Дэвид Геммел - Последний меч Силы
– Скажи-ка мне, как сильно ты меня любишь, – потребовал он, сжимая пальцы все сильнее.
– Я люблю тебя! Я люблю тебя! – простонала она.
– Еще бы! – сказал он, опуская руку. – И я тебя люблю. Во всяком случае, до утра. – Окружающие расхохотались. – Завтра, – продолжал он, – женщин хватит на всех нас. И не деревенских девок вроде этой, но высокородных римских телок с бледной кожей и накрашенными губами.
– Ты думаешь, Катон отступит к городу? – спросил Баский, младший брат Леофрика.
– Нет. Стен ему не удержать. Думаю, он разделит свое войско и пойдет к Виновии, пытаясь набрать воинов среди триновантов, но ничего у него не получится. Нам придется изрядно потрудиться, гоняясь за ним. Но ему конец. Идти-то ему некуда.
– А правда, что в Эборакуме стены обиты золотом? – спросил Баский.
– Навряд ли. Но сокровища там есть, и они будут нашими.
– Какие сокровища?
– А вот какие, – ответил его брат, опрокидывая девушку и раздвигая ее ноги. Она закрыла глаза, когда под ободряющие крики Леофрик расстегнул штаны и лег на нее.
Этой муке, казалось, не будет конца: за Леофриком последовал Баский, а потом по очереди и все остальные.
Боль… боль и нестерпимое унижение. Наконец ее отшвырнули в угол, и все разошлись по своим шатрам.
Внезапно ночь расколол рев трубы. Леофрик, пьяно шатаясь, высунул голову наружу и увидел хлынувших в его лагерь римских легионеров. Обомлев, он попятился и нашарил меч.
Сея хаос, дисциплинированные римские колонны двигались по лагерю. Воины выбегали из шатров и падали под беспощадными ударами мечей. Застигнутые врасплох готы, почти все без панцирей и щитов, отчаянно дрались в одиночку.
Легионеры Катона, заходя с левого фланга, начали поджигать шатры, бросая в них горящие факелы – ветер раздул пламя, погнал перед собой огненную стену.
На правом фланге ряды было построившихся готов отряд Агриппы прорезал боевым клином, который, точно наконечник копья, нацелился на шатер Леофрика. Как ни был он пьян, готский военачальник, воин с большим опытом, сразу понял, какой отчаянный маневр предпринял Катон, и понял, что еще может одержать победу. Он посмотрел вокруг, оценивая происходящее… Вот! Баский построил своих воинов в стену из щитов! Но им следует перехватить римский клин, остановить его, ринуться вперед самим. Огонь помешает римлянам соединиться, и они не смогут противостоять силам, настолько их превосходящим. Но бедняга Баский до такого маневра не додумается. Леофрик вышел из шатра… и что-то поразило его в спину. Он споткнулся, упал на колени, а потом навзничь, преодолевая головокружение.
Британская девушка оседлала его, сжимая в руке окровавленный нож. Торжествующая улыбка растянула ее губы, когда лезвие качнулось над глазами Леофрика.
– Я люблю тебя, – сказала девушка.
И лезвие опустилось.
* * *Катон стоял над трупом Леофрика. Рукоятка ножа все еще торчала из глазницы.
– Уцелевшие бегут в сторону Петварии, – сказал Агриппа. – Люций преследует их с тремя когортами.
– Хотел бы я знать, что тут произошло, – сказал Катон.
– Не знаю, почтеннейший. Но прими мои поздравления со славной победой!
– Зачем поздравлять меня? Ты внес свою долю в эту победу, как и каждый из тех, кто служит под моим началом. Клянусь богами, этот луг начинает смердеть!
Темные глаза Катона оглядели поле сражения. Всюду валялись трупы. Некоторые обгорели дочерна в пламени, с ревом пронесшемся по шатрам, другие валялись там, где упали, сраженные мечами легионеров. Павших британцев сложили в спешно выкопанный ров. Готов, забрав их панцири и оружие, оставили воронью и лисам.
– Убито двенадцать тысяч врагов, – сказал Агриппа. – Остальным никогда не создать новое войско.
– Никогда не говори «никогда». Они рано или поздно вернутся. А теперь надо решить, идти ли на юг, чтобы соединиться с Квинтом, или на север преградить готам путь на Эборакум.
– Ты устал, почтеннейший. Отдохни и прими решение завтра.
– Завтра может быть уже поздно.
– Мой старый полководец имел обыкновение повторять: «Усталый человек легко ошибается». Доверься его мудрости, почтеннейший, и отдохни.
– Ты обращаешь против меня мои собственные слова!
Неужто всякое уважение забыто? – спросил Катон, посмеиваясь.
– Я приказал поставить твой шатер за тем холмом.
Долина речки там сужается в овражек, окруженный дубами.
