Роберт Джордан - Перекрестки сумерек
Они пересекли почти весь город, удаляясь от Дворца Таразин, когда гроза точно взбесилась. Дождь хлынул как из ведра, заливая темный город, делая булыжники мостовой под копытами лошадей скользкими. Выл ветер, налетавший с Моря Штормов, бросая потоки дождя словно из пращи и срывая плащи, так что остаться сухим было просто невозможно. Облака закрыли луну, а вода, казалось, впитывала свет фонарей на шестах, которые несли Блерик и Фэн, идущие пешком впереди всех. Лишь когда они вошли в длинный проход, ведущий сквозь городскую стену, то нашли небольшую защиту от дождя, по крайней мере. Ветер завывал пролетая под высокими сводами туннеля точно причитающая флейта. Охрана ворот находилась в дальнем конце туннеля, у четверых из них тоже были фонари на шестах. Больше дюжины, в основном шончан, были вооружены алебардами, которыми можно не только поразить всадника, но и стащить его из седла. В освещенный дверной проем караулки, встроенной в оштукатуренную белую стену, выглядывала парочка шончан без шлемов, за ними маячили тени еще несколько человек. Слишком много чтобы прорваться без шума, а может слишком много даже для попытки. Слишком много для всего, что не происходит мгновенно, словно взрыв фейерверка в руке Иллюминатора.
Но стражники не представляли опасности, во всяком случае, основной опасности. Высокая, круглолицая женщина в темно-синем платье, украшенном красными вставками с серебряными молниями, вышла из-за спины стражников, стоявших в караулке. Длинный серебристый поводок, намотанный на левую руку сул'дам, свободным концом соединял ее с седеющей женщиной в сером платье, которая с нетерпеливой улыбкой следовала за ней. Мэт знал, что они будут здесь. Шончан приставили сул'дам и дамани ко всех воротам. Внутри может находиться еще одна пара или даже две. Они не хотят упустить из своих сетей ни одной женщины, способной направлять. Серебряный медальон с лисьей головой на его груди под рубашкой стал холодным. Не таким холодным, когда кто-то поблизости прикасался к Истинному Источнику, просто вобрал в себя холод окружающей ночи, а его кожа была слишком холодной, чтобы согреть металл, но он не переставал ожидать другого холода. Свет, сегодняшней ночью он жонглирует фейерверками с горящими фитилями!
Стражники похоже сильно удивились, узнав, что дворянка желает покинуть Эбу Дар посреди ночи в такую погоду, с полудюжиной слуг и вьючных лошадей, означающих дальнюю дорогу. Но Эгинин была Высокородной, ее плащ был украшен символом орла с распростертыми черно-белыми крыльями, а длинные пальцы перчаток ассоциировались с длинными ногтями. Обычно солдаты не спрашивают Высокородных, что они собираются делать, даже наименее знатных. Однако, это не избавляет от формальностей. Каждый может свободно покинуть город, когда пожелает, но шончан ведут записи обо всех покинувших город дамани. А три всадника в группе с опущенными головами под серыми капюшонами были связанны с верховыми сул'дам серебристыми поводками.
Круглолицая сул'дам прошла мимо них, едва удостоив взглядом, скрывшись в туннеле. Ее дамани чуть ли не обнюхала каждую женщину, определяя их способность направлять, и Мэт затаил дыхание, когда она задержалась возле последней дамани. Даже при всей его удаче, он не поставил бы на то, что шончан не обнаружат безвозрастное лицо Айз Седай, если заглянут под капюшон. Здесь были Айз Седай в качестве дамани, так что странного в том, что все три могут быть у Эгинин? Свет, а не странно ли, что какому-то, из не слишком знатных Высокородных, принадлежат сразу три?
Круглолицая женщина издала щелкающий звук, словно призывая обученную собаку, натянула ай'дам, и дамани последовала за ней. Они искали марат'дамани, пытающихся избежать обуздания, а не дамани. Мэт решил, что может, наконец, начать дышать. Звук катящихся костей в голове появился снова, достаточно громкий, чтобы соперничать со звуками далекого грома. Что-то пошло не так, и он это знал.
Офицер стражи, шончанин с миндалевидными глазами похожими на салдэйца, но с кожей светло-медового оттенка, почтительно поклонился и пригласил Эгинин пройти в караульное помещение, отведать чашу теплого вина, пока клерк запишет данные дамани. Все караулки, которые когда-либо видел Мэт, были весьма холодными, и даже свет фонарей, вырывающийся сквозь бойницы этого помещения, не делал ее более привлекательной. Возможно, для мухи паутина тоже выглядит привлекательно. Он был рад, что дождевая вода, стекая с капюшона накидки, попадала на лицо. Это помогало скрывать выступивший от волнения пот. Он сжал в руке один из своих ножей, спрятанных сверху длинного свертка, лежащего поперек седла. Никто из солдат не обратил на сверток никакого внимания. Он чувствовал дыхание женщины внутри свертка под его рукой, ее плечи были туго стянуты, чтобы она не могла позвать на помощь. Селусия держалась поблизости, уставившись из-под своего капюшона, спрятав золотистую косу, и даже не моргнув, когда сул'дам с дамани проходили мимо нее. Малейший крик со стороны Селюсии, как и Туон, поднимет переполох хуже, хорек в курятнике. Он решил, что под угрозой ножа обе женщины будут молчать. Они должны поверить, что он доведен до полного отчаяния или достаточно спятил, чтобы им воспользоваться. Но сам он был не уверен, что сможет. Этой ночью он ни в чем не был уверен, слишком многое пошло вкривь и вкось.
