Денис Чекалов - Маятник судьбы
Я выбросил за этот тюбик полторы тысячи динаров. Посмотрим, стоил ли он того.
Я поворачиваю ключ, замок не скрипит.
Я распахиваю дверь и отхожу с линии огня.
Комната не должна быть большой, но может такой оказаться.
Секунда на то, чтобы определить, сколько человек внутри, кто из них вооружен, кто собирается подать голос.
Но самое главное – кто они.
Каждый человек внутри должен быть идентифицирован как террорист, до этого огонь открывать нельзя.
Идентифицирован по нашим источникам – они самые надежные.
Человек стоит у окна, застегивая рубашку. Он делает это снизу вверх, чего я терпеть не могу.
Это один из шести убийц, которые должны здесь находиться.
Франсуаз посылает ему пулю в сердце, и еще одну – в правое плечо.
Это необходимо для того, чтобы уравновесить силу удара. Иначе он вылетит в окно, выбивая стекла, и приземлится на асфальте где-нибудь на улице.
А мы ведь не хотим, чтобы он свалился кому-нибудь на голову.
Он успевает повернуться и увидеть холодные глаза девушки.
Пуля попадает ему в плечо уже после того, как Франсуаз его убила.
Он проворачивается на месте, точно танцор, и падает, гак и не застегнув рубашки.
Я стою за дверью, и стена закрывает мне комнату справа и слева. Но я слышу шаги человека и скрип деревянного стула.
Один поднимается на ноги, другой устремляется к двери.
Он растерян – иначе не стал бы перемещаться по прямой, а залег бы, достал пистолет и прицелился.
Франсуаз входит в комнату, разводя руки. Пуля с легким свистом входит в голову человека на стуле. Он кряхтит и опрокидывается вместе со стулом.
Пистолет падает на пол – мужчина даже не успел сжать его в руке.
Почти одновременно Франсуаз нажимает на второй спусковой крючок.
Я захожу следом за ней и вижу, как третий убийца хватается за горло, из которого двумя струйками вырывается кровь. Он пытается что-то сказать, разевая рот. Франсуаз всаживает в него пулю.
Он прислоняется к стене и обмякает.
Франсуаз наблюдает за ним, пока он не затихает.
Трое мужчин лежат в гостиничном номере, их тела пробиты пулями, а они даже не успели позвать на помощь.
Две двери – одна направо, другая налево.
Одна в ванную, другая в спальню.
Еще предстоит выковырять из стен пули.
Я указываю Франсуаз на дверь в ванную, сам приближаюсь к двери в спальню.
Пружины скрипят, кто-то смеется.
Франсуаз выходит из ванной. У нее слегка разочарованный вид – она никого не нашла.
– Захлопни пасть, шлюха, – слышу я из спальни. – Эй, братва, чего замолкли?
Франсуаз пересекает комнату менее чем за две секунды. Теперь предстоит войти и разрядить ситуацию до того, как преступники забеспокоятся и схватятся за оружие.
– Там девушка, может быть, не одна, – шепчу я.
– Девушка? Шлюхи не бывают девушками, – презрительно отвечает моя партнерша.
Она выносит дверь ударом ноги, я вхожу.
Мужчина сидит на постели, обнимая за плечи голую девицу. Та хлопает искусственными ресницами и хочет о чем-то спросить.
Еще одна девица лежит на кровати.
Второй мужчина стоит и тянется к пистолету.
Я пробиваю ему левый глаз, но его по-прежнему нельзя ни с кем спутать – это он был правой рукой лидера террористов.
Девица, сидящая на кровати, кричит.
Это не страшно – проститутки здесь часто кричат. Иногда потому, что их трахают, иногда потому, что бьют, часто – из-за действия наркотиков.
Но уж не потому, что счастливы.
Я направляю дуло пистолета на человека, который сидит рядом с ней.
– Руки на одеяло, приятель, – предлагаю я. Он повинуется, его зубы стучат.
Девица, лежащая на кровати, мелко дрожит. Мне хорошо видно, что она тянется под подушку.
Я позволяю ей вынуть пистолет и только тогда всаживаю пулю в подбородок.
Она тоже есть в моем досье – она шестая.
Другая девица – местная шлюшка.
Человек на кровати тихо подвывает.
– Одевайся, – говорю я. – Станешь теперь заниматься политикой в тюрьме.
7
Человек, который сидел сейчас перед нами за низким, грубо отесанным столом, звался Овном, по знаку Зодиака, или Крепким. Он никогда не выпускал из правой руки револьвера, а из головы – мыслей о свободе, которую он хотел принести в Республику Эатею.
