Дмитрий Скирюк - ОСЕННИЙ ЛИС
Тот ответил не сразу. Провел последний раз точильным камнем по клинку и вложил меч в ножны.
– Этого я и боялся, – сказал он наконец. – Похоже, меч признал тебя.
– Меч? – нахмурился Жуга. – Признал?
– Ну, да. Это Хриз. Клинок вечерних сумерек. Он сам выбирает хозяина и сам выбирает, каким ему быть.
– Не темни, рассказывай. Я ничего об этом не слыхал.
– Сейчас. Тебе не доводилось слышать балладу о битве трех мечей? Тех, что звались ксиалами.
– Навряд ли. Уж очень странное имя. Я бы запомнил, если бы слышал.
– Так вот. Там есть такие строки:
Откован первым был Хиор,
Прекрасен и жесток.
И серебро из сердца гор
Впитал его клинок.
Из серебра и стали скал,
За первым вслед рожден,
Второй был выкован Ксиал,
И Хейтон звался он.
Пройдя кузнечный жар печей
И полуночный бриз,
Последним братом Трех Мечей
Явился миру Хриз.
Они ушли на смертный бой
И, землю защитив,
Обратно не пришли домой,
Как и владельцы их.
С тех пор прошло уж много лет,
И враг давно разбит.
Мечей с тех пор не видел свет,
И подвиг их забыт.
Но где– то на чужой земле
Не спится злу, пока
Как три звезды в полночной мгле
Сверкают три клинка.
– Когда это было? – спросил Жуга.
Маг покачал головой и плотнее закутался в плащ.
– Никто не знает. Легенды гласят, что три меча-ксиала были откованы по-разному, и каждый имел свой характер и норов. Первый – Хиор – вчерне был выкован всего за одну ночь, закален был в человеческой крови, и, как всякий первенец, характер имел суровый и непреклонный. Самым темным из всех трех мечей получился он, красной была его рукоять, а в бою не знал он поражения и не давал пощады – не было в мире меча, кровожадней Хиора. Знак волка на его клинке. Второй, с именем Хейтон, закалили во влажной земле, и потому силу удара он имел сокрушительную, а рубил хоть редко, но страшно. Он самый тяжелый из трех мечей, с белой рукоятью; и золотистый клинок его, вобравший все соки земли, красоту имел необычайную, а мечен был медведем. Третий – Хриз, откован был последним. Серебра в нем меньше, нежели в первых двух. Закалку он принял от ветра, сильного, сырого и холодного, того, что дует с моря, когда спускается на землю тьма. Безо всяких узоров его серебристый клинок, черна как ночь его рукоять, и нет ему равных по легкости и верткости, а убивает он только врагов. Клеймо тому мечу – танцующий лис.
Жуга покосился на свой меч.
– Это он и есть?
Маг поднял взгляд на травника.
– А ты сомневаешься?
Жуга промолчал. Поднял взгляд на мага.
– И что мне делать теперь? Тоже мне, нашел себе хозяина… Хоть бы ты что ли мне помог, я же ничего не умею.
– Так-таки и ничего?
– Ну, я дерусь, конечно. Так ведь это – посохом, ножом… ну, и просто так… безо всего.
– Не так уж мало для бродячего знахаря, – усмехнулся маг. – А я не учитель фехтования. Доверься ему, он сам разберется, где кто. В этом деле главное – покрепче держаться за рукоять.
– Понятно, – тот кивнул, невольно вспомнив, с какой небывалой легкостью обезглавил бойца из лучшей османской тысячи. – Но что заставило его вернуться в мир?
– Трудно сказать. Между прочим, пока вы там обжирались всякой дрянью, произошло уже две битвы, и если в первой Цепеш одержал победу, то вторая кончилась иначе. Враг стоит у Яломицы.
– Большое войско?
– Очень. И я понятия не имею, для чего проснулся старый меч.
Жуга почувствовал озноб. Покосился на браслет. Камень вспыхивал и гас. Чесалась кожа на руке. Маг перехватил взгляд травника и одобрительно кивнул.
– Не снимай его покамест. Это очень сильный талисман. Слабую магию усилит, сильную – ослабит. А то помнишь, что ты натворил на поляне?
– Когда? – встрепенулся Жуга. – Ах, да. Комары… – Золтан кивнул. – Цвет я не тот взял. Красный вместо зелени.
– Как можно было перепутать!
– Я их вообще не различаю.
– Вот как? Занятно. Там с давних лет копилась сила, а ты не смог с ней совладать.
– Сила? – Жуга поднял взгляд на мага. – Откуда?
– Когда-то там родился единорог, – поколебавшись, с видимой неохотой ответил тот. Поворошил догорающие угли и встал. – Ну все, пошли. Хорошо бы нам твоих дружков до полудня догнать, а то не дай бог натворят чего.
Жуга обмотал меч мешковиной и повесил за спину. На миг остановился у погасшего, подернутого белой пылью костра.
– Пепел, – пробормотал он. – Прах и пепел…
И вслед за магом углубился в лес.
