Андрей Плеханов - Лесные твари
– Человек!.. – Карх заскулил. – Демид! Ты ведь не убьешь меня, Дема? Это нечестно так – убивать беззащитного...
– Что-то я не заметил, что ты соблюдаешь это правило. – Двигаться Демиду было трудно, но он делал шаг за шагом. – И ты прав! На нас с тобой это не распространяется. Это правило – для людей. А мы с тобой – два демона!
– Ты – не демон, Дема! Ты – человек!
– Я человек, вспомнивший, что люди произошли от демонов. Может быть, когда-нибудь я снова забуду это. Но сейчас я это вспомнил. Благодаря тебе, Король Крыс! И я хочу отблагодарить тебя за это, Король Крыс! Отблагодарить по-королевски.
Демид опустился на одно колено рядом с Королем Крыс. Движение далось ему тяжело. Он вскрикнул от боли, пронзившей его спину раскаленным стержнем, он едва не свалился рядом с Королем Крыс.
Он стоял на одном колене, смотрел на свой меч, и молчал.
Это не было королевской почестью. Просто Демид уже не мог нагнуться, чтобы отрубить вурдалаку голову. Ему пришлось встать на колени. И теперь он собирался с последними силами.
И карх молчал. Притих. Он уже начал чувствовать, как проклятые магические путы отступают и кровь притекает в занемевшие конечности. Карх ждал.
Лесные и Степан, там, за гранью Круга, обеспокоено зашевелились. Демид почему-то медлил. Теперь, когда он почти победил, когда ему оставался один взмах меча, он стоял на коленях и ничего не делал. А карх медленно оживал. Отсюда, из-за края поляны, ясно было видно, как дергаются ноги карха, и расправляются жуткие когти его, и напрягаются бугры мышц под облезлой шкурой, в ожидании команды «фас».
Он уже ожил, Король Крыс. Неужели Демид не видит этого?!
– Демид!!! – заорал Степан.
Может быть, это было грубым вмешательством в борьбу. А может быть, и нет. Потому что Степан опоздал. Король Крыс уже вскочил на ноги, вырос горой, волной накатился на Демида. Закрыл маленького Демида черной тенью.
Степан почти не увидел удара. Только короткая серебристая дуга на миг нарисовалась в воздухе. И был звук – такой, с каким мясники рубят туши на колодах. «Туккк!»
Голова Короля Крыс отделилась от туловища и покатилась по траве.
Степан и Лека бросились в Круг одновременно. И на этот раз он пропустил их.
Демида не было видно. Обезглавленная огромная туша Короля Крыс накрыла его, заграбастала мертвыми лапами, как медведь. Степан никогда не подумал бы, что может прикоснуться к этому отвратительному чудовищу, пусть даже мертвому. А теперь вцепился в жесткую шкуру Короля Крыс, потащил на себя. Весу в кархе было теперь не меньше центнера. Он хорошо питался при жизни.
Лека помогала ему. Рывок. Еще рывок. Смердящая туша карха медленно сползла на траву. Задние ноги ее еще дрыгались.
Демид лежал на спине и улыбался.
– Лека... – сказал он. – Привет, зайчонок. Опять без трусов бродишь?
Он попытался приподняться на локтях и снова бессильно повалился на траву.
– Степа... Топор не потерял?
– Нет...
– Иди... Выруби кол. Из осины молодой. Надо закончить дело...
Степа исполнительно помчался огромными прыжками за пределы Круга. Срубил какое-то деревце, похожее на осинку. Заточил на манер кола. Руки его дрожали – чуть в ногу себе топор не всадил.
– Вот. Дема. Кол...
Демид уже оживал. Медленно встал, поддерживаемый Лекой. Наклонился над кархом.
– Давай.
Он взял кол из рук Степана, нацелил его в сердце Короля Крыс и ударил.
Кол отскочил от толстой вурдалачьей шкуры, как резиновый мячик от пола.
Дема опустился на колени, приставил кол к грудной клетке карха и навалился всем своим весом. Кол едва проткнул шкуру и остановился. Демид совсем ослаб.
– Помогите...
Степан и Лекаэ встали с двух сторон от него и сжали руками своими осиновый кол.
Кол еще мгновение сопротивлялся, а потом дернулся, пропоров что-то внутри, и провалился в сердце Короля Крыс.
Карх, созданный, чтобы жить вечно, прекратил свое существование. Три руки остановили сердце его – рука кимвера, рука лесного создания и рука обычного человека.
Демид отпустил кол и сел на траву. Он сидел и молчал. А Степан и Лекаэ стояли рядом и смотрели на карха.
О чем они думали?
Этого не знал никто.
