Александр Прозоров - Ведьмина река
– Что с тобой, новичок? – вокруг него сгрудилось несколько гребцов. – Ты чего кричишь? Что случилось?
– А я еще и орал? – уточнил с земли Середин.
– Еще как! Словно смерть саму увидел…
– Лучше бы смерть… – сглотнул, поднимаясь, ведун. – С нею хоть договориться можно.
– Ты как? – заботливо поддержали Олега несколько рук.
– Все хорошо… Токмо, пожалуй, я ныне с вами не пойду. На постоялый двор какой-нибудь устроюсь, немного отлежусь.
– Так давай проводим…
– Не нужно, други. Не такой уж я и больной. Не пропаду. Ступайте. Там, может статься, Любава вся извелась.
– Точно все хорошо? – переспросил Ясень, однако нетерпение паренька тут же прорвалось наружу: – Тогда мы пойдем, да?
– Идите, идите, – еще раз кивнул Середин. – Дальше я сам.
Гребцы потоптались рядом еще чуток, а потом вслед за товарищем устремились по идущей вдоль крепостного вала широкой тропе. Увидеть красотку, из-за которой случилось столько событий, хотелось всем. Или почти всем: на борту ладьи остались Липичок и Станислав. Они были не местные, из Олонца, так что в город особо не рвались, а за кораблем в любом случае кому-то следовало присматривать.
Проводив корабельщиков взглядом, Сирень спросила:
– Что это было, колдун?
– Ты про мой приступ?
– Разве это был приступ? – удивилась юная ведьма. – Ты боишься признать, что у тебя есть враги сильнее тебя? Или ты думаешь, я не отличу чародейства от обычной хвори?
– Да никакой это не враг, Сирень. Самое обидное, что она даже не гадалка, – вздохнул Олег. – Просто упертая самовлюбленная девица. Так просто она от меня теперь точно не отвяжется. Раз слабину нащупала, будет бить в нее раз за разом, пока своего не получит. Спасибо, на этот раз хоть в спокойный момент прихватила. Не в сече, не на лестнице, не на порогах речных. Но хорошего все равно мало.
– Чего она хочет?
– Золота, Сирень. Почти всегда люди хотят только золота.
– Что будешь делать?
– Сейчас? Постоялый двор какой-нибудь для нас найду, на перине отосплюсь, в баньке попарюсь. Отдохну дня три, а опосля кораблик какой до Костромы найму.
– А смертные, которых ты освободил? Ты не хочешь забрать их с собой?
– Зачем? Они дома, пути торговые отсюда почти все на Волгу завязаны. Нам же с тобой нужно в Пермь, – ответил ведун и вспомнил про одну странность: – Кстати, а почему тебя купцы-разбойники не тронули? Даже не связали!
– Не знаю, – пожала плечами ведьмочка. – Когда ты упал… Там, на берегу… Они спросили, спала ли я когда-нибудь с мужчиной? Я сказала, что нет. А они сказали, что за невинную девушку цена в Персии выше будет, и велели идти на лодку. Я пошла. Они сказали, чтобы я вела себя тихо и не пыталась убежать, и тогда меня никто не обидит. Я сказала: «Хорошо». А почему ты не потребовал с корабельщиков плату за освобождение?
– Не по обычаю выйдет. Я русский. Русские воины освобождают рабов по совести, а не ради прибыли. Хотя довольно часто эта привычка выходит нам боком. Подожди, я сейчас…
Середин сходил на ладью, забрал свой тяжеленный заплечный мешок с оружием, броней и припасами, второй – с походным снаряжением, вернулся на причал и нос к носу столкнулся с худощавым высоколобым иноземцем в бордовом плаще – на Руси любители брить лицо встречались редко. Чужак вперился в него таким внимательным взором, что Олег остановился:
– День добрый. Мы знакомы?
– Еще нет… – прошептал чужак. – Кто ты?
– Путник, – кратко ответил ведун, которому не понравился тон незнакомца. – Дорогу дай.
Иноземец посторонился. Середин шагнул мимо и кивнул девочке:
– Пойдем, дочка. Велимош сказывал, хороший двор за мостом через Селиванов ручей стоит. Скажем хозяину, что родич вернулся, – глядишь, скидку сделает. Мелочь, а приятно.
Постоялый двор за мостом от крепости и вправду оказался добротным – просторным, с двумя жилыми домами, обширными амбарами и конюшнями. Комнаты тут были просторные и недорогие, готовили прекрасно. Оставив в светелке вещи и юную ведьму, Олег как раз успел откушать заячьи почки на вертеле, вчерашние щи и щуку в лотке, когда в почти пустой обеденный зал вломились пятеро ратников во всем вооружении: в броне, в шлемах, со щитами и обнаженными мечами, и решительно направились к ведуну:
– Ты, что ли, на ворованной ладье приплыл? А ну, подь с нами! Князь на суд кличет…
– Чего, у них еще и ладья краденая? – ничуть не удивился наглости кривичей Середин. – Вот архаровцы!
