Стив Эриксон - Сады Луны
– А может быть, мы – твои сомнения, – произнес нищий, – те, с которыми ты раньше не боялся встретиться лицом к лицу, как это произошло сейчас. Даже если они побуждали тебя вернуться назад, даже если они призывали бороться за жизнь Даруджистана, за жизнь твоих друзей, за жизнь молодости, к чьим ногам должна упасть монета.
– Она упадет сегодня ночью, – сказал Крупп. Шестеро нищих кивнули при этих словах, хотя их занимали, главным образом, хлеб и сыр. – Должен ли Крупп принять вызов? В конце концов, что такое боги, как не подходящие жертвы?
Он улыбнулся, вскинув руки с дрожащими пальцами.
– Для Круппа, ловкость рук которого равняется лишь изворотливости его разума. Жертвы собственной самоуверенности, ослепленные собственным высокомерием, заявляет Крупп. Разве не чудо, что они до сих пор живы?
Говоривший кивнул и произнес с набитым сыром ртом:
– Может, мы твои таланты, в таком случае? Попусту растраченные?
– Возможно, – произнес Крупп, и глаза его сузились. – Ведь только один из вас умеет говорить.
Нищий проглотил сыр и засмеялся, свет свечи отразился в его глазах.
– Возможно, остальным еще следует найти свой голос, Крупп. Они ждут лишь команды хозяина.
– Ох, – Крупп вздохнул, словно собираясь встать, – однако, Крупп полон сюрпризов. Нищий взглянул на него.
– Ты что, возвращаешься в Даруджистан?
– Разумеется, – отозвался Крупп, поднимаясь на ноги с душераздирающим стоном. – Он ведь просто вышел подышать свежим вечерним воздухом, который гораздо чище за городскими стенами, разве нет? Круппу необходим моцион для развития его и без того удивительных талантов. Прогулка перед сном. Этой ночью, – сказал он, засовывая большие пальцы рук за ремень, – монета упадет. Крупп должен занять свое место в центре событий. Он возвращается в свою постель, ночь еще юна.
Он обвел нищих взглядом. Казалось, что все они прибавили в весе, на посвежевших лицах появился здоровый румянец. Крупп удовлетворенно вздохнул.
– Был счастлив встретиться с вами, господа, – произнес Крупп. – Однако, в следующий раз давайте не будем выбирать гостиниц на вершине холма. Ладно?
Говоривший улыбнулся.
– Так ведь таланты так просто не даются, Крупп, равным образом и добродетели и сомнения, а голод едва ли побуждает к подъему на холмы.
Глаза Круппа сузились, когда он взглянул на нищего.
– Крупп слишком мудр, – пробормотал он.
Он покинул общество и мягко прикрыл за собой скрипучую дверь. Вернувшись на дорожку, он дошел до перекрестка и остановился перед висевшей на суку фигурой, завернутой в простую ткань.
– Я знаю, кто ты, – сообщил он радостно. – Последнее воплощение Круппа, завершающее сонм глядящих на Круппа лиц, лиц, принадлежащих самому Круппу. Так мог бы ты заявить. Ты смирение, это всем известно. Но, запомни, смирению нет места в жизни Круппа. Ты останешься здесь.
С этими словами он повернулся к большому городу, освещающему небо синими и зелеными огнями.
– Ах, этот дивный, переливающийся ярким огнем самоцвет – Даруджистан, дом Круппа. Это так, – добавил он, трогаясь в путь, – и так и должно быть.
Город начинался от расползающихся в разные стороны верфей на берегу озера, поднимался по ступеням районов Гадроби и Дару вверх через культовые постройки и высокие здания, доходил до вершины холма Величественности, где собирался городской Совет; Даруджистан топорщился острыми коньками крыш и конусами башен, показывал совершенно плоские крыши, колокольни и помосты, причем все они были так пышно декорированы, что полностью лишали улицы города, за исключением самых главных, солнечного света.
Фонари освещали самые оживленные улицы, их лучи выхватывали из тьмы пористые камни мостовых. Питаясь от медных трубок, погнутых от времени, газ с шипением светил в шарах фонарей; это неверное сияние было синим и зеленым. Газ добывался из огромных пещер, расположенных под городом, и передавался по каналам с массивными вентилями. За работу по добыче и передаче газа были ответственны Серолицые – молчаливые мужчины и женщины, которые передвигались по мощенным булыжником улицам города, подобно призракам.
Девять сотен лет газ освещал как минимум один городской район.
Хотя газовые трубки яростно делились арендаторами, огни и частицы пламени достигали поверхности, а Серолицые продолжали нести свое бремя и смирять своего незримого дракона, ставя его на колени.
