Виктория Угрюмова - Огненная река
Каэ даже не предполагала, что насекомоподобные монстры умеют так реветь – протяжно и мерзко. А затем тварь взмахнула своими крыльями, которые выглядели словно прилепленные неким безумцем к ее несуразному телу, и поднялась в воздух. Здесь Каэ пришлось особенно тяжело, потому что до сих пор она была уверена, что летать не умеет. Сражение с крылатой тварью заставило ее усомниться в непреложности этого утверждения.
Самым ужасным было то, что даже неотразимые, сильные удары Такахая и Тайяскарона не наносили монстру серьезных повреждений. Его рыхлая, влажная плоть кусками усеивала пол, но видимого ущерба это не приносило. Коридор был слишком тесным, и пространства для маневра явно не хватало. Раны, которые образовывались на теле личинки, ее не беспокоили, и казалось, она может бесконечно атаковать того, кто столь бесцеремонно вторгся на ее территорию. Каэтану это бы не столь сильно тревожило, если бы она не отдавала себе отчета в том, что тварь – это не конец, а возможно, и не середина пути, что и дальше ее ждет нечто особенное. А сил на это особенное могло не хватить.
Внезапно ее мечущийся взгляд упал на огромное копье – как раз под стать Арескои или га-Мавету. Для нее же подобное оружие было слишком велико. Кто бы ни был носивший его, мускулы у него были стальные. Каэтана подхватила копье с пола, уперла его тупым концом в каменную стену тоннеля, острие выставила над своей головой. Теперь она просто ждала, стараясь успокоиться и наладить дыхание. И когда громада твари тяжело взлетела, хлопая крыльями, и понеслась на нее, она не шелохнулась. И приняла обрушившуюся массу рыхлого туловища на копье, стараясь направить его в темный спутанный узел на теле, надежно защищаемый монстром. Каэ действовала наугад в надежде на то, что тварь все-таки сродни насекомым и темное пятно соответствует нервному сплетению. И оказалась права. Она едва успела отскочить в сторону, когда жуткое существо забилось в конвульсиях, задергалось и наконец замерло. Из страшных ран потоками лилась белая, вонючая, густая жидкость. Каэ стояла в ней по щиколотку и пыталась отдышаться.
– Вот это по-нашему! – снова включился в беседу Ниппи. – А ты еще не совсем пропащая. Пойдем отсюда, вдруг родственники этой детки приползут, пылая жаждой мести.
Каэтана подумала, что несколько тварей такого размера не смогут жить рядом – не хватит пищи. Но все же она была в пещере Ишбаала, и кто знает, какие чудеса здесь возможны. Она поторопилась последовать совету Ниппи и ускорила шаг.
Пол под ее ногами становился все более и более наклонным, пока наконец ей не стало трудно идти. Коридор уводил ее в глубь горы Нда-Али, к самому каменному сердцу, где тяжело и беспокойно ворочалось нечто, носившее имя Ишбаала.
Она не знала, сколько шла, хотя шла очень быстро, не останавливаясь ни на минуту, чтобы передохнуть. Когда становилось уж очень тяжело, она строго напоминала себе о том, что все-таки является богиней – бессмертной, всесильной – и обычные тяготы ее мало касаются. Ниппи бурчал под нос нечто невразумительное, но, видимо, его укачало, потому что вслух он не высказывал ничего.
Последний раз круто вильнув, коридор неожиданно уперся в каменную глухую стену с вырезанными на ней барельефами. Они изображали нечто удивительно знакомое. Каэ заколебалась, рассматривать их или пытаться пробиваться дальше. Наконец решила, что спешка хороша при ловле блох (откуда она знала эту глупую фразу?), и стала пристально разглядывать каменные изображения.
На одном из фрагментов она обнаружила себя, родную, с мечами в руках, пронзающую нечто клубящееся туманом. Во всяком случае, именно так она трактовала вторую фигуру...
– И что это? – спросила она сердито.
– Не знаю, – сказал Ниппи. – Талисман прямо напротив тебя, шагов через пять. Только как ты их пройдешь?
– Пройду... – И сама поразилась своей уверенности.
В моменты крайнего напряжения или опасности глаза становятся зорче, а ум острее. Эту нехитрую истину Каэтана усвоила довольно давно. И теперь, ощупывая пальцами каждый миллиметр прохладной шершавой поверхности, она знала, что ищет. Была уверена, хотя происхождение этой уверенности оставалось загадкой. Как заправский вор, которому нипочем любые замки и запоры, она нашла крохотный выступ, немного помедлила и... щелкнула. Внутри стены что-то тихо зажужжало, и она стала медленно отъезжать в сторону.
– Позвольте, – оскорбился Ниппи. – А как же магия?
