Дэвид Геммел - Последний хранитель
В коридоре за дверью скрипнула половица. Шэнноу взял пистолет в руку, но услышал, как открылась и закрылась дверь, как кто-то тяжело сел на кровать. Он расслабился, оставив курок взведенным.
Ривердейл. Вот где его жизнь изменилась. Он ехал по дикому краю и оказался в мирном селении. Там он познакомился с Донной Тейбард. Ее мужа, плотника Томаса, убили, и ей самой грозила беда. Шэнноу выручил ее, а потом полюбил. Вместе они отправились с караваном Кона Гриффина в надежде обрести новую жизнь в краю без разбойников и убийц. Гриффин называл этот край Авалоном.
И что же они нашли? Шэнноу ранили канны, странное каннибальское племя, и его спас Каритас, человек, переживший Падение, ставший почти святым. Донна, считая, что Шэнноу погиб, вышла замуж за Гриффина.
И что-то в Йоне Шэнноу похолодело и умерло. Он вспомнил, как его отец сказал однажды: «Лучше любить и потерять, чем никогда не любить». Неправда!
Он был более доволен своей жизнью до встречи с Донной. Пусть и не истинно счастлив, но он знал, кто он и что он такое…
На крыше у него над головой зашуршали подошвы сапог.
Что же, задумавшие меня убить, придите. Я здесь. Я жду. Он услышал постанывание растягивающейся веревки, увидел, как за окном опускается нога в сапоге, вдетая в петлю.
Ниже, ниже, ниже… Потом появилось туловище. Левая рука держалась за веревку, правая сжимала длинноствольный пистолет. Когда голова поравнялась с окном, человек прицелился и дважды выстрелил в бугор под одеялом на кровати. В ту же секунду дверь слетела с петель, и в комнату Шэнноу вбежали два человека.
Иерусалимец застрелил обоих из левого пистолета, потом повернул правый и выстрелил в живот человека на веревке, тот взвизгнул, сорвался и исчез из вида. Шэнноу поднял пистолеты вертикально и всадил три пули в потолок. Услышал крик, веревка за окном исчезла, и он услышал треск дощатого тротуара под тяжестью упавшего тела.
Наступила тишина. Комната смердела кордитом, в ней висел пороховой дым.
Из коридора до слуха Шэнноу донесся шепот: отдавались какие-то распоряжения. Но шорохов не было.
Он быстро перезарядил пистолеты последними патронами.
В коридоре раздались два выстрела. Кто-то закричал, и тело ударилось о деревянные перила лестничной площадки.
– Эй, Шэнноу! – крикнул Стейнер. – Тут чисто. Могу я войти?
– Лучше, чтобы у тебя в руках ничего не было, – ответил Шэнноу.
Стейнер перешагнул через трупы и вошел.
– Их было только двое, – сказал он с улыбкой. – Дьявол! Но ты добавляешь интереса жизни! Знаешь, по меньшей мере тридцать человек уже убрались из Долины. Чего бы я не дал за такую славу, как у тебя!
– Почему ты мне помог?
– Дьявол, Шэнноу, как бы я мог допустить, чтобы тебя убил кто-нибудь другой? Где еще я найду в мире противника равного тебе?
Стейнер осторожно подошел к окну сбоку, задернул плотную занавеску, чиркнул спичку и зажег фонарь на столе.
– Ты не против, если я уберу эту падаль в коридор? От них уже воняет. – Не дожидаясь ответа, он нагнулся над трупами. – Обоих в лоб. Очень хорошо. Дьявольски хорошо! – Он ухватил первого за воротник а выволок, » коридор. Шэнноу сел и смотрел, как он вытаскивает второго. – Эй, Мейсон! – крикнул Стейнер. – Ты не пришлешь сюда кого-нибудь убрать дохлятину?
Вернувшись в комнату, он кое-как водворил дверь на место и подпер ее.
– Ну, Шэнноу, скажешь мне «спасибо», или как?
– За что спасибо?
– За то, что я разделался с двумя на лестнице. Что бы ты делал без меня? Они же поймали тебя здесь в ловушку.
– Спасибо, – сказал Шэнноу. – А теперь уходи. Мне надо поспать.
– Хочешь, я пойду с тобой завтра, когда начнется охота?
– В этом нет необходимости.
– Нет, ты сумасшедший! Здесь же еще остается человек двадцать-тридцать, которые не побегут. С ними со всеми тебе, в одиночку не справиться.
– Доброй ночи, менхир Стейнер.
* * *На следующее утро, проспав три часа, Йон Шэнноу спустился вниз и позвал Мейсона.
– Пошлите кого-нибудь найти для меня шесть мальчишек, которые умеют читать. Пусть они придут сюда.
Потом Взыскующий Иерусалима сел за стол, положил на него шесть больших листов бумаги и взял древесный уголек. Медленно и тщательно он написал на каждом листе короткое объявление.
Когда пришли мальчишки, он велел каждому прочесть написанное вслух и отправил их в игорные и питейные заведения в восточной части городка, вручить листы владельцам или барменам.
Объявление было простым:
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.
ВСЯКИЙ ЧЕЛОВЕК С ПИСТОЛЕТОМ В ПРЕДЕЛАХ СЕЛЕНИЯ ДОЛИНА ПАЛОМНИКА БУДЕТ СЧИТАТЬСЯ РАЗБОЙНИКОМ ИЛИ ЗАЧИНАТЕЛЕМ ВОЙН, И С НИМ БУДЕТ ПОСТУПЛЕНО СООТВЕТСТВЕННО.
