Кэтрин Куртц - Королевское правосудие
Но та часть Келсона, которая, благодаря разуму Джаннивер, вновь пережила воспоминания о нападении Итела, не знала и не не хотела знать о том, что подросток в доспехах, грубо бросивший ее на землю, был мятежным принцем – эта часть его просто отшатнулась в невообразимом ужасе и, сжавшись, тщетно пыталась спрятаться от страха и боли.
Ярость Келсона только усилилась, когда часть его разума, неучаствовавшая в происходящем, осознала, что все, что передала ему Ротана, было лишь малой частью того, что вынесла сама Джаннивер. Даже пройдя через разум Ротаны, укоротившись во времени до нескольких секунд, ее беспомощность, боль и стыд были настолько сильны, что он на мгновение почувствовал себя обездвиженным и неспособным разорвать контакт, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Когда Ротана разорвала контакт, его сердце страшно колотилось от пережитого Джаннивер ужаса. Он взмок и задыхался, рука его так стиснула руку Ротаны, что часть его разума удивилась тому, что она не вскрикнула.
Застонав, он заставил себя отпустить ее руку и, опустившись на ступеньку алтаря и дрожа, прижал пальцы к вискам, сердце его дико колотилось, он, задыхаясь, пытался глубоко вздохнуть, чтобы вновь обрести равновесие.
Постепенно он пришел в себя. Еще до того, как у него в голове прояснилось, а пульс вернулся к более или менее нормальному, он понял, что Ротана не только передала ему информацию, которую он хотел получить, пусть и не в такой интенсивной форме, но и часть своей собственной реакции на произошедшее – мимолетное, но очень близкое касание ее собственной души. Подняв голову, чтобы посмотреть на нее, он почувствовал, что она испытала то же самое, и что она потрясена этим так же как он.
– Я не жалею о том, что я сделала, – прошептала она, слегка вздрогнув, когда их глаза встретились. – Я должна была заставить Вас понять, что она чувствовала. Вы – мужчина. Вы не можете знать, что значит быть женщиной и быть… использованной. А Джаннивер чувствовала себя такой защищенной…
Когда ее голос стих, Келсон, заставив себя еще раз глубоко и прерывисто вздохнуть, поглядел вдаль, проведя руками по лицу. Он еле смог заставить себя заговорить.
– Вы правы, – смог он вымолвить наконец, посмотрев украдкой на спящую Джаннивер и неожиданно обрадовавшись тому, что она спит. – Я и представить себе не мог… Если Вы… посчитаете, что лучше стереть случившееся из ее памяти, то сделайте это, – он тяжело сглотнул. – Хотелось бы только знать, кто сможеть стереть Ваши воспоминания… или мои.
Ротана расправила плечи и облегченно вздохнула. – Милорд, тот, кто посвящает свою жизнь исцелению других, должен быть готов к подобным тяготам, – тихо сказала она. – Так же тот, кто носит корону, должен ощутить ее тяжесть. Разве не так?
Это было так. Но осознание этой универсальной истины вовсе не облегчало его ношу, как не решало и других проблем, над которыми ему надо было поразмышлять. После того как он, запинаясь, попрощался с ней, он еще почти час бродил по затихшему лагерю, обходя линии караула и почемывая бархатные носы лошадей, тянувшихся к нему и тыкавшихся в него, ища ласки. Но все его ощущения блекли перед воспоминаниями, которые он постоянно прокручивал в своей памяти, пока, наконец, не вернулся к своей палатке, чтобы поговорить с Морганом.
– Государь? – сказал Морган, вставая вместе с юным Бренданом, когда Келсон отодвинул полог палатки и вошел внутрь.
Пока ждали его, они занимались чисткой доспехов Моргана – Брендан, полировавший шпоры, выглядел в своей одежде пажа нарядным и воспитанным, а Морган разделся до туники, набросив на нее ярко-зеленую шелковую накидку, спасаясь от ночного холодка, и сменил сапоги на кожаные сандалии. Его сапоги и покрытый металлическими пластинами панцирь, которые он носил весь день, лежали, поблескивая в свете фонаря, вместе с мечом, обмотанным перевязью, на походной кровати Моргана.
– Брендан, можешь идти спать, – едва заметив выражение лица Келсона, сказал Морган, отсылая мальчика. – Мы закончим утром.
Морган, зашелестев шелком накидки, поднялся, чтобы налить Келсону кубок вина, о котором тот не просил, но который был ему очень нужен. Келсон благодарно осушил его наполовину и, вздохнув, опустился на походный табурет, подовинутый Морганом к небольшому столику. И только после еще одного большого глотка он почувствовал себя готовым говорить о том, что произошло.
– Мне надо было немного погулять, – ставя свой кубок на стол, негромко сказал король и расстегинул перевязь меча, опуская меч на солому, устилавшую пол. – Мне было нужно время, чтобы подумать.
