Денис Чекалов - Маятник судьбы
Тогда Тидволл натягивал серебряную цепь, и человек вновь покорно следовал за лизардменом, пока какой-то кусочек его сознания, ничем не прикрепленный, не отделялся от него снова, и тогда пленник вновь замирал на месте, безвольно опустив руки.
Ни один человек более не вышел из узкого проема корабля. Никто из команды Тидволла не захотел бы ступить на землю, освященную когда-то хоттами и оскверненную теперь.
Каменные ворота растворились перед Октавио Карго. Человек в темно-коричневой хламиде стоял на верхней из трех ступеней. В руке, иссохшей, почти лишенной плоти, он держал деревянную клюку.
Большой горб, скошенный на одну сторону, возвышался над склоненными плечами человека. Складки одеяния не давали увидеть его лицо.
Шестеро стражей сопровождали горбуна. В тускло-красных доспехах они походили на огромных насекомых в жестких панцирях. Тела людей были сплошь укрыты броней, и лишь тонкие щели на уровне глаз пронзали высокие сплошные шлемы.
Октавио Карго поклонился. Если вспомнить, что он никогда и ни перед кем не склонял головы, это движение означало крайнюю степень почтения.
– Я пришел, чтобы возложить дары и почтить шестерых истинных коуди хоттов, – произнес он.
Плечи горбуна дрогнули, высохший палец скрючился над его головой, венчая поднятую в вопрошающем жесте руку.
– Какое дело тебе до шестерых истинных коуди, чужеземец?
Октавио Карго на мгновение опустил глаза, что можно было истолковать как признак смущения и благоговейного трепета перед памятью своих предков.
– Энфилд, пятый истинный коуди, был моим предком.
Хриплое карканье вырвалось из-под складок хламиды.
– Хорошо, что ты не даешь засохнуть своим корням, чужеземец. – Голос горбуна вновь стал резким. – Но тебе еще предстоит доказать, что ты достоин войти в склеп хоттов.
Октавио Карго прижал ладони к груди:
– Я готов.
Горбун сделал шаг вперед, его исковерканная фигура выступила из тени древнего храма. Шестеро стражников не последовали за ним, но прозрачные молнии, пробегавшие по их клинкам, говорили об их готовности выстрелить.
– Назови текст святопрестольной клятвы, – произнес горбун. – Она может быть известна только прямому потомку истинного коуди; секрет этот передается из поколения в поколение и тщательно охраняется от непосвященных. Говори.
Прозрачные молнии быстрее заскользили по клинкам стражников. Кончик хвоста Курта Тидволла изогнулся, что свидетельствовало о его волнении. Лизардмен знал, что храмовые законы предписывают охранникам убивать каждого, кто высадится на острове хоттов, не имея в жилах священной крови.
Октавио Карго, слегка подрагивая кудрявой бородкой, заговорил:
– Никто не смеет произносить дословно этого текста, не будучи истинным коуди.
Горбун, лица которого Курт Тидволл не имел больше ни малейшего желания увидеть, одобрительно кивнул.
– Я передам его в косвенной форме, в том варианте, который был принят в семье, к которой я принадлежу, и не менялся одиннадцать поколений.
Жрец снова кивнул головой, укутанной в темно-коричневый капюшон.
– Коуди клялся сохранять мир под звездами, чему порукой была честь его и имя его рода. Коуди должен всегда стоять на страже человеческого мира, не отступая от долга своего ни по велению сердца, ни по приказанию разума. Истинный коуди видит, где проползает черта, отделяющая мир человеков от мира тьмы. И пусть ни один из людей не в силах передвинуть эту черту и отвоевать у сумерек земли хотя на шаг, коуди обязан положить свою жизнь на то, чтобы черта не сместилась в другую сторону.
Что-то задвигалось под одеянием горбуна – странно, так не могло шевелиться человеческое тело.
– Текст исковеркан, – прохрипело уродливое существо.
Чешуйчатая лапа Курта Тидволла потянулась к эфесу шпаги. Но какой толк? Шесть магических жезлов были направлены в их сторону, и никакое сопротивление не способно было спасти жизнь капитана и его хозяина.
– Но за одиннадцать поколений случиться могло и не такое, – произнес горбун.
Прозрачные молнии сократились на сдвоенных жезлах и исчезли совсем.
– Мне приходилось слышать варианты, в которых очень мало осталось от правильного текста…
Горбун повернулся, помогая себе клюкой, такой же искривленной, как и он сам.
– Вы можете войти под стены склепа, – раздалось сдавленное хрипение из-под складок одеяния.