ШЭННОУ.Когда мальчишки ушли, Шэнноу откинулся на спинку стула в терпеливом ожидании, не позволяя себе почувствовать ни страха, ни напряжения. Мейсон принес ему кружку баркеровки и сел напротив.
– Конечно, услуга невелика, Шэнноу, но за комнату платить не нужно. И за то, что вы едите и пьете, тоже.
– Вы очень добры, менхир.
Мейсон пожал плечами.
– Вы хороший человек. Но всем этим вы друзей не наживете.
– Знаю. – Он вгляделся в худое лицо своего собеседника.
– По-моему, вы не всегда содержали гостиницу. Мейсон сухо улыбнулся:
– Вы выгнали меня из Ольона – всадили мне в плечо пулю. Когда идет дождь, боль ну прямо адская. Шэнноу кивнул:
– Я вас помню. Вы ездили с Кейдом. Я рад, что вы занялись чем-то более полезным.
– Молодость проходит, – сказал Мейсон. – Почти все мы оказались на большой дороге, потому что нас выгнали из наших ферм – или разбойники, или засуха, или те, кто просто был сильнее. Но это не жизнь. А тут у меня жена, две дочери, крыша над головой. Ем три раза в день, а зимой веселый огонь в очаге прогоняет холод. Что еще вправе желать человек?
– Аминь, – согласился Шэнноу.
– А что вы будете делать теперь?
– Дождусь полудня, а тогда выкорчую все, что осталось.
– Это не Ольон, Шэнноу. Там вас поддерживали горожане. Помнится, у них был томжгет – все хорошие стрелки, и они прикрывали вас сзади. А здесь это самоубийство. Они будут подстерегать вас в закоулках или застрелят, едва вы выйдете на улицу.
– Я сказал, менхир, а мое слово железно.
– Да, – сказал Мейсон, вставая. – Пусть сопутствует вам Божья удача.
– Обычно так и бывает, – сказал Иерусалимец. С его места ему было видно, как солнце медленно поднимается к верхней точке небес. Чудесный день! Человек не мог бы выбрать дня чудеснее, чтобы умереть. Один за другим возвращались мальчики. Шэнноу давал каждому монету и спрашивал, куда он отнес предупреждение и что было дальше. Почти все получатели прочли его предупреждение вслух всем присутствующим, но один, дочитав, разорвал лист в клочья. И остальные захохотали, сказал мальчик.
– Опиши это место, – попросил Шэнноу, а выслушав, задал еще вопрос: – И ты видел там людей с оружием?
– Да. Один сидел у окна с длинным ружьем, нацеленным на улицу. И еще двое на балконе справа. И, по-моему, еще один прятался за бочками у дальней стены около стойки.
– Ты наблюдательный малыш. Как тебя зовут?
– Мэтью Феннер, менхир.
Шэнноу поглядел в темные глаза мальчика и удивился тому, что сразу не заметил его сходства с подло убитым отцом.
– Как твоя мать?
– Все время плачет.
Шэнноу открыл кожаный кисет, в котором хранил монеты, и отсчитал двадцать.
– Отдай их своей матери. Скажи ей, что я сожалею.
– Мы не бедны, менхир. Но благодарю вас за сочувствие, – сказал Мэтью, повернулся и вышел.
Почти наступил полдень. Шэнноу ссыпал монеты в кисет и встал.
Он вышел из «Отдыха путника» через заднюю дверь в проулок и стремительно отступил вправо, держа пистолет наготове. Но проулок был пуст. Он шел задворками, пока не оказался перед боковой стеной игорного заведения, которое описал мальчик. Оно принадлежало человеку по имени Зеб Мэддокс, и Мейсон предупредил его, что Мэддокс быстрый стрелок. «Почти такой же молниеносный, как Стейнер. Не дайте ему опомниться, Шэнноу».
Иерусалимец остановился перед узкой дверью черного хода, глубоко вздохнул и осторожно поднял щеколду. Перешагнув порог, он увидел человека, стоящего на коленях за бочкой. Его глаза, как глаза всех остальных в зале, были устремлены на входную дверь. Шэнноу скользнул к нему и ударил его рукояткой пистолета по затылку. Он крякнул, накренился, и Шэнноу, ухватив его за воротник, мягко опустил на пол.
Тут кто-то закричал:
– Там толпа собирается, Зеб!
Шэнноу увидел, как высокий худой мужчина в черной рубахе и кожаных брюках вышел из-за стойки и направился к двери. В кобуре из глянцевой кожи на его поясе покоился короткоствольный пистолет с костяной рукояткой.
Снаружи донесся голос:
– Вы, там внутри, слушайте меня! С вами говорю я, Пастырь. Мы знаем, что вы вооружены, и мы готовы дать вам бой. Но подумайте вот о чем. Нас здесь сорок, и когда мы ворвемся внутрь, произойдет страшная бойня. Те из вас, кого мы не убьем, будут отведены на место казни и повешены. Предлагаю вам положить оружие и пойти – с миром – к вашим лошадям. Мы подождем несколько минут, но, если будем вынуждены взломать дверь, вы умрете все.