Морган, усаживась на табурет и шурша шелком одежды, ничего не сказал и терпеливо ждал, глядя на Келсона, уставившегося пламя фонаря, стоявшего на столе между ними.
– Это был Ител, – через мгновение сказал Келсон, не поднимая глаз. – В этом нет никаких сомнений. И он ответит за это.
Морган поставил локоть на столик и оперся подбородком на кулак. Другой рукой он поигрывал серебряным кубком – к сожалению, пустым, но он даже не подумал о том, чтобы налить еще вина. Он понял, что Келсон не просто узнал личность напавшего, но случилось что-то еще, о чем Келсон был пока не готов заговорить.
После долгого, давящего молчания Келсон неловко поднял взгляд и полуотвернулся, сев к Моргану боком и уставившись на стену палатки.
– Аларик, Вам когда-нибудь доводилось насиловать женщину? – еле слышно спросил, наконец, король.
Морган поднял бровь, но больше ничем не выказал своего удивления.
– Нет, не доводилось, – сказал он. – Как, наверное, и Вам.
Келсон мрачно усмехнулся и, сжав руками колени, покачал головой. – Нет, – прошептал он. – Признаться, я никогда даже не думал об этом. Это не то, что относится к нормальным… желаниям, – добавил он. – Я… хотел Сидану… наверное.
Он шумно сглотнул, теребя кольцо Сиданы, одетое на его мизинец, и Морган понимающе кивнул.
– Я уверен, что Вы хотели ее.
– Но это другое, – продолжил Келсон. – Изнасилование – это…
– …это, к сожалению, суровая реальность войны, государь, – мягким голосом сказал Морган. – Никто из благородных мужей не может смириться с ним, но такое все-таки… случается.
– Я знаю.
Келсон еще раз сглотнул и тяжело вздохнул.
– Аларик, а Вы… Вы никогда не задумывались, что должна чувствовать… женщина? – заикаясь, спросил он. – Должен признаться, что я никогда не думал об этом. Но теперь… я знаю это.
Когда он еле сдержал всхлип и закрыл лицо руками, Морган медленно кивнул, догадываясь, что произошло.
– Ротана показала Вам воспоминания Дженнивер?
Келсон поднял бледное лицо и внимательно посмотрел на Моргана. – Откуда Вы знаете?
– Келсон, я не в первый раз сталкиваюсь с насилием. Как Вы думаете, почему я не стал днем предлагать Вам прочесть воспоминания жертв?
– А, – все еще встревоженый Келсон посмотрел на свои переплетенные пальцы. – Но… есть кое-что еще, – негромко сказал он.
– Что?
– Это… это была Ротана, – он запнулся и беспокойно поежился. – Я… я заметил… даже не знаю… отблеск чего-то… и я… я… – Он тряхнул головой. – Аларик, этого не должно было быть. Это неправильно. Она посвятила себя Богу. Я не должен даже думать об этом!
– Проникновение в чьи бы то ни было воспоминания, требует очень интенсивного и тесного ментального контакта, даже при очень благоприятных обстоятельствах, – спокойно сказал Морган, задаваясь вопросом, мог ли Келсон установить настолько тесный контакт, чтобы думать о монахине – тем более о хорошо обученной Дерини вроде Ротаны – хотя бы полусерьезно.
– Вы – обычный, здоровый юноша, она – бойкая очаровательная девушка, к тому же Дерини – а Вы никогда еще не сталкивались с таким сочетанием. Так что нет ничего удивительного в том, что Вы почувствовали, по меньшей мере, небольшой интерес. Кроме того, разве она не послушница? Если так, то все ее обеты временны.
– Об этом не стоит даже говорить, – пробормотал Келсон, качая головой. – Она явно нашла свое призвание. Кто я такой, чтобы… чтобы…
– Келсон, если она действительно призвана жить в лоне церкви, тоя не думаю, что Вам стоит беспокоится о том, что Вы можете помешать этому… если, конечно, Вас беспокоит именно это, – ответил Морган. – А если у нее нет этого призвания… значит, она очень даже может подойти Вам как Ваша потенциальная невеста.
Келсон изумленно посмотрел на него, его взгляд отразил целую гамму чувств: шок, сменившийся задумчивостью, на смену которой пришло неприятие.
– Невеста? Это бред! Я не могу…
– Да, Вы, пожалуй, правы, – сказал Морган, взмахом руки останавливая дальнейшие протесты Келсона. – Об этом действительно не стоит даже говорить. Забудьте, что я заговорил об этом.
Но уже была дана пища размышлениям о том, стоит ли Келсону и дальше задумываться об этом и, может быть, принять участие в решении дальнейшей судьбы оказавшихся под его защитой.
