Виктория Угрюмова - Пылающий мост
Он не знал, что иные вещи накапливаются годами и десятилетиями, чтобы вдруг, внезапно обрушиться на душу океанской волной. Джоу Лахатал – прекрасный и надменный бог, владыка Арнемвенда, презиравший людей и считавший их жалкими и слабыми, внезапно понял, что он одержим любовью. Он любит этот мир, любит всех, кто его населяет и кто подвластен ему, любит Кахатанну и дорожит жизнью фаррского аиты так, как если бы это был его брат. В сущности, эта мысль промелькнула в его мозгу молнией, и он даже не успел ее заметить.
В тот момент, когда гигантский ком черного пламени, вырвавшийся из пространства Мелькарта, понесся прямо на Зу-Л-Карнайна, другой воин в столь же белых и сияющих доспехах, в таком же алом плаще закрыл его своим телом.
Отчаянно закричал Агатияр, многоголосый крик вырвался из глоток тех, кто попался на пути этого смертельного сгустка тьмы. И воины Эр-Соготоха, и лурды, и монстры, и тхаухуды, и сангасои – несколько десятков окровавленных, изувеченных, обугленных тел остались лежать неподвижно. Кто-то еще хрипел и стонал, умоляя добить, чтобы не длить мучения.
Каэтана не видела этого кошмара. Она и Траэтаона стояли спина к спине с обступившими их лурдами Баяндая и Мадурая. Возможно, увидев этот бой, унгаратты более никогда не решились бы заявлять, что их рыцари могут сравниться с Богиней Истины.
– Черный огонь! – крикнул над их головами га-Мавет, вынырнувший словно из-под земли. – Если увидите черное пламя, спасайтесь – это гибель!!!
Император остался цел. Он выбрался из-под неимоверно тяжелого тела своего коня, опираясь на меч, выпрямился. Огляделся по сторонам. К нему бежали враги, но они были еще довольно далеко, и он остановился, глотая воздух. Тут взгляд его упал на Змеебога.
Джоу Лахатал лежал уткнувшись лицом в истоптанную, пропитанную кровью землю Шангайской равнины. Его доспехи, некогда ослепительно-белые, посерели от гари и копоти. Остатки алого плаща едва подергивались под порывами ветра. Грязные спутанные влажные волосы разметались вокруг головы. Он глухо стонал, вцепившись пальцами в обгоревшие пучки травы. Ног ниже бедер у него не было.
– О боги! – выдохнул Зу-Л-Карнайн, опускаясь на колени возле бессмертного.
Внезапно тот приподнял голову. Прекрасное лицо было спокойным, только усталым, и под глазами моментально прорезались глубокие морщины.
– Идут? – спросил он тихо.
– Да, – одними губами ответил аита.
– Отнеси меня к выходу, – попросил Джоу Лахатал. – Собери людей и отнеси... Я знаю, что делать...
– Ты сумеешь? – спросил Зу недоверчиво.
– Я искалечен, но не потерял своей власти, – ответил бессмертный.
Сумевший пожертвовать собой ради жизни одного-единственного человека, сумевший отказаться от огромной, принадлежащей ему вечности ради того, чтобы кто-то смог воспользоваться мгновением, он на самом деле стал Всемогущим. Чтобы суметь понять, надо это пережить: всемогущество возможно, но оно стоит очень дорого.
Зу-Л-Карнайн нес его на руках, как ребенка. Веретрагна и несколько сангасоев полка Траэтаоны окружали императора с его драгоценной ношей, защищая спину и бока. И такое было лицо у фаррского аиты, что неистовые лурды на мгновение расступились перед ним, пропуская. А тех, кто не отошел, Змеебог уничтожил резким взмахом руки.
Вот и черная дыра тоннеля. Там, в темноте, мелькают неясные тени – это новые армии нечисти маршируют по коридору, открывшемуся между пространствами, чтобы вторгнуться на Шангайскую равнину.
– Положи меня, – говорит Змеебог. – Положи меня и беги.
– А...
– Некогда! – рычит бог, и император впервые отступает перед чужой волей. Он осторожно опускает бессмертного на пороге тоннеля и, спотыкаясь, отходит.
– Долюби ее... за нас! – хрипит Джоу Лахатал.
А потом у порота словно взрывается вулкан. Ослепительный сноп света – белого, чистого, такого яркого, что глазам больно, – взмывает к небесам. И проход в пространство Мелькарта перестает существовать. Воздух в этом месте похож на рваную рану – он пульсирует и мерцает. И кажется, что вот-вот прорвется, не успев затянуться, но передышка у защитников Арнемвенда все же есть.