На то, скольким свирфнеблингам суждено погибнуть в результате переворота, о совершении которого мечтал Овен, и сколько уцелевших навсегда сгинут в устроенных им концентрационных лагерях, – ему было плевать.
Овен предпочитал мутить воду на Золотом побережье, промышляя мелкими террористическими актами. Он пытался расширить сферу своего влияния, но не преуспел в этом.
В официальных досье не было упоминания о том, как Овен получил свои необычные прозвища. Зато там упоминались имена его отца и матери, а также то имя, которое он получил при крещении.
Вряд ли он заслуживал его даже тогда.
Имелись в папках и почти полтора десятка других имен, под которыми Овен фигурировал в разных странах и в разное время. Его прозвища тоже менялись, как грязные носки, но, как и эти носки, они оставались похожими. Одно из них означало «Играющий на свирели».
Нигде не было сказано, играет ли он на свирели или хотя бы на губной гармонике. Возможно, прозвище свое он получил совсем по другой причине и всему виной оказался дурной перевод со свирфнеблингского.
Овен не был особенно падок до женщин, но не отказывал себе в удовольствиях, когда считал, что работа выполнена, и выполнена успешно. По сведениям полковника Кэрригана, он полмесяца муштровал в лесу своих боевиков, обучая их устанавливать бомбы и вести боевые действия в городских условиях.
Все это время Колин Зейшельд чесал голову и не знал, можно ли ссориться с этими вчерашними союзниками.
А когда он принял решение, оказалось, что едва не опоздал.
Поэтому спешить следовало нам.
– Извини, что пришлось потревожить тебя так рано, – сказал я Овну.
За то, что пришлось дать ему в челюсть, когда мы вели его по лестнице, я извиняться не стал.
– Видишь ли, – продолжал я, – у меня есть некоторые привычки. Например, мне не нравится, когда банда подонков играет в войну под боком у мирных жителей.
Он посмотрел на меня с ненавистью – не потому, что на самом деле ее испытывал.
Овен никогда не встречал меня раньше, и у него не было никаких причин ненавидеть меня. Тот факт, что мы пристрелили пятерых его подельников, не мог хотя бы немного расстроить лидера. Он свято верил, что главная обязанность его подчиненных – это дохнуть во имя его спасения.
Они это сделали, и, с точки зрения Овна, все произошло так, как и должно было произойти.
Однако этот подонок и убийца считал себя борцом за свободу, а, будучи пойман и закован в наручники, как и пристало обычному уголовнику, борец за свободу должен с ненавистью смотреть на своих пленителей.
Это все равно что прийти на детский праздник в маске свиньи – приходится время от времени хрюкать.
Однако на празднике, которые устраивал Овен, дети не радовались жизни, а гибли, поэтому следовало раз и навсегда положить конец его эскападам.
Мы находились в небольшой комнате, состоявшей из одного только выглаженного бетона, если не считать стола и нескольких стульев. Стол был дешевый, из плохо обработанного дерева – зато крепкий. Ножки с металлической окантовкой были вмонтированы глубоко в пол.
Я стоял перед Овном, сложив руки на груди. Франсуаз поставила ногу на один из стульев и сцепила пальцы на округлой коленке.
Пленник был безоружен, но мы с Франсуаз не хотели, чтобы он попытался, скажем, разбить себе голову о стену. Он мог проделать нечто подобное, лишь бы не отвечать, где и когда его подельники собрались совершить террористический акт. Поэтому пришлось приковать его к столу.
Колин Зейшельд сидел за столом, сбоку от Овна.
– Эти двое друг друга стоят, – вполголоса произнесла Франсуаз.
– Что? – переспросил Колин, поворачиваясь к ней.
– Не берите в голову, – усмехнулась девушка.
Она сменила туфли на высоком каблуке на высокие черные сапоги и время от времени поскрипывала стулом, в который упиралась ногой.
Колин и Овен на самом деле друг друга стоили. Один бешеный убийца, а другой прикармливал его, пока он не цапнул руку, которая его кормила.
Я знал, что в конце этой истории за решеткой предстоит оказаться не только Овену, но и Колину, и всем, кто за ним стоит. Но Колин до сих пор надеялся, что ему удастся выйти сухим из воды и продолжать, как прежде, поддерживать террористов и преступников, чья грязная деятельность тем или иным способом идет на пользу его ведомству.
– Не вижу особого смысла в этом разговоре, Амбрустер, – сказал Зейшельд. – Мы взяли Овна. Теперь осталось уничтожить их базу, и дело будет закрыто.
– Не спеши, Колин, – ответил я. – Спешить вредно всегда, даже если у тебя панталоны загорелись. Послушаем, как он станет отвечать на вопросы.
Я обратился к террористу.