Ниже уровня крыш был иной мир, вечно залитый голубым сиянием. Этот свет обозначал главные улицы города, а также наиболее оживленные, узкие и кривые подъездные пути к рынкам. Однако, сам город с его двадцатью тысячами улиц, по которым едва могла проехать двухколесная повозка, оставался в темноте, изредка освещаемый факелом случайного прохожего или круглым фонарем городской стражи.
Днем крыши города ярко блестели и нагревались под солнцем, сохнущее белье флагами хлопало на ветру, который дул с озера. К ночи звезды и луна освещали мир, оплетенный паутиной пустых бельевых веревок и хитросплетений их теней.
Этой ночью среди пеньковых веревок и их таинственных отражений маячила некая фигура. С небес среди редких облаков сияла бледная луна, подобная кривой сабле бога. Фигура была плотно завернута в замаранную копотью ткань, лицо также было спрятано, оставалась лишь щель для глаз, изучающих близлежащие крыши. Доспех из темной кожи защищал грудь неизвестного, а также включал в себя карманы и тугие петли, в которые были засунуты различные инструменты: мотки медной проволоки, железные напильники, три металлические пилы, завернутые по отдельности в промасленную бумагу, кусок резины и квадратный кусок свечного сала, катушка рыболовной лесы, остро заточенный кинжал и метательный нож. Ножны и того, и другого помещались под левой рукой, чтобы быть наготове.
Носки мокасин вора – а это был именно вор – были пропитаны смолой. Когда он пересекал крышу, то внимательно следил за тем, чтобы не переносить весь свой вес на носки и не прикасаться к крыше узкой липкой полоской смолы. Он подошел к краю здания и посмотрел вниз. Тремя пролетами ниже помещался небольшой садик, бледно освещаемый четырьмя газовыми лампами, стоящими по углам мощенного камнем патио, в центре которого находился фонтан. Пурпурный свет заливал листву деревьев, и отражался в воде. На скамье у фонтана сидел стражник. Его клонило в сон, свое копье он держал между колен.
Поместье д'Арля было широко известно в высших кругах Даруджистана, особенно если речь шла о возможности замужества младшей дочери владельцев поместья. Многие просили се руки, множество подношений в виде драгоценных камней и прочих безделушек нашли приют в спальной юной особы.
В то время, как представители высшего общества стремились сюда как осы на мед, в низших кругах слухи о предстоящем праздновании оставляли людей равнодушными. Однако, и среди низших находились такие, что действительно внимательно и молча прислушивались к рассказам о поместье д'Арля, жадно впитывая все их детали.
Итак, вор по имени Крокус Маленькие Руки не отводил взгляда от стражника, дремлющего внизу, в саду. Мысль его лихорадочно работала, выбирая, с чего начать. Главное – определить, какая из бесчисленных комнат дома принадлежит девице. Крокус не любил головоломок, но он знал, что когда дело заходит о подобных вещах, его мысль руководствуется собственной логикой, почтив полностью подчиняясь инстинкту.
Почти наверняка самой младшей и любимой дочери отдан верхний этаж. С балконом, выходящим в сад.
Вор переключил свое внимание со стражника на стену, находящуюся непосредственно под ним. Три балкона, но лишь один, слева, был на последнем этаже. Крокус отступил от края и бесшумно заскользил по крыше. Когда он решил, что находится как раз над нужным балконом, он снова приблизился к краю и посмотрел вниз.
Самое большое, десять футов. Каждая из сторон балкона была декорирована резными колоннами из расписного дерева. Свет месяца заставил их вытянуться и образовать причудливую рамку. В последний раз взглянув на стражника, который оставался неподвижен, и чье копье, вроде бы, не собиралось в любой момент загрохотать по камням двора, Крокус начал медленно сползать вниз по стене.
Пропитанные смолой носки мокасин уверенно цеплялись за карниз. Углублений, за которые можно было схватиться руками, было предостаточно, поскольку резчик по дереву хорошо потрудился над колоннами, а солнце, дождь и ветер обработали краску. Вор спускался по колонне до тех пор, пока его ноги не коснулись перил балкона в том месте, где они граничили со стеной. Секундой позже Крокус ступил на блестящие плитки, на которые падала тень от кованого стального столика и стула с подушками.
Ни малейшего огонька не пробивалось из-под створок раздвижной двери. Два бесшумных шага – и он рядом с дверью. Секунда на изучение замка и определение его типа. Крокус вытащил пилу с мелкими зубьями и приступил к работе. Звук, который производил инструмент, был еле слышен, не громче пения цикады. Прекрасный инструмент, редкий и дорогой. Крокусу повезло, у него был дядюшка, алхимик-любитель, который использовал подобные удивительно надежные инструменты при создании своих причудливых механизмов для конденсации и фильтрации различных химических смесей. Еще больше ему повезло с тем, что рассеянный дядюшка забывал возвращать вещи на свои места.
