Дмитрий Скирюк - ОСЕННИЙ ЛИС
Лиса ждала, и Олег, не видя иного выхода, двинулся следом за нею.
Завечерело. Непрошенная рыжая попутчица бежала быстро, поспеть за нею на своих двоих было нелегко. Олег то и дело отставал, упуская ее из виду, но та всякий раз возвращалась. Похоже было, что бежит лиса напрямик – ручей петлял, то пропадая в чаще, то вновь вытекая как бы ниоткуда. Встретилась какая-то вырубка – пеньки да щепки. Впереди вдруг замаячил просвет. Лиса нырнула в плотные заросли кустов, Олег продрался следом, и тут спешка сыграла с ним злую шутку: не удержавшись на крутом склоне, он поскользнулся и кубарем покатился вниз.
Все бы ничего, но внизу была вода.
Много воды.
Очень много воды.
* * *
Он бухнулся в пруд со всего размаху и суматошно забарахтался в холодной воде. Дно ушло из-под ног, и Олег преизрядно струхнул – и было от чего! – «потомок викингов»совершенно не умел плавать. Фыркая и пуская пузыри, Олег с грехом пополам «по-собачьи»доплюхал до берега, но глинистый откос был так скользок и крут, что лезть по нему вверх оказалось делом безнадежным. Зацепки не было никакой. Олег заметался в панике, теряя надежду, как вдруг больно стукнулся обо что-то твердое, круглое и плавучее и вцепился в свою находку что было сил. Отдышался и лишь потом осторожно глянул, что послал ему счастливый случай.
Это был бочонок.
Брошенный давеча в мельничный пруд самим же Олегом, он каким-то хитрым путем попал в желоб, а оттуда – в ручей, и теперь вот плавал себе преспокойно в низовом озере, пока не подвернулся под руку. Все произошло так неожиданно, а закончилось так хорошо, что напряжение двух безумных дней вдруг выплеснулось в шумной истерике: Олег не выдержал и рассмеялся.
Не в силах остановиться, он хохотал, минут, наверное, пять, как вдруг из воды, с шумом и плеском вынырнула черная мохнатая голова. Олег ахнул, захлебнулся и умолк.
Большущий бобр проплыл туда-сюда перед самым Олеговым носом. Фыркнул, глядя искоса. Нырнул, шлепнул по воде широким плоским хвостом – словно лопатой жахнули – и через миг показался снова во всей своей красе. Взгляд его черных глаз – умный, насмешливый, – почему-то напомнил давешнюю лису, и Олегу опять стало не по себе. Зверь замер, словно раздумывая – мол, не помочь ли дураку, – затем развернулся и поплыл прочь от берега, то и дело оглядываясь.
Олег заколебался было, но уж солнце садилось, да и вода была холодна; он покрепче ухватился за бочонок и медленно двинулся следом за бобром, шумно бултыхая ногами.
Олег понятия не имел, куда они плывут. Впереди то и дело мелькал чешуйчатый бобриный хвост. Олег подивился мимоходом – зверь, а вот поди ж ты – чешуя… Помнится, именно поэтому один охотник, подвыпив, спорил до хрипоты – доказывал, что бобр, мол, вовсе и не зверь, а просто – лохматая рыба. И ведь доказал, шельмец! Сам же Олег о бобрах знал мало – почти что ничего. Впрочем, как-то раз ему довелось отведать жареного бобриного хвоста, о чем у Олега сохранились самые приятные воспоминания.
Показалась плотина. Бобр покрутился возле, поджидая Олега, и вдруг нырнул. Тот замер, огляделся ошарашенно по сторонам. Быстро темнело. Искать какой-то другой выход было, пожалуй, уже поздно.
Олег набрал побольше воздуху и выпустил бочонок из рук.
* * *
Жуга очнулся в темноте. Впрочем, нет – то была не совсем темнота: непонятно откуда сочился тусклый зеленоватый свет.
Пахло водой.
Пахло прелым деревом.
Двигаться не хотелось.
Некоторое время Жуга молча лежал в зыбкой тишине, заново привыкая к собственному телу. Было прохладно. Его всегдашний овчинный кожух остался на мельнице, а сейчас вот и рубаха куда-то исчезла. Боли не было, лишь ныл противно левый бок, задетый мечом ведуна. Что-то плотное стягивало грудь. Жуга пощупал – перевязка. Выдернул клочок какой-то мякоти, размял в пальцах. Поднес к лицу – комок был сухой, волокнистый. «Мох, наверное, болотный,»– догадался Жуга.
– Не… надо… – тихо сказал кто-то.
Жуга вздрогнул и повернулся на голос.
Девушка.
Маленькая, вся какая-то щуплая. Руки тонкие, в ссадинах и царапинах. Курносый нос, чуть раскосые глаза, длинные черные волосы. Прав был Олег – совсем еще девчонка…
– Не надо… трогать… – еле слышно повторила она, медленно, с трудом выговаривая слова.
Жуга попытался улыбнуться, запекшиеся губы еле разлепились.
– Ты кто? – спросил он. – Как тебя звать?