– Давай, вставай! – грозно рыкнул ратник со свекольным носом: красным, большим и рыхлым. – Князь ждет!
– И что за князь у вас ныне посажен? Наместник али родич Русскому?
– Князь Родовлад ныне у нас, племянник супруги его… – пояснил другой воин, помоложе.
– Тебе что за дело? – перебил свеклоносый. – Вставай, сказано, пока не повязали!
Ведун все еще колебался – уж очень грубо звали, не к добру. Однако решил, что драка с княжескими дружинниками ему ни к чему – вместо отдыха придется ноги уносить, да еще и за врага в уделе здешнем считать будут, – и поднялся:
– Ну, коли племянник, тогда уважу. – Он подтер куском хлеба оставшийся в лотке соус, сунул в рот и поднялся: – Веди.
Детинец Углича был под стать богатому городу: пахнущий медом и свежим сеном, с двойными дубовыми стенами пяти сажен в высоту, с пятью башнями, три из которых были одновременно частью большой городской стены, с роскошным дворцом внутри – с высоким широким крыльцом, покрашенным в цвета индиго, с резными ставнями и наличниками, слюдяными окнами. Земля от края до края застелена тесом, привязь чурами[8] охраняется, для князя вниз вынесен специальный высокий трон.
Стражники уже успели собрать сюда разъяренных гребцов с ладьи, всего несколько дней назад получивших свободу и теперь опять оказавшихся в веревках. Их охраняли полтора десятка копейщиков, прижавших пленников к стене. И тем не менее корабельщики вовсю осыпали проклятиями иноземца, невозмутимо стоявшего возле трона среди еще нескольких хорошо одетых мужчин. Иные даже были в шубах – стало быть, знатные бояре.
Сам князь, рыжеусый, с узкой заостренной бородкой в ладонь длиной, выглядел лет на тридцать, носил простую рубаху, однако епанча на его плечах лежала парчовая, с бобровой оторочкой, а ворот плаща застегивала золотая с изумрудами фибула. Как понимал Олег, в Угличе он сидел на правах наместника, пусть даже и при княжеском звании. Доверили важный пост благодаря родству с великим князем. И раз не задвинули куда подальше – с обязанностями своими более-менее управитель справлялся.
– Здрав будь, князь Родовлад, – остановившись в пяти шагах, ведун приложил руку к груди и слегка поклонился. – Почто звал?
– Хочу знать, путник, кто ты таков, как и зачем в мои земли приехал, чем заниматься здесь намерен?
– Имя мое Олег, у князя Владимира в Киеве уважения боярского удостоился, в Русе придворным колдуном назван. По поручению князя Русского прибыл к Тверце земли тамошние от ведьмы опасной освободить и во исполнение воли повелителя нашего ныне путь к Перми Великой держу. В Угличе я, стало быть, проездом. Ищу судно попутное, что до Костромы меня доставит. От нее, сказывают, до Вологды тракт удобный пробит, – отчеканил Середин. Раз уж его расспрашивали столь по-канцелярски, то и отвечать он предпочел в том же стиле.
– Вот как? – Князь посмотрел на иноземца.
Тот забеспокоился:
– Я видел лишь, как боярин сходил с ладьи. Один. Он и поселился один, с дочерью.
– Скажи мне, боярин, – поправил на плечах плащ князь Родовлад и указал на бывших невольников: – Знаешь ли ты этих людей?
– Да, – уверенно подтвердил Олег. – Пять дней тому я перебил разбойников на Волге, что несколько лет между Кимрами и Калязиным баловали, а неволь…
– Ты лжешь, пес шелудивый! – вскинулся иноземец.
– Это ты лжешь! Пес полоцкий! Тварь мерзкая! Гадина подколодная! – вразнобой заголосили корабельщики.
– Тихо!!! – хлопнул ладонями по подлокотникам князь и даже привстал во гневе. – Здесь суд идет, а не торг базарный!
Олег стиснул зубы и потер нос кулаком. Кривич тоже плотно сжал губы и поклонился:
– Прошу прощения, княже.
– Вижу, неведомо тебе, боярин, – опустившись обратно в кресло, размеренным тоном сообщил угличский наместник, – что гость торговый Рагвальд из Полоцка обвиняет смердов сих в разбое. В том, что ладью свою они у брата его Свенега отобрали и присвоили. В доказательство слов своих указал он на ладье приметные знаки, каковые токмо изнутри увидеть можно. Стало быть, знал о них Рагвальд уже давно, напраслины не возводит. Сказывает иноземец, сии смерды на Волге разбойничали, да ныне на судне захваченном, стало быть, и попались. Посему еще раз спрашиваю тебя: уверен ли ты, что корабль сей по чести и справедливости корабельщиками получен?
– Ты, княже, вижу, прослушал, что кривич заезжий во лжи меня обвинил и оскорбил словами непотребными, – так же размеренно ответил Олег. – За оскорбление сие я требую с него виру в десять гривен, и прощение за слова свои пусть на коленях просит.