* * *
Догнать Милана и Бертольда не составило труда – крестьянин и монах шли бестолково, оставляя чересчур заметный след, да и перепугались при встрече до одури. Жугу одолевали опасения, что турки могут их найти вот также вот быстро, но до сих пор погони не было. К полудню добрались до деревни, где обнаружили лишь опустевшие дома. По предложению Милана завернули на пасеку, где думали остановиться на ночлег, и были здорово удивлены, когда застали там хозяина (Милан, как выяснилось вскоре, и с ним водил хлеб-соль в былые времена).
– Дык пчелы же. Куда же я от них? – ответил простодушно тот, срезая с рамки темные, тяжелые от зимнего меда соты и складывая их в миску. – Они ж как дети. А ну, как рой возьмет да полетит? Тут у меня шестнадцать ульев, не потащишь же с собой. А мед… мед всем потребен. Ешьте.
На столе перед путниками появилась громадная яичница, лепешки, молоко и мед. Ни пива, ни вина пчеляр не уважал.
– Мед, молоко… – пробормотал Бертольд, качая головой. Переломил лепешку. – Еда пустынников.
Ел он, однако, с аппетитом, чего нельзя было сказать о Жуге. Травник долго молчал над кружкой с молоком, задумчиво кроша хлеб, затем вздохнул и повернулся к магу.
– Ну хорошо, – сказал он, словно соглашаясь. Потер ладонью переносицу и сморщился от боли в подбитом глазу. – Я понимаю – меч, легенда и все такое. Но как двараги узнают, где нас искать?
– Достаточно обнажить клинок, – ответил Золтан. – Гномы чуют металлы, как мухи – навоз. Но нам не нужно, чтобы нас нашли. Наоборот.
Жуга провел рукой по волосам. Потеребил шнурок.
– Сказать по правде, я не знаю, где их искать. Они хоть как-то связаны с людьми? Должны же они что-то есть!
Маг пожал плечами.
– Черт их разберет. Под здешними горами три подземных озера, если не больше, да еще Яломица в верховьях дважды уходит под землю, и никто не знает, где и как она течет.
– Одной ведь рыбой сыт не будешь, – задумчиво проговорил Жуга. – Ну, скажем там, еще грибы могут расти в темноте… Нет, все равно. Должны они с кем-то торговать. Должны.
Он посмотрел задумчиво на чашку с медом и встал из-за стола.
Назавтра вышли в путь. Ушли втроем – Милан остался, замолвив перед тем за них словечко перед пасечником; тот дал еды и меду на дорожку да два одеяла впридачу. А к вечеру достигли гор, и здесь, в отрожистых верховьях Яломицы стали на привал.
* * *
– Здесь перейдем?
Вопрос остался без ответа.
Все трое лежали в кустах у самой воды, глядя на другой берег, где то и дело проезжали конные турецкие дозоры. Отвесная белесая скала вздымалась вверх неровными квадратами растресканного камня, за ней виднелись островерхие, в проплешинах лугов склоны гор. Чуток левей темнела в скале узкая промоина ручья. Прохода не было. Дороги тоже. Холодный ветер гнал волну, шумел листвой, раскачивал стволы высоких тонких сосен. Все было как всегда – река раздулась паводком, не думая спадать. Вот только не было на ней обычных по весне веселых плотогонов, сплавлявших из верховьев вниз упругий красноватый бук: война.
– Нельзя нам здесь, – сказал Бертольд и заворочался на ветках. Плюнул в воду. – Вишь, течение какое? И камни скользкие. Потонем на хрен. А нет, так турки подстрелят.
– Не каркай.
– А чего?
Жуга молчал. Жевал травинку. Холодный ветер теребил полы его накидки: полушубок травника остался на поляне, взятый турками в трофей, и травник приспособил одеяло на манер плаща, продрав в середке дыру для головы и подпоясавшись веревкой. Шварц поежился в своей рясе.
– И как тебе не холодно?
Жуга с усмешкой покосился на монаха:
– А у тебя, часом, лицо не мерзнет?
– Знамо дело, нет!
– А я вот весь, как твое лицо.
– Хорош болтать, – вмешался Золтан. – Что скажешь, Лис? Здесь попытаем счастья, или дальше пойдем?
– Здесь будем переходить, – рассеяно ответил Жуга, оглядывая скалу на том берегу. – Есть там ложбина, влезем как-нибудь. Выше по течению плес, глубоко. А ниже, на перекате такая сейчас стремнина… Да и турки лагерем стоят – вишь, разьездились. Ночью перейдем.
– Перейдем, и?… – спросил Бертольд. – Дальше-то чего?
– Там видно будет, – уклончиво ответил тот. – Есть у меня одна мыслишка.
– Ладно, – кивнул Золтан. – Ночью, так ночью. Коль так, кто хочет – может спать. Я покараулю.
Бертольд заметно нервничал. Ни Жуга, ни Золтан Хагг не говорили, что задумали, и лишь укладываясь спать, Жуга спросил, доводилось ли Шварцу ходить по горам, и хмыкнул, услышав, что – нет.
