Дмитрий Скирюк - ОСЕННИЙ ЛИС
– Давно пора, – послышалось вдруг за их спинами. Оба вздрогнули и обернулись.
Прислонившись к дереву и сложив руки на груди, там стоял Жуга.
– Наигрались? – хмуро спросил он. – Что нашли? Половину – мне.
У ног его стоял котелок с водой, лежала охапка каких-то трав. Никто не слышал, как он подошел. Реслав покраснел до корней волос, закряхтел смущенно. Балаж готов был провалиться сквозь землю.
– Огниво мы искали, – сказал Реслав, запихивая вещи обратно в мешок. – Ты не потерял, часом?
– Я и не брал, – ответил Жуга. – Зачем оно мне? Да и тебе тоже ни к чему. Дай сюда. – Он взял котомку, завязал ремень. – Помнишь вязанку у Довбуша? Чего ж тебе еще надо… Разжигай, я сейчас, только с травами управлюсь.
– А ведь и верно! – спохватился Реслав. – Сколько времени прошло – должно сработать… Ты какой цвет подбирал?
– Зеленый! – донеслось из-за дерева.
На инцидент с мешком Жуга, казалось, даже не обратил внимания, а может, просто не хотел заводить разговор.
Балаж тоже подошел к кострищу.
– О чем это вы толковали? Какое время прошло?
– А? – оглянулся Реслав. – Время? Да видишь ли, наговор действует один только раз. Чтобы он потом снова заработал, надобно, чтобы срок миновал, чтобы сила накопилась. Думаю, сейчас получится.
Реслав сложил ветки шалашиком, нахмурился, припоминая слова. Представить в лесу зеленый цвет было проще простого. Он вытянул руки и приказал:
– Виттеро-авата-энто-распа!
Балаж вытаращил глаза. Результат превзошел все ожидания: куча дров в едином порыве взметнулась вверх, словно подброшенная невидимой рукой, и со стуком запуталась в раскидистой дубовой кроне. Через миг сверху дождем посыпались палки, сучья, листья и желуди. Реслав охнул, когда узловатый сук треснул его по лбу, и с гудящей головой сел на землю.
– Ишь ты… – ошеломленно пробормотал он, потирая ушибленный лоб. – Вот ведь…
Показался Жуга с каким-то мохнатым корнем в одной руке и ножом в другой.
– Что у вас тут? – спросил он. – Не загорается, что ли?
Реслав лишь помотал головой. Жуга пожал плечами, положил нож и корень на траву. Вытер руки, собрал рассыпанные щепки.
– Виттеро-авата-энто-распа!
Повалил дымок, костер вспыхнул, запылал – успевай только подкладывать. Реслав покачал головой, пробормотал: «А все-таки…»и занялся готовкой.
…Кашу съели быстро. Очистили котелок, облизали ложки. Жуга отослал балажа за водой, и когда котелок снова нагрелся, стал складывать в кипяток травы. Реслав лениво наблюдал, похрустывая малосольным огурцом, как вдруг рванулся и перехватил руку Жуги с зажатым в ней знакомым раздутым корневищем. Огурец бултыхнулся в котел.
– Эй, эй, ты что делаешь! – воскликнул Реслав. – Это ж цикута – отрава, каких поискать! С ума сошел?
Напрягшийся было Жуга расслабился, затряс головой. Высвободил руку, брезгливо выудил из воды огурец.
– Ну, напугал, Ирод, – выдохнул он и бросил корень в котел. – Чего разорался-то? Ну, верно, вех это, отрава. Да много ли ты в травах смыслишь? Ведь яд от лекарства что отличает? Количество. Вот… – Он помешал варево ложкой, бросил туда тряпку. – Ну-ка, скидавай рубаху, – неожиданно потребовал он.
– Зачем?
– Скидавай, говорю.
Реслав отложил многострадальный огрызок огурца, потянул через голову рубашку. Показалась широкая мускулистая спина с дюжиной разновеликих ссадин и ушибов. Почти все уже стали подживать, но две рваные раны под лопаткой, оставленные ржавым гвоздем, загноились и покраснели. Жуга потыкал в них соломинкой. Реслав поморщился.
– Больно?
– Не… Терпеж-то есть…
– «Терпеж-то есть», – передразнил Жуга. – Балда ты, Реслав. Что верно, то верно – ежели корень веха слопать, дуба дашь. А коль рана воспалилась, да жар пошел – приложи отвар, да с умом приготовленный – все вытянет-вычистит сам собой… Ну-ка, повернись.
Жуга выловил из котелка тряпицу, протер обе раны, наложил примочку. Узкой полосой чистой ткани Реславу обвязали грудь и спину, перебросили край через плечо.
– Завтра снимешь, а пока поспишь на брюхе.
Выудив еще один клок, Жуга сложил ткань вчетверо, закатал штанину и перевязал колено. Мелькнула узкая, распухшая от давности ссадина. Балаж смотрел во все глаза.
– А это что ж не заживает? – спросил он.
– Эту рану, – невесело усмехнулся Жуга, – так просто не залечишь.
Реслав нахмурился, мучительно припоминая, где он мог видеть раньше нечто подобное, и вдруг вспомнил, как его приятель, молотобоец Микита, оступившись, угодил голой рукой на раскаленную докрасна болванку.