– И магия здесь наверняка присутствует, только меня ведь она никак не касается.
– Это я понимаю, – заявил перстень. – Но я не понимаю, откуда у тебя такие замашки взломщика?
– Это тоже своего рода поиск истины – открыть то, что скрыто другими.
– Учту, – буркнул Ниппи. – А теперь – удачи тебе. Он уже ждет.
* * *
Он ждал. Он ждал так долго и так мучительно, что однажды потерял представление о том, сколько веков или тысячелетий заперт в самом чреве медово-желтой горы Нда-Али. Он забыл разницу между ночью и днем, между тьмой и солнечным светом. Впрочем, он никогда особенно не ценил одного и не нуждался в другом.
Но на сей раз Ишбаал проснулся и заворочался: кто-то находился слишком близко, гораздо ближе, чем все остальные, кому удавалось проникнуть в его пещеру, и теперь забрезжила еще смутная и слабая, но надежда на освобождение. Огромная глыба мрака, висевшая в пустоте, начала менять свою форму, перетекать, переливаться разнообразными цветами – ведь тьма способна содержать в себе любые оттенки, – и, доведенные до предела, до абсурда, они непременно превращаются в черноту. Ишбаал жаждал вырваться на волю и соединиться со своей второй частью – Мелькартом. Тот, кто приближался сейчас, мог ему в этом помочь.
Он знал, за чем идет сюда живая душа. И не заблуждался относительно ее целей. У всех, кто приходил в пещеру, была одна мечта, одно стремление – завладеть талисманом Джаганнатхи. Ишбаал недоумевал, почему эти магические предметы называются именем жалкого человеческого царька, проигравшего все во время Первой войны Мелькарта за Арнемвенд. Но ему-то какое дело?
Каэтана вышла из-за отъехавшей в сторону каменной громады и остановилась. Перед ней уходил в пустоту, в никуда, громадный зал (пространство? помещение?). Она не знала, как это назвать. Крохотным муравьем на краю Вселенной чувствовал себя тот, кто попадал в это место. Гора, словно выеденная изнутри, таила в этой полости существо, называемое Ишбаалом. И это оно висело в желтоватом рассеянном свете огромным куском вселенского мрака. В этом мраке неугасимым огнем полыхали два зеленых пятна, заменявших Ишбаалу глаза. Каэ подумала, что желтый свет напоминает сосуд, в котором заключено это страшное существо.
Холод пробрал ее до костей, заледенил кровь в жилах. Мелкие, противные мурашки побежали по спине, а волоски на голове стали чувствоваться каждый по отдельности, на что кожа реагировала болезненно. Мрак вился и перемещался, перемещались горящие его глаза. А на самом краю, на границе мрака и света, на небольшом выступе лежало украшение из зеленого золота, за которым она сюда и пришла. Каэтана не успела сделать ни одного шага, не успела додумать до конца ни одну толковую мысль, когда тихий-тихий, вкрадчивый, немного свистящий шепот произнес:
– Здравствуй, враг мой. Вот ты и навестила меня в моем уединении. Тебе нужен талисман?
Она молчала, понимая, что в каждом слове таится ловушка. Собралась с силами и двинулась вперед, осторожно ступая по странным для горы Нда-Али черным, будто обугленным, камням.
До талисмана Джаганнатхи оставалось несколько шагов, когда Ишбаал высвободил из тьмы своего тела нечто похожее на щупальце и приблизил этот луч черноты к выступу, на котором лежало украшение.
– Мне его не жаль, – прошипел он. – Он мне не нужен, но правила игры требуют, чтобы ты сразилась со мной за обладание этой побрякушкой. Мне странно, что ты позарилась на эту мелочь, я бы предложил тебе больше, а вторая часть меня – неизмеримо больше. Но своя рука владыка.
Каэтана понимала, что в словах Ишбаала кроется какой-то подвох. Но в чем? Она же не надеялась, идя сюда, что он так просто отдаст свое сокровище. Он будет сражаться. Интересно, а как он будет сражаться? Она ощутила легкое покалывание, как в храме Нуш-и-Джан.
Сумеет ли она убить Ишбаала? И что означает для него смерть?
– Попробуй убить меня, – ответил на ее мысли владыка Тьмы. – Давай проверим, кто сильнее. Когда говоришь со Злом, остановись и подумай. Зло проникает в тебя отовсюду, просачивается сквозь поры твоей кожи, высасывая разум и душу до того, как ты это успеешь обнаружить.
Страх губит разум, зависть – душу, а сомнения – сердце.
Как бы там ни было, но себе Каэ могла признаться, что боится Ишбаала, боится потерять своих друзей и отчаянно сомневается в правильности своего решения. И хотя зависти она не ощущала, два верных способа погубить себя у нее уже имелись.