Глава 34
Демид сидел и молча смотрел на труп карха. Он сидел и думал о том, что пришел конец этой истории. Истории, в которую он так не хотел влезать, но оказался втянут по самые уши. Истории, в которой с его стороны было сделано так много глупостей и только один удачный удар. Истории, где ему так отчаянно не везло, и все же везло так, как не может везти простому смертному. Истории, где он потерял любимую девушку, потерял друга и брата, потерял иллюзии на свой счет, потерял палец; истории, где он обрел память и не стал от этого счастливее. Он думал, что истории этой пришел конец. На хэппи-энд он, правда, не тянул. Так, что-то промежуточное. Как тамбур. Идешь-идешь по поезду, колеса громыхают, надоело уже все до чертовой матери. Добираешься до последнего тамбура (и точно знаешь, что это – последний). Открываешь дверь, а там – новый поезд. И люди там живут. Не просто сидят, лежат на полках вперемешку с чемоданами, чаи гоняют, а именно живут. И уверены, что всегда жили здесь. И вечно жить будут. Для них ты – чужак, нагло вторгшийся из другого вагона. И ты бредешь уже по этому поезду. Привыкаешь. Порой отвечаешь на тычки людей, которым ты почему-то не нравишься, порой заходишь в вагон-ресторан и ешь позавчерашнюю курицу, порой играешь в карты, чтобы заработать какие-то деньги. Порою ты даже влюбляешься и остаешься на некоторое время, но потом все равно уходишь, потому что ты знаешь, что удел твой – брести по бесконечному поезду, имя которому – жизнь.
Жизнь бессмертного.
Ты можешь рвануть стоп-кран. Тебя слегка поколотят за непослушание, а потом поезд снова начнет свое неумолимое движение. Ты можешь попытаться даже выпрыгнуть в окно. Но у тебя не получится. Потому что, когда ты очнешься, ты обнаружишь, что снова едешь на этом поезде, весь переломанный, но все равно болезненно живой. Потому что ты нужен этому поезду. Потому что, если ты исчезнешь с этого поезда, уйдешь из этой жизни, поезд прекратит свое существование. Сойдет с рельсов, вагоны вомнутся друг в друга, как картонные коробки, превратятся в груду дымящихся обломков и похоронят под собой искореженные до неузнаваемости мертвые человеческие тела.
Не выживет никто.
Ты заключенный в этом поезде. Ты почетный заключенный. Но никто не знает об этом. Никто не воздает тебе почести, не норовит принести тебе изысканную пищу и отдать самую красивую самку. Тебя пинают так же, как и всех остальных людей. И чем больше узнают о твоей скрытой сущности, тем больше норовят тебя убить. А потому ты прячешься. Прячешь суть свою от других и от самого себя. Ты пытаешься все забыть. Притвориться обычным человеком.
Кто может обвинить тебя в этом?
Никто.
И кто угодно.
* * *
– Эй, человек!..
Голос прошелестел над поляной – басовитый, гудящий. Совершенно отчетливый. Демид поднял голову и оглянулся.
Никого, кто мог бы быть обладателем этого голоса. Показалось?
– Не показалось. Ты забыл обо мне? О самом главном?
– Где ты? – спросил Демид.
– Я здесь. Ты пока не догадываешься...
– Кто ты?
Голос назвал Демида человеком, и это не понравилось Демиду. Обычно называли его человеком те, кто сам к людям не принадлежал никоим образом.
– Я помогу тебе. Я избавлю тебя от нескончаемой пытки бесконечной жизни. Это очень тяжело – быть бессмертным. Поверь моему опыту.
– Спасибо за ценное предложение. Но я как-нибудь разберусь со своими проблемами сам.
– У тебя нет выбора. Все решу я. Теперь лишь я решаю, как повернуть ход событий. Ты – явление вторичное, кимвер. Ты сыграл свою роль. Все вы сыграли свою роль. Пора задергивать занавес. Так, кажется, говорится у вас, людей?
– Кто ты? Господь Бог?
– Я – Господь Червь!
– Черт возьми! – Демид попытался вскочить на ноги, но получилось у него плохо. Скорее это было мучительным, кряхтящим подъемом на высоту человеческого роста. – Где ты, Червь? Выходи, и мы разберемся с тобой!
– Не будем мы разбираться. – Голос стал громче, у Демида уже уши закладывало, но никто – ни Степан, ни Лесные не видели, откуда исходил этот голос. Они лишь недоуменно крутили головами, пытаясь понять, с кем беседует Демид. – Ты слишком ничтожное существо, кимвер, чтобы иметь собственное мнение...
– Был тут один, который говорил так же. – Демид презрительно ткнул тушу карха носком ботинка. – Вот, лежит. А ты, его хозяин, даже не сделал попытки заступиться за него...
– Это было лишним. Карх уже отыграл свое. И он неплохо выполнил свою работу. Он обессилил тебя. Он сломал твое тело и надломил душу. Ты беззащитен сейчас! И теперь я съем твою душу, последний кимвер!
– Ты работаешь на тех, новых! Которые придут после людей?
– Мне нет дела и до них. Я – могильщик. Я как раковая опухоль. Вначале я был мал, но скоро все, что есть человеки, станет лишь частью меня. Я съем все и переварю все внутри себя. Все души человеческие. Так же, как было и в прошлый раз, когда я съел всех предыдущих человеков. Настанет время нового Прилива, и я съем и тех, кто придет на смену человекам, чтобы освободить место еще более новым.