* * *Прасамаккус придержал лошадь. На севере виднелась полуразрушенная Стена Антонина, а перед ней бушевала битва. Тысячи бригантских воинов окружили войско готов, и шла ужасающая резня. Ни намека на тактические маневры ни с той, ни с другой стороны – просто яростное беспорядочное мельтешение опускающихся мечей, топоров и ножей.
Он повернул лошадь. Его наметанному глазу было ясно, что в этот день победителей не будет и противники отойдут с поля брани, окровавленные и измученные. Завтра бриганты нападут снова, и так будет продолжаться, пока враги либо будут уничтожены, либо одержат победу.
Свернув на запад, он миновал сложенную из дерна стену там, где она рухнула возле разрушенной башни.
Он вздрогнул и прошептал молитву духам, которые все еще бродили тут, и направился на северо-запад к Каледонским горам.
В пути с ним ничего не случилось, хотя он встречал много беженцев и наслушался жутких рассказов о зверствах, чинимых вторгнувшимся войском. Некоторые казались преувеличенными, от остальных к горлу подступала тошнота. Старый бригант давно уже перестал удивляться ужасам, которым люди способны подвергать своих ближних, но он благодарил богов, что эти рассказы еще способны вызвать в его сердце отвращение и печаль.
На ночлег он остановился возле клубящегося ручья, а с рассветом начал взбираться к хижине, где в первый раз встретился с Кулейном лак Ферагом. Она не изменилась, а дым, поднимающийся из невысокой трубы, обрадовал его и успокоил. Он спешился, и тут из хижины вышел могучий великан с мечом в руке.
Прасамаккус захромал к нему, надеясь, что его почтенные годы и явное увечье рассеют опасения незнакомца.
– Кто ты, старик? – спросил великан, шагнув вперед и прижав острие меча к груди Прасамаккуса.
Бригант скосил глаза на лезвие, потом посмотрел в светлые глаза воина.
– Я не враг.
– Враги являются в разных обличьях. – Вид у воина был усталый, под глазами чернели круги.
– Я ищу юношу и девушку. Один друг сказал, что они должны быть тут.
– Какой друг?
– Его имя Кулейн. Он привел их сюда, чтобы они были в безопасности.
Воин положил меч, повернулся и вошел в хижину.
Прасамаккус последовал за ним. Он увидел раненого, лежащего на узкой кровати. Бригант нагнулся над ним и увидел, что раны затянулись, однако кожа у него была землисто-бледной и дыхание казалось еле заметным. На груди у него лежал черный камешек с тончайшими золотыми прожилками.
– Он лежит так уже много дней. Я больше ничем не могу ему помочь.
– А девушка?
– Похоронена снаружи. Она погибла, защищая его.
Прасамаккус уставился на лицо раненого – лицо Утера. Те же высокие скулы, тот же сильный подбородок, те же густые брови и прямой длинный нос.
– Магия почти исчерпалась, – сказал Прасамаккус.
– Я так и думал, – ответил великан. – Вначале камень был золотым с черными прожилками, но с каждым днем чернота ширилась. Он умрет?
– Боюсь, что да.
– Но почему? Раны же заживают хорошо!
– Недавно я видел другого воина в таком же состоянии, – ответил бригант. – Мне сказали, что его дух покинул тело.
– Но ведь это то же, что смерть, – возразил Олег. – А мальчик жив.
Прасамаккус пожал плечами и взял руку Кормака за запястье.
– Пульс очень слабый.
– У меня есть похлебка, если ты голоден, – сказал Олег, отходя к столу. Прасамаккус прохромал к стулу и сел.
Когда они поели, Олег рассказал бриганту о бое на поляне и как его собственная дочь Рианнон предала их.
Прасамаккус слушал молча, читая боль в глазах Олега.
– Ты очень любишь свою дочь, – сказал он потом.
– Больше не люблю.
– Чепуха. Мы растим их, мы лелеем их, мы понимаем их, мы плачем из-за их слабостей и печалей. Где она теперь?
– Не знаю. Я ее прогнал.
– Понимаю. Благодарю тебя, Олег, за твою помощь принцу.
– Принцу?
– Он сын Утера, верховного короля Британии.
– Он говорил не как знатный человек.
– Да. Жизнь не позволила ему занять подобающее место.
– И мы ничего не можем сделать? – спросил Олег.
– Если бы это было возможно, я бы отвез его туда, где лежит его отец, но это слишком далеко. Он не выдержит дороги.
– Значит, нам остается сидеть и смотреть, как он умирает? Я не могу с этим смириться.
– Не можешь и не должен, – произнес голос у них за спиной, и они обернулись к двери. Олег вскочил и потянулся за мечом.
– Он тебе не понадобится, – сказал незнакомец, входя и закрывая за собой дверь. Он был высоким, широкоплечим, с бородой точно из золотых нитей. – Ты помнишь меня, Прасамаккус?