Он вспомнил, что затаил дыхание, опасаясь, что кто-нибудь поинтересуется, почему это так богато украшенный сверток он держит под дождем. Он проклинал себя за глупость, прихватив из дворца штору, первое, что подвернулось под руку. В памяти события всегда тянутся медленно. Эгинин спешилась, передав поводья Домону, принявшему их из ее рук с поклоном в седле. Капюшон Домона был откинут, показывая его наполовину обритую голову и собранные в косу оставшиеся волосы. С бороды приземистого иллианца капала вода, но он упрямо сохранял присущую со'джин надменность, традиционных слуг всех Высокородных, которые гордятся этим званием больше, чем Высокородные своим положением. И конечно считают себя гораздо выше простых солдат. Эгинин оглянулась на Мэта и его ношу. Ее лицо застыло, превратившись в маску, которая, если не знать, что она испугана до смерти их затеей, сошла бы за надменность. Высокая сул'дам и ее дамани, быстро закончив свою проверку, вновь появились из темноты. Ванин, находившийся сразу за Мэтом, держал в руках поводья одной из вьючных лошадей, по своему обыкновению сидя в седле как куль с мукой, наклонился в седле и сплюнул. Мэт не понял почему, но ему запомнился этот эпизод, но все так и было. Ванин плюнул, и в тот же миг раздался сигнал трубы, четкий и тонкий из-за расстояния. Он донесся издалека с юга города, где планировалось поджечь шончанские склады на Портовой дороге.
При звуке трубы офицер стражи заколебался, но внезапно уже в самом городе зазвенел колокол, затем второй, как будто сотни тревожных сигналов зазвучали в ночи одновременно, когда темное небо взорвалось множеством серебристо-синих молний, ударивших внутри городских стен, больше, чем бывает в самую сильную грозу. Они озарили проход мерцающим светом. В тот же момент раздались крики и вопли, эхом разнесшиеся по городу.
За это мгновение Мэт успел про себя обругать всех Ищущих Ветер, которые выступили раньше, чем обещали. Но тут же понял, что кости в его голове внезапно остановились. Почему? От решил было проклясть все снова, но теперь для этого не осталось времени. В следующее мгновение офицер попросил Эгинин вернуться в седло и следовать своей дорогой, поспешно выкрикивая приказы солдатам, выскакивавшим из караулки. Направив одного человека в город, узнать, что происходит, он расставлял остальных таким образом, чтобы отразить угрозу как снаружи, так и изнутри городских стен. Толстушка со своей дамани, вместе с еще одной парой, выбежавшей из караулки, убежали вслед за солдатами. А Мэт и остальные, в то время как за их спиной рукотворный шторм разносил Эбу Дар по камешку, галопом вылетели из ворот в противоположном направлении – прямиком под дождь, увозя с собой трех Айз Седай, две из которых были сбежавшими дамани, и похищенную наследницу Хрустального Трона. Бесчисленные как листья травы, стрелы молний…
Вздрогнув Мэт вернулся в настоящее. Эгинин покосилась на него и попыталась взвалить его на себя.
– Обнявшиеся любовники не торопятся, – пробурчал он. – Они… медленно прогуливаются.
Она ухмыльнулась. Домон совсем ослеп от любви. Либо так, либо его слишком часто били по голове.
В любом случае, труднейшая часть осталась позади. Мэт надеялся, что выбраться из города было труднее всего. С тех пор он не слышал вращения костей. Они всегда были плохим знаком. Он хорошенько запутал след, и должен найтись по настоящему удачливый человек, вроде него самого, чтобы отделить золото от отбросов. Взыскующий Истину шел по следу Эгинин до той самой ночи, и ее будут теперь разыскивать еще и за похищение дамани, поэтому погоня будет думать, что она сейчас скачет во весь опор, унося ноги от Эбу Дар, а не сидит прямо под городской стеной. Кроме совпадения по времени ничто не связывало ее с исчезновением Туон. И что более важно, с Мэтом. Тайлин, без сомнения, выдвинет против него собственные обвинения. Ни одна женщина не простит мужчину, что ее связал и засунул под кровать, даже если сама это предложила. При хоть каком-то везении, ничего конкретного кроме этого из событий происшедших той ночью нельзя будет связать непосредственно с ним. И если повезет, никто кроме Тайлин не станет его подозревать. Для простого мужчины связать королеву как ярмарочного поросенка обычно достаточно для вынесения смертельного приговора. Но для похитителя Дочери Девяти Лун это наказание слишком незначительно – все равно что заставить пересчитывать гнилые луковицы. С другой стороны, кому может прийти в голову, что к этому имеет отношение игрушка Тайлин? Его все еще раздражало, что он прославился подобным образом, и даже хуже – как ее домашнее животное! – но в этом были свои преимущества.
