Роберт Джордан - Перекрестки сумерек
Почти, если бы не пучок чувств и эмоций, сущность Логайна Аблара, который всегда находился где-то на краю ее сознания. Постоянное чувство осторожности и готовых к рывку мускулов. Так мог бы чувствовать себя волк на охоте, или, возможно, лев. Голова мужчины постоянно поворачивалась из стороны в сторону. Даже здесь он следил за окружающим миром, словно ждал нападения.
У нее никогда не было Стража. Для Коричневых они были бесполезной роскошью – обычный слуга мог сделать все, в чем она нуждалась, и не нужно чувствовать себя частью особых уз, бесполезных, что и говорить. И даже хуже, чем просто бесполезные – эти узы требовали, чтобы она повиновалась, и она не могла им противостоять. Так что в действительности это были не совсем узы Стража. Сестры не призывали своих Стражей к повиновению. Ладно, пусть призывали, но не очень часто. И Сестры не связывали мужчин против их желания уже много столетий. Однако, ситуация давала материал для изучения. Она анализировала свои ощущения. Время от времени, она могла почти что читать его мысли. А иногда, это больше походило на движение ощупью в темноте без фонаря. Она решила, во что бы то ни стало попробовать научиться, даже если ее голову положат под топор палача. Что очень даже было реально. Он мог чувствовать ее так же как она его.
Она всегда должна это помнить. Часть Аша'манов могли верить, что Айз Седай покорились своей участи, но только дурак мог решить, что пятьдесят одна Сестра, насильственно связанная узами, покоряться. А Логайн не был дураком. Кроме того, он знал, что их направили уничтожить Черную Башню. И если он узнает, что они по-прежнему пытаются найти способ уничтожить сотню мужчин, способных направлять… Свет, для таких беспомощных пленников как они, достаточно всего одного приказа, и от них не останется никаких следов! И ничего нельзя поделать, чтобы помешать Черной Башне. Она никак не могла понять, почему этот приказ не был отдан из простой предосторожности. Они должны победить. Одна ошибка, и мир обречен.
Логайн обернулся в седле, сильная, широкоплечая фигура в хорошо сидящем темном как смоль кафтане, без единого светлого пятнышка, кроме серебряного Меча и красно-золотого Дракона на высоком воротнике. Его черный плащ был отброшен назад, словно холод его не касался. Так оно и было. Эти мужчины, кажется, думали, что они должны все время сражаться со всем миром. Он ей улыбнулся – успокаивающе – и она моргнула. Неужели она позволила слишком сильному беспокойству проскользнуть на его конец уз? Это было похоже на очень деликатный танец – пытаться управлять своими эмоциями, и давать только правильные ответы. Очень похоже на Испытания на Шаль, где каждый поток должен был быть сплетен точно, без малейшего колебания, несмотря на любые попытки отвлечь; только это испытание все продолжалось, продолжалось и продолжалось.
Он перевел свой взгляд на Тувин, и Габрелле тихо вздохнула. Всего лишь улыбка. Признак общительности. Он часто вел себя приветливо. Возможно, он даже был бы привлекателен, если бы не то, кем он являлся.
Улыбка Тувин просияла ему в ответ, и Габрелле вынуждена была вцепиться в седло чтобы не упасть с коня от удивления. Натянув капюшон пониже, как бы поправляя его против холода, так чтобы его край прикрыл ее лицо, она смогла незаметно наблюдать за Красной Сестрой.
Все, что она знала о другой женщине, говорило ей, что та похоронила свою ненависть в слишком мелкой могиле, если вообще похоронила, и Тувин ненавидела мужчин, способных направить так же глубоко, как любая прочая Красная, когда-либо встречавшаяся Габрелле. Все Красные обязаны презирать Логайна Аблара, особенно после заявлений, которые он сделал о том, что сама Красная Айя принудила его стать Лжедраконом. Он мог бы теперь замолчать навеки, но рана уже была нанесена. Среди плененных с ними Сестер были такие, кто посматривал в сторону Красных так, словно они, по крайней мере, попались в свою собственную ловушку. А Тувин с ним почти что кокетничает.
Габрелле озадаченно закусила губу. Дезандра и Лемай приказывали, было дело, каждой Сестре постараться установить с Аша'манами, которые связали их узами, близкие отношения – мужчины должны успокоиться прежде, чем Сестры смогут сделать что-нибудь полезное. Но Тувин открыто противилась приказам любой Сестры. Она терпеть не может им уступать, и потому отказалась повиноваться, хотя Лемай была тоже Красной, и сама же предложила так поступить. Или потому, что никто больше не признавал ее власти, после того как она завела всех в ловушку. Этого она тоже не может стерпеть. Но все же, она улыбалась в ответ на улыбку Логайна.
