Гельмут Пеш - Повелители времени
– Добро пожаловать, король карликов,– официально приветствовал его Ким, а затем добавил: – Как дела, Гврги?
Рот болотника растянулся в улыбке.
– Здесь мокро. Может Гврги войти? И свита тоже?
Ким ухмыльнулся, услышав, что его друг заговорил так, как в стародавние времена:
– Проходи! Заходите все!
Сначала он старался не вглядываться в светлые и темные существа из свиты короля карликов, пока они проходили мимо него. Но вскоре любопытство победило.
– Карликов я знаю, но другие... Это тени из глубин Зарактрора? – поинтересовался он.
Гврги закивал.
– Да, – подтвердил он. – Все их изгнали, и во тьме они были одиноки. Я знаю, что это такое, и поэтому спустился к ним. Сейчас тени принадлежат мне и не представляют никакой опасности.
– Это... это замечательно,– обрадовался Ким. – Я... – Голос его осекся.
В нескольких словах, произнесенных Гврги, лежала история, которая, как и многие другие, иначе не была бы рассказана. Потом фольк заметил, что король карликов его уже не слушает, так как что-то другое завладело его вниманием. Ким перевел взгляд в ту сторону, куда смотрел Гврги.
В дверях, ведущих из зала во внутреннюю часть дома, стояла Итуриэль. Казалось, свет, окутывающий ее, одновременно шел отовсюду и из ниоткуда. Она стояла там, молодая и ясная, как раннее утро. Ким невольно подумал о Водах Пробуждения, когда они в первый раз увидели богиню. Гврги стоял как вкопанный.
– Госпожа, хотите пойти со мной, чтобы я мог показать вам чудеса моего королевства? Это не займет много времени, – пролепетал он.
Она подошла и взяла его за руки:
– Я буду следовать за тобой всюду, куда бы ты меня ни повел, вплоть до конца всех времен.
Его большие глаза наполнились слезами.
– Я тебя полюбил, как только увидел. Но я не надеялся, что ты... Ты такая красивая, а я...
Итуриэль приложила руку ему ко рту:
– Успокойся, ты красив, Гврги, ничейный сын, носитель кольца, Владыка бездны. Все внешнее – камень. Только душа имеет значение...
И Ким, молчаливый свидетель того, как ужаснейшее и прекраснейшее существа Среднеземья объясняются друг другу в любви, лишний раз подивился путям, которые иногда уготавливает судьба.
На этом наша история медленно, но верно приближается к концу. Хотя, впрочем, есть еще что рассказать. Кимберон Вайт остался верен своему намерению не покидать Эльдерланд даже тогда, когда император снова пригласил его в Великий Ауреолис, на этот раз на церемонию своего бракосочетания. Ким решил, что будет лучше для него и всех остальных, если он останется здесь.
Лишь однажды он сделал исключение из этого правила. Через три года после встречи в доме хранителя, летом 781 года по летосчислению фольков, он один, взяв взаймы пони и повозку, отправился на юг.
Путь не был богат какими-либо событиями, хотя, когда Ким пробирался через болота, царил необычный для этого времени года туман. Без особых происшествий он миновал укрепления двадцатого легиона, которые были сооружены после войны с темными эльфами, чтобы защищать дорогу. Центурион дал ему ряд ценных советов. Ким вежливо поблагодарил его, хотя и сам знал, как ему следует поступать.
Аллатурион ничуть не изменился. Он остался таким, каким был в воспоминаниях Кима. Но что здесь могло измениться за четыре года, с тех пор как Ким покинул его? Дома стояли такие же покосившиеся, как и раньше. Пивные пребывали на своих местах. Студенты, хотя и повзрослели, пили не меньше, чем прежде. Исторический факультет находился в том же здании со старой, но заново покрашенной табличкой у двери, сообщавшей, что «слова уходят, а дела остаются».
Лишь декан факультета сменился. Прежний магистр Гандалфус почил два года назад, вследствие чего магистрат определил его преемника. Магистр Квазинус Траке был маленьким человеком с острыми бегающими глазами. Ходили слухи, что один из его предков слыл еретиком, и его сочинения в библиотеках в течение многих лет держались под замком, чтобы какой-нибудь благочестивый студент не оказался введен ими в заблуждение. Так, по крайней мере, рассказывал Ким в хозяйском доме после третьей кружки пива. Впрочем, входя в главную аудиторию, чтобы заявить о своем приезде, он был уже вполне трезв. Члены Ученого Совета – профессора и магистры, среди которых был и ректор Магнификус, – сидели в своих неизменных креслах в президиуме. На них красовались роскошные бархатные мантии и высокие береты, а в руках они держали позолоченные скипетры. У кафедры, украшенной резьбой, занял место магистр Квазинус. Ему надлежало выполнять функции адверсариуса, то есть он должен был опровергать согласно законам науки тезисы, выдвигаемые кандидатом. Верх его приземистого туловища венчала голова, едва выглядывавшая из-под кафедры. И чтобы увидеть хоть что-то кроме обтянутой кожей диссертации, лежащей перед ним в открытом виде, ему приходилось как можно выше вытягивать подбородок.