Та не ответила, лишь посмотрела непонятливо. Жуга задумался на секунду, затем его осенило. Он похлопал себя по груди:
– Жуга.
Девчушка торопливо закивала.
– Жу-га… – повторила она.
– Это ты меня отыскала?
– Ила, – вместо ответа сказала та, и указала на себя. Улыбнулась. Мелькнула дыра на месте переднего зуба. – Ты был… там…
– В лесу?
Та кивнула.
– Ты живешь тут?
Снова кивок.
Жуга приподнялся и сел. Огляделся по сторонам.
На небольшом возвышении, собранные в горку, зеленовато мерцали гнилушки. Света было мало, но вполне достаточно, чтобы разглядеть низкое и почти круглое помещение с маленьким озерком посередине и неровным купольным сводом над головой. Ила… Странное прозвище, как ни крути. Жугa вдруг почувствовал, что настоящее ее имя гораздо длиннее, но угадать его с обычной своей уверенностью, пожалуй, сейчас не смог бы. Он снова посмотрел на девушку и задумался.
Кто же она такая?
– Дай руку, – попросил он.
Та опять не поняла. Жуга взял ее ладонь в свою, перебрал по одному все пять пальцев. Рука, как рука… Коснулся кожи у девушки за ухом, провел рукою вдоль шеи: ни жабер, ни щелей, ни вообще каких-либо складок.
Ила не шелохнулась – осталась сидеть, как сидела, глядя доверчиво. Глаза у нее были большие, серые до белизны, словно треснувший, в разводах, мрамор. Жуга неожиданно поймал себя на мысли, что она далеко не дурнушка. Из одежды на ней была лишь белая рубашка чуть ниже колен – кто знает, где, когда и на какой веревке сушилась она после стирки, прежде чем попала к этой лесной девчонке. Впрочем, если не считать худобы, царапин и неразговорчивости, Ила была самая обыкновенная девушка – не русалка и не анчутка. Вот только с чего бы ей жить в лесу?
Жуга уже раскрыл было рот, чтобы спросить, но тут темное и недвижное зеркало воды вдруг раскололось с громким всплеском, и на поверхности, фыркая и отдуваясь, возникла ушастая Олегова голова.
– Вот черт… – пробормотала она, ошарашенно вращая глазами. – Эй, кто тут? – Олег прищурился. – Ничего не разберу… Жуга, ты что ли?! Ты че тут делаешь?
Ругаясь в мат, стуча зубами и трясясь, он вылез целиком, мокрый и продрогший, и принялся было стаскивать рубашку, как вдруг заметил, что приятель его здесь не один – Ила при появлении незнакомца проворно спряталась Жуге за спину, откуда и выглядывала теперь испуганным зверьком.
– Это Олег, – успокоил ее Жуга. – Не бойся.
– Ничего не понимаю… – Олег без сил опустился на пол. – Это где мы? Это что за девка? – Он посмотрел на Жугу, на девчонку, затем снова – на Жугу, и вздохнул.
– Есть че-нибудь поесть, а? – жалобно спросил вдруг он, и вид у него при этом был такой несчастный, что Жуга не выдержал и рассмеялся.
* * *
Заброшенная бобровая хатка, послужившая им убежищем, расположена была неподалеку от берега, у самого края большой плотины. Внутрь вели два хода; первый был затоплен – обычное дело у бобров, которые сперва роют нору, и только потом уже запруживают речку, а второй – обычный, похоже, Ила прокопала сама. Воздух здесь всегда был свежим – под потолком обнаружилась отдушина, а для обогрева вполне хватало тепла трех человеческих тел. Прежние хозяева давно переехали в более просторное жилище; двух друзей и девушку никто не беспокоил, лишь приплыла пару раз дородная пожилая бобриха (та самая, что указала Олегу путь сюда), посмотрела – все ли в порядке, и отбыла восвояси.
Прошло два дня. На мельницу у них так и не хватило духу заглянуть, да и Жуге нездоровилось – несмотря на перевязку, рана воспалилась, началась лихорадка. Снаружи он почти не бывал, все больше лежал, о чем-то размышляя.
Ила, напротив, часто уходила в лес. Приносила ягоды, грибы, клюкву с болот. Иногда – рыбу. Где она ее ловила и главное – как, двум друзьям узнать так и не удалось. Жуга во время своих коротких вылазок собирал у озера какие-то травы, мох и ивовую кору, сам же и готовил настои, нередко – даже горячие, и тут уж у Олега вовсе ум за разум заходил: огня они не разводили. Он догадывался, что без колдовства тут не обошлось, но распознать его не смог – учился он однажды магии, да так недоучкой и остался.
Олег рассказал другу, как нашел его в этом убежище, ведомый сперва лисой, а после – бобрихой, но тот лишь пожал плечами и объяснить ничего не смог.
– Я и сам-то не помню, как тут очутился, – хмуро сказал он.
От Илы об этом тоже ничего узнать не удалось – она почти не говорила, лишь смотрела с грустью, если ее спрашивали, и только раз, когда разговор зашел о мельнице, вдруг заволновалась.