Как же Логайн, присутствуя на другом конце ее уз, мог принимать ее улыбку за правду, а не трюк? Габрелле уже сталкивалась с этой загадкой прежде, так и не приблизившись к ее разгадке. Он слишком много знал о Тувин. Знать цвет ее Айя, уже должно было быть достаточно. И все же, когда он смотрел на Красную Сестру, Габрелле чувствовала в нем меньше подозрительности, чем когда он смотрел на нее. Он совсем не был простодушен. Этот мужчина, кажется, подозревал всех и каждого. Но Сестер даже меньше, чем некоторых Аша'манов. Что также было совершенно бессмысленно.
«Он не дурак», – напомнила она себе. – «Тогда почему? И, также, почему Тувин так себя ведет? В чем ее интрига?» Внезапно, Тувин столь же тепло улыбнулась и ей и заговорила, словно она высказала, по крайней мере, один из ее вопросов вслух.
«Рядом с тобой», – прошептала она на выдохе, – «он беспокоится только обо мне. Ты его пленила, Сестра».
Пойманная врасплох, Габрелле против воли покраснела. Тувин никогда не заводила бесед, и сказать, что она не одобряла отношения Габрелле с Логайном, было бы большим преуменьшением. Его совращение казалось слишком очевидным способом всегда находиться с ним рядом, чтобы изучать его планы и слабые стороны. В конце концов, даже если он Аша'ман, то она-то стала Айз Седай еще до его рождения, и когда их захватили, она уже не была девственницей. Он так удивился, когда понял, что она с ним делает, что почти решила, что это он девственник. Или дурачит ее. Игры доманийек, оказалось, скрывают массу сюрпризов и ловушек. Худшую из всех она никогда не смогла бы показать никому. Она очень боялась, что Тувин что-нибудь узнает, по крайней мере, частично. Но тогда каждая Сестра, последовавшая ее примеру, должна это узнать, и она думала, что кое-кто уже знает. Никто об этом не говорил, и никто, конечно, и не пытался. Логайн умеет маскировать узы, но она верила, что даже в худшем случае смогла бы его найти, хотя маскировка хорошо скрывает его чувства, но иногда, когда они делили постель, он позволял ей исчезнуть. И как бы сказать по мягче… результаты были просто… разрушительными. В такой момент просто невозможно сохранять хладнокровие, а тогда, не получается никакого спокойного изучения. Просто не остается причин.
Поспешно она снова вызвала в памяти образ снежного пейзажа. Деревья, валуны и гладкий, белый снег. Гладкий, холодный снег.
Логайн не оглянулся, и не подал вида, но узы подсказали ей, что он знал о ее минутной потере контроля. Мужчину переполнило самодовольство! И удовлетворение! Но все, что ей оставалось делать, это сдерживать свой гнев. Но он-то, наверное, ждал, что она закипит, чтоб ему сгореть! Он знает, что она чувствовала с ним наедине. Позволив своему гневу разгореться, она только увеличила его самодовольство! И он даже не пытался это скрыть! Габрелле заметила, что Тувин нацепила крохотную довольную улыбку, но только на секунду задумалась «почему».
В их распоряжении было целое утро, но тут меж деревьев показался еще один всадник, мужчина в таком же черном плаще, который заметив их, развернул свою лошадь в их направлении, и ударил каблуками сапог в бока животного, посылая его быстрее, несмотря на снег. Логайн, сохраняя спокойствие, натянул уздечку, чтобы его подождать, и Габрелле собралась, стараясь остановить свою лошадь рядом с ним. Ощущения, которые доносились сквозь узы, изменились. Теперь это было похоже на готовность волка к прыжку. Она ожидала, что он положит руку на эфес меча, но вместо этого он расслабленной положил ее на луке седла.
Вновь прибывший был ростом почти с Логайна, с волнами золотистых волос на широких плечах и с торжествующей улыбкой на лице. Ей показалось, что ему известно, что его улыбка выглядит торжествующей. Он был слишком красив, чтобы этого не знать. При том, намного красивее Логайна. Лицо Логайна укрепили удары молота жизни, но при этом они оставили на нем вмятины. Этот же молодой человек был еще гладок. Однако, воротник его кафтана уже украшали Дракон и Меч. Он изучал Сестер своими ярко-синими глазами.
«Ты спишь с ними обоими, Логайн?» – произнес он бархатным голосом. – «Пухленькая, на мой взгляд, смотрит слишком холодно, но другая, мне кажется, будет погорячее». Тувин сердито зашипела, а Габрелле сжала зубы. Она не делала тайны из того, что она делала – она не была кайриенкой, чтобы скрываться или стыдиться, однако, это вовсе не означало, что она будет терпеть, как над ней будут насмехаться. И хуже всего было то, что этот мужчина принимал их за шлюх из таверны!