Ким напоминал подсудимого, когда прошел за барьер – туда, куда ему указали. Одет он был в коричневую мантию бакалавра, что подразумевало младшую степень учености, на голове его был простой берет того же цвета.
Магистр Адрион, подумал он, если вы все еще откуда-то на меня смотрите, заступитесь и помогите, чтобы я вас не опозорил.
Зал был наполнен людьми. По большей части это были студенты, но также и пара бакалавров в коричневых одеяниях. То здесь, то там виднелась красная мантия какого-нибудь магистра. Говорили, что сегодня должен проходить совершенно необычный экзамен. Суровый экзамен весьма странного кандидата, о котором было много разговоров года два назад. Да к тому же он должен представить работу, граничащую с ересью.
Прозвенел колокольчик ректора. Экзамен начался.
– Sit thema[Тема звучит (лат.)],– начал оппонент.
В аудитории поднялся шепот, отчего не было слышно последующих слов. Он равнодушно дождался, пока наступила тишина и начал снова:
– Sit thema: «Sive creatio artificial populum non sit contra grandem Patris Matrisque disignum»[Тема звучит: «Искусственное сотворение, не противоречит ли это Великому Плану Отца и Матери» (лат.)].
Ким знал, что дискуссия будет проводиться на древнем языке, на котором он и написал диссертацию. Но сейчас он не понимал ничего. Слова звучали в его ушах, но это походило на бессмысленное чередование звуков. Ким тяжело вздохнул. Все взгляды были обращены на него. Каждый ждал, что он скажет.
Ким закрыл глаза. И вдруг ему показалось, что рядом с ним присутствует кто-то, кого прежде не было. Какой-то миг он словно видел перед собой лицо любимого наставника, его худую фигуру, одетую в красную мантию. И тут он услышал далекий голос: Мужайся. Он не может быть прав. Прав ты.
Ким открыл глаза. Пауза длилась мгновение. Все еще ждали его ответа. Он откашлялся.
– Non est[Нет, не противоречит (лат.)], – сказал Ким уверенным голосом. Да, этого не может быть, ибо, если бы сотворение фольков противоречило Плану Божественной Четы, тогда бы это означало, что не весь мир находится в ее руках. – Nam si esset creatio singularis contra designum Patris Martisque, mundos поп esset finitHS, quis vere est secundum /idem et revela-tionen[Так как если бы было хотя бы одно творение против Плана Отца и Матери, мир оказался бы бесконечен, а конечность мира действительно существует согласно вере и интуиции (лат.)].
Адверсариус открыл следующую страницу рукописи. Ему, вероятно, и самому не хотелось углубляться в эту сомнительную область. Ведь если бы он допустил сомнение в конечности мира, какой она является сообразно вере и интуиции, он сам бы оказался на грани ереси.
Так от одного вопроса они переходили к другому. На каждый из них кандидат отвечал спокойно и уверенно. В полдень прозвенел звонок. Экзамен длился уже целых два часа.
– Sit thema[Тема звучит (лат.)], – снова начал было оппонент.
Аудитория застонала так откровенно, что даже магистр Квазинус не мог больше это игнорировать. Он оторвал глаза от рукописи. Ректор посмотрел на него с легким укором.
– Не достаточно ли, господин адверсариус? Разве кандидат еще не доказал, что его гипотеза не подлежит сомнению? – спросил он.
– Еще один вопрос, ваше превосходительство.
Ректор вздохнул:
– Да.
Магистр Квазинус открыл последнюю страницу работы Кима:
– Если этой работе и хватает правомерности, то научной обоснованности ей недостает. У вас здесь написано: Sicut Popules in Gradum exierunt, expectamt eos Alderonus cum asino suo Alexi[Фольки ступили на тропу, и там ждал их Альдерон со своим ослом Алексисом (лат.)]. Высокая коллегия, до меня не дошло ни одной заметки, даже маленькой справки о том, что кто-то ждал фольков. И откуда они могли появиться – Альдерон и его осел, asinus! [Осел! (лат.)] – со славным именем Алексис. Может ли кандидат это доказать? – закончил он.
Ким сидел как громом пораженный. Он не мог вспомнить этой фразы, но был абсолютно уверен в том, что где-то об этом читал.
– In libra quodam... [В одной книге... (лат.)] – начал он на древнем языке, но потом невольно перешел на Всеобщий. – Я об этом читал в одной книге, – сказал он в полголоса,– но не могу сейчас вспомнить ни названия, ни ее автора.
