнеют, а то и бегут без оглядки.
– Ну, если такая, как ты, их не боится, то отчего же мне страшиться? Нет, не испугаюсь. Не хочу, чтобы ты меня трусом сочла. Я иного хочу…