И двенадцати все труднее собраться вместе. Разгневанный Самаэль – его правая рука обожжена от плеча до запястья – атаковал Зу-Л-Карнайна. Поединок их был краток и жесток. Клинки скрещивались с такой неистовой силой, что во все стороны летели искры, ветер развевал смоляные волосы Молчаливого, и полыхал огнем его венец с драконьими крыльями. Аита был великим полководцем и искусным бойцом, возможно одним из лучших на планете. Но ничто не могло долго противостоять звериной мощи урмай-гохона. Если бы речь шла о приемах фехтования, то, возможно, у Зу-Л-Карнайна и был какой-то шанс. Но прямых ударов он выдержать не смог. Первый удар пришелся по нагрудному панцирю, глубоко вмяв металл, затем слетел наплечник, а третьим Самаэль пронзил императору грудь. И тут же бросился дальше, рубя наотмашь. Несколько сангасоев, сопровождавших аиту, упали под его мечом, как срезанные серпом колоски.
Уместно ли теперь вспоминать, что именно Агатияр требовал от своего Зу, чтобы тот стал расчетливым и хладнокровным полководцем, забыв о личных привязанностях? Что это он твердил постоянно, что аита обязан думать об армии и не думать о конкретных людях, о каждом в отдельности, иначе битва будет проиграна? Что это он требовал искоренить любовь на время сражения и не допускать ее до сердца?
Теперь ответственность за войска тхаухудов ложилась на старого визиря, и, следуя собственным рассуждениям, он должен был забыть о своем поверженном императоре.
Агатияр оказался рядом так быстро, что этого просто не могло быть на равнине, где кипело отчаянное сражение. Как он нашел своего Зу? Сердце подсказало. Старое сердце, готовое разорваться от боли и тревоги за своего мальчика. Визирь увидел распростертого на земле императора, истекающего кровью. Она алым потоком струилась по запачканным землей и копотью доспехам, и с первого взгляда было видно, что рана эта смертельна. Белый как мрамор Зу-Л-Карнайн попытался заговорить, но изо рта пошла кровавая пена, и пузыри, лопаясь, забрызгивали его бледную кожу красными крапинками. Тогда аита сделал слабое движение ладонью, прогоняя старика.
Если любовь не безумна и не жертвенна – это не любовь. И поэтому, когда Агатияр увидел, что один из танну-ула остановился над аитой и занес свое копье, чтобы пронзить им умирающего врага, он бросился вперед, закрывая императора своим телом. Поступок этот был воистину безумен, но старик не рассуждал. Иначе он не мог – и безжалостное копье вошло ему точно между лопаток, соединив два любящих сердца в смерти так же крепко, как было и при жизни.
Агатияр умер сразу. А император еще успел почувствовать, что седая борода визиря щекочет ему шею. Он хотел обнять его напоследок и с усилием поднял окровавленную руку, но не смог ее донести – пробегавший мимо воин наступил на эту руку каблуком.
* * *
Трикстеры по-прежнему держали ущелье. И Маннагарт даже придумал нехитрую боевую песню для поддержания духа своих воинов. Впрочем, песня была весьма ритмичной и рубить под нее топорами было удобно.
Морлок с талисманом Джаганнатхи на груди носился по всему полю боя, оставляя за собой скорченные смертной мукой тела. На лица тех, кто пал от его руки, смотреть было страшно. Когда Куланн преградил ему путь, занеся высоко свой меч, морлок только улыбнулся. Могуч был командир полка Траэтаоны – славный князь Алглоранн, могуч и вынослив. Он многое видел и многое пережил, прошагав со своей госпожой полмира, но он не знал, какая бездна стоит за спиной проклятого эльфа. Он не представлял себе, как его можно убить. И поэтому не рассуждая погрузил острие своего клинка в центр черной высокой фигуры. Морлок не сопротивлялся. Он просто смотрел на то, как всполохи черного света, невозможные, немыслимые в этом мире, бегут по блестящему лезвию, доходя до рук человека. Куланн дико вскрикнул, выронив ставший внезапно горячим и неподъемным меч, и упал навзничь. Глаза его широко раскрылись и уперлись взглядом в небо, по которому мчалась среди облаков колесница Аэ Кэбоалана.
– Куланна убили! – пронесся по полю крик.
Тиермес услышал его случайно. И, услыхав, издал странный горловой звук. А затем метнулся по полю в поисках врага.
Каэтане и Траэтаоне удалось собрать вокруг себя несколько сотен воинов, и они пробивались неуклонно к центру Шангайской равнины, туда, где стояли окруженные отборными войсками несколько хранителей: в их числе – Эр-Соготох и Жемина. Внезапно на пути бессмертных выросли воины – наряженные в одежды из выделанной кожи, щедро украшенной перьями.
– Йаш-чан! – воскликнула Каэтана. – Зачем вы?..
Она хотела спросить, зачем они покинули относительно безопасные свои горные долины и пришли сюда, где гибель была неизбежной. Но времени у нее не было. Ее время сидело сейчас на вершине дозорной башни над крепостной стеной Салмакиды и чего-то там колдовало, уронив на каменный пол медовые коржики, да так о них и забыв.