– Ожог это, – хмуро сказал Балажу Реслав, – и сильный притом. Так, Жуга?
Тот нахмурился, ничего не сказал.
– Где ж тебя так прижгло? – поразился Балаж. – С огнем-то, брат, поосторожней надо… Вона, костер-то…
Жуга вскинул голову. На лице его заходили желваки.
Вытянув длинную руку, он взял свой посох, концом его разворошил полупогасший костер. Тлеющие красными точками, угли рассыпались узкой дорожкой. Реслав никак не мог взять в толк, что тот собирается делать.
– Осторожней, говоришь? – с непонятной злостью сказал Жуга. – Я тебе покажу сейчас, что такое огонь…
И прежде чем кто-то успел его остановить, ступил босой ногой на угли. Балаж ахнул, метнулся было к нему, но Жуга уже шел по алой дорожке неспешным шагом. Похрустывали под ногами угольки, мигали, вспыхивали, синими язычками лизали растрепавшиеся бахромой штанины. Жуга дошел до конца, вернулся и сошел на траву. Балаж и Реслав переглянулись.
– Может, хватит расспросов? – язвительно произнес Жуга, вытер ноги рукою, улегся и потянул на себя одеяло. – Давайте спать. Поздно уже.
Балаж молчал, потрясенный.
– А ты говоришь – костер… – сказал ему Реслав, и тоже залез под одеяло.
Под шелест листвы все трое вскоре погрузились в сон.
* * *
Реслав проснулся, как от толчка, среди ночи. Сел, поежился от сырого холодка, огляделся. Ночь выдалась ясной. Над головой черным куполом висело звездное летнее небо. Луна была ущербной.
По правую руку мирно сопел во сне Балаж. Слева лежало лишь скомканное одеяло.
Жуга исчез.
Реслав посидел некоторое время, глядя в темноту и гадая, что могло его разбудить. Уж во всяком случае, не Жуга – тот двигался тише мыши. Внезапно Реслав осознал, что в ночи раздается какой-то тихий, неясный звук. Он прислушался.
Где– то далеко, тонко и печально пела свирель.
Реслав осторожно выбрался из-под одеяла, отполз в сторону. Балаж заворочался, но не проснулся, лишь закутался поплотнее. Реслав встал. Вчерашняя повязка присохла к спине, раны под ней зудели и чесались. Реслав повел плечами – терпимо…
Углубился в лес.
Дубовая роща ночью выглядела призрачно и таинственно. Серебрились в свете луны массивные шершавые стволы. Было тихо, лишь ручей журчал неподалеку, да похрустывали изредка сучья под ногой. Реслав спустился в ложбину, перебрался на ту сторону. Прислушался. Звук стал яснее, и Реслав двинулся вперед, осторожно ступая и глядя под ноги: в этих местах он еще не бывал.
Мелодия лилась, тихая и холодная, как лунный свет, то замирая на низкой ноте, то призывно взлетая и рассыпаясь легкой трелью, звуки сталкивались, кружились, сбегали вниз, вторя переливам оставшегося за спиной ручья, умирали, чтобы воскреснуть и воскресали, чтобы умереть. У Реслава защемило сердце. Он вдруг почувствовал себя безумно одиноким, внимая голосу ночи, и невольно ускорил шаги, идя на этот странный, чарующий зов.
Вскоре музыка уже раздавалась так близко, что Реслав стал хорониться за деревьями и, выглянув из-за второго или третьего ствола, понял, что пришел.
Здесь была большая, совершенно круглая поляна, по краям которой, на равном расстоянии друг от друга росли исполинские дубы. На самой поляне не было ни кустика, ни деревца, лишь короткая ровная трава. Кроны деревьев смыкались правильным кольцом, и лишь в центре виднелось звездное небо. Реславу показалось, что он попал в храм – так величественно выглядело это место. Он затаился, внимая терпким, летучим звукам, и вгляделся в темноту.
Дубов было девять. Между двумя из них промежуток был гораздо больше других, словно еще одно дерево росло когда-то здесь. Но дерева не было. Вместо этого там стоял Жуга.
В лунном свете он не казался рыжим, скорее – седым. Худой и длинный, Жуга стоял неподвижно, и лишь пальцы его рук танцевали, плели мелодию из тонкого камышового стебля. Реслав утратил чувство времени – прошло минут, наверно, пять, а может – целый час, как вдруг музыка смолкла. Жуга опустил свирель.
Несколько мгновений царила тишина, затем в ночи раздался вдруг тихий, бесцветный голос.
– ты звал меня, – сказал он. Не спросил, не ответил, просто – сказал. Реслав напряг взор, и ему показалось, что посреди поляны шевельнулось что-то, мерцая серебристой звездной пылью. Оно двигалось, сливаясь с темнотой, в воздухе возникали и тут же таяли, подобно стихнувшей только что мелодии, полузнакомые очертания: неясный абрис человеческой фигуры в длинном плаще, белая цапля, раскинувшая крылья, олень – ветвистые рога вдруг слились в один длинный и прямой на широком конском лбу, завились двумя бараньими кренделями… Снова не разбери-поймешь, кто…