8
Темные стены вздымаются вокруг Курта Тидволла и Карго, их безмолвного пленника и их страшных провожатых. Желтые глаза лизардмена настороженно поворачиваются каждый в свою сторону.
Тускло-алый свет лижет своды древнего здания, в точности такой же, как тот, чго снаружи, и капитан «Сантариса» не в силах понять, установлены ли здесь, где-то под невидимой крышей, лампы, в точности воспроизводящие свет далекой звезды, или лучи ее свободно проникают сквозь камень, чтобы озарять его и здесь.
Горбун продвигается первым, паломники следуют за ним. Пол неровный, сделан из камня, отшлифованного недостаточно тщательно. Причина в том, что хоттам приходилось торопиться, возводя склеп; последний из шестерых коуди находился тогда уже при смерти. Курту Тидволлу это неизвестно.
Помещения узкие; весь склеп заложен толстыми каменными блоками, между которыми остались лишь коридоры. Потолок же уносится так далеко вверх, что его не видно, хотя, возможно, он низок и достаточно вытянуть руку, чтобы дотронуться до него, но в темноте кажется, что наверху опрокинутая черная бездна.
Ничего нет вокруг, кроме шершавого камня да еще света, льющегося неизвестно откуда. Трудно поверить, что люди все еще живут здесь. Склеп выглядит необитаемым, словно много столетий назад выстроив его, живые существа навсегда покинули памятник шестерым пророкам народа хоттов.
Коридор обрывается, открывая овальное помещение. В центре его углубление, в точности повторяющее форму зала; оно совершенно пусто, даже тонкого слоя пыли нет на его дне. Шестеро охранников с воздетыми руками обходят его и становятся в круг. Горбун проходит за их спинами и останавливается.
Так они и стоят – уродливое существо, опирающееся на клюку, напротив входа в зал, в который они попали, шестеро стражников, по трое, по правую и левую руки от него; напротив горбуна возвышается фигура Октавио Карго, его узкие глаза прикованы к мерзкой твари, завернутой в ткань. Курт Тидволл находится сбоку от своего господина, держа в руках цепь с прикованным к ней пленником.
– Настал час почтить имена шестерых истинных коуди, – произносит горбун, – и внести свой вклад в то дело, которому они посвятили души.
Октавио Карго вынимает из лапы Тидволла конец серебряной цепи.
– Истинные коуди клялись сохранять чистоту человеческого мира, – произносит он, – и навсегда изгнать из него вампиров и демонов, оборотней и коямуро. Я, в чьих венах течет кровь Энфилда, пятого коуди, призываю своего прародителя в свидетели моему поступку.
Узкий стилет сверкает в левой руке Октавио Карго. Скрюченная фигура горбуна наклоняется; уродливое существо жаждет во всех подробностях рассмотреть то, чему суждено произойти. Шестеро стражников остаются недвижимы, точно бронзовые изваяния.
Карго натягивает серебряную цепь, шестиугольные звенья ее скрежещут. Пленник падает на колени и, вцепившись в нее серыми шелушащимися пальцами, силится удержаться на краю каменного углубления.
– Этим стилетом, – произносит Октавио Карго, – выкованным из священного металла серебра, я покараю вампира; богомерзкая тварь издохнет здесь во славу истинных коуди, и мир людей освободится от порождения тьмы.
Длинное лезвие, острое, как солнечный луч, погружается в шею вампира сзади. Ни одной капли крови не вытекает из измученного тела. Золотая рукоятка, украшенная топазом в форме пятигранника, замирает под затылком убитого.
Омерзительный горбун более не смотрит на погибшего – глаза его, если у этого существа вообще есть глаза, направлены на дно каменного углубления.
Из его стенок, в десятке, тысяче мест начинает сочиться густая алая жидкость. Это кровь. Вот она уже бежит струйками, все быстрее и быстрее, вот уже забил красный фонтан, заполняя углубление. Хриплый каркающий звук вырывается из горла уродливого горбуна – это возглас безграничного торжества. Высохшее тело погибшего покоится на краю кровавого озера.
Странное выражение появляется в глазах Октавио Карго и тут же исчезает, словно смытое потоком горячей крови.
– Дар, – хрипит горбун, и складки одеяния спадают, обнажая воздетые к сводам руки. – Принеси дар шестерым коуди, что смотрят сейчас сквозь хрустальные грани реальностей.
Рука Октавио Карго поднимается к горлу и скользит туда, где тугие шнуры стягивают отвороты его одеяния.
– Вот он, – произносит человек.
Драгоценный камень, необыкновенно крупный, чистейшей воды и безукоризненной огранки, переливается искрами света в его пальцах.
