Вячеслав Рыбаков - Человек напротив
Антон тогда еще был дома.
А теперь мне плевать и на то, что у нас, и на то, что у них. Все равно эти сволочи что хотят, то и творят… нервов не напасешься. Им же на нас с Антоном плевать! Так чего же мне-то за них волноваться!!
Так. Спокойно. Сходим с ума спокойно. Ну, куда?
Сейчас, надо вспомнить. Ведь я же тут, пардон, жила. Интенсивной и регулярной жизнью. Вот это, кажется, Непокоренных. А вот оттуда я приехала. Слева темно, там завод, который провалился, когда метро взорвалось… или прорвалось, что для завода – совершенно все равно. А вон на той стороне – кусты. Похоже, мне в кусты.
И потом – налево, по этому, как его… Тореза. По нормальным русским правилам речи она должна была бы называться просто Торезовской улицей; а это – дурацкие европейские кальки, расцветшие уже при большевиках: рю де Торез… Авеню де Навоз.
Кустики потемнее и поуединеннее, кстати, действительно не помешали бы. Последний раз я была в сортире часов пять назад, и это уже дает себя знать. Прежде чем идти к свету Фавора, следовало бы морально подготовиться. Погоди, помнится, возле кинотеатра был сортир. Забавно… кое-что все-таки помнится. Ну что, для бешеной собаки семь верст не крюк? Все равно уже пол-одиннадцатого, плюс еще пять минут – один черт. Конечно, следовало бы соображать быстрее и выйти на предыдущей остановке. Ну, что сделано, то сделано. Однако пустыня какая. На остановке еще кое-кто шевелится, а чуть в сторону – мрак и туман. Ася перешла спящую в рыжем мареве фонарей асфальтовую реку будто вымершего проспекта Тореза и, озираясь, пошагала к угловатой темной глыбе кинотеатра.
Сортир действительно был – но оказался заколочен и с дамской стороны, и с джентльменской. Вероятно, за банкротство. Как это сейчас называется – несамоокупаемость… самонеокупаемость… Ася, стервенея, несколько раз с нарастающей силой дернула за ручку двери – дверь даже не шелохнулась, будто декоративная. Два проходивших поодаль парня, прихлебывающих пиво из одинаковых бутылок совершенно одинаковыми и одновременными движениями, одинаково загоготали, глядя на Асю. Ни раньше ни позже их принесло, проклятых. С противоположной, джентльменской, стороны вдруг донеслось характерное журчание – похоже, какой-то джентльмен, не осложняя себе жизнь, зажурчал прямо снаружи. И тут этим сволочам проще жить.
Ладно, идем до первого куста, и провались все пропадом. Ну и денек. До дому я доберусь сегодня или нет?
Аська, ты сама этого хотела. Могла бы сразу после Александры драпать до хаты.
Чего я там не видала… Тут все-таки – приключение. Переждав в сторонке, пока по Тореза с шипением пронесутся одна за другой две крутые тачки, явно превышающие допустимые в городе скорости по крайней мере вдвое – разборка, что ли? погоня? а и провались они все пропадом! – Ася снова пересекла уснувший проспект.
Светло было только здесь, на магистрали. В пучинах между домами, там, куда надо было сворачивать, там, где были кусты, – царила непроглядная тьма.
А ведь действительно пора сворачивать.
Интересно, и как я в темноте буду рассматривать номера домов?
Вот будет смех, если парадная дверь кодирована!
Слушайте, а ведь действительно где-то здесь. Конечно, впотьмах ни черта не понять… да я и при свете не вспомнила бы точно… но действительно где-то здесь. Вот там, в глубине, должен быть продуктовый магазин, там я всегда покупала Симагину кр-рэндель к чаю. С ума сойти.
Ладно, покуда он не показался – сделать бы наши дела, что ли. Темень вполне достаточная, только вот менталитет не тот. Говорят, хорошо воспитанная собака скорее доведет себя до разрыва мочевого пузыря, чем выгуляется дома. Вот и Аська тоже… сука воспитанная. Может только дома, а во время прогулки – ни-ни.
Слишком много окон светится. Чего они не спят, черти? Дорогу хоть немножко освещают – это плюс. Но меня будет видно любому прохожему – это минус. Что толку твердить себе, что покамест не встретилось ни одного прохожего? Кусты неубедительные, ненадежные.
Дом – даже не понять было, сколько в нем этажей, – на углу которого отсвет из окон соседнего выявил тот самый номер, возник внезапно, сам собой. То есть Ася уже несколько минут шла вдоль него, тупо таращась себе под ноги в попытках вовремя замечать очередные выбоины в крошащемся древнем асфальте; потом, остановившись, в очередной раз огляделась, чтобы оценить степень густоты ближайших зеленых насаждений, – и смутно высвеченный кусок теряющейся в темноте кирпичной стены с крупно выведенной на нем цифрой сам ударил в зрачки.
Сердце пропустило такт.
До сих пор поход был игрой. Она просто коротала время, не желая возвращаться в пустую, пропитанную застарелой тоской квартиру. И вдруг оказалось, что дом этот, дом, в который непонятно зачем послала ее ведунья – подумать только! ведунья! – два с небольшим часа назад… а будто уже несколько месяцев прошло… действительно существует. Вот он. А в нем наверняка есть та самая квартира. И дальше что?
Ну, идиотизм! Такой момент… того и гляди джинны покажутся или привидения цепями затрясут, как пролетарии; в жизни никогда ничего подобного не испытывала. И к тому же вообще – где-то тут я жила чуть не полтора года, даже, помнится, ощущала себя до идиотизма счастливой – нет бы присесть на лавочку, закурить, смахнуть скупую девичью слезу… дескать, где ж ты, где, мой голубь сизокрылый… А на уме лишь одно – найти отвечающий моим высоким запросам куст. В такие моменты кажется, что человек и впрямь состоит из одной физиологии. Старость. Ай кэн писс – бам, бам-бам. А я вот кэннот.
Надо быть полной дурой, чтобы сейчас ломиться в совершенно чужую дверь.
Ладно. Не стану ломиться. Поднимусь и тихохонько постою, попробую послушать, что творится внутри.
Ну например, там пьяными голосами песни поют. Тогда с чистой совестью поворачиваюсь и еду домой. Да я не доеду до дому, лопну.
А если из-за двери будут слышны мрачные заклинания, крики нетопырей и вой ветра? То-то радость. Тогда сразу звоню. Здрасьте, я ваша тетя. У вас продается славянский шкаф?
Хозяйка, стакан есть? Вынеси на чуток, мы из горла хлебать не привыкши.
Простите, товарищ, вы не подумайте дурного, я приличная женщина. Я сразу уйду, только можно на минутку забежать к вам в туалет? Вход не кодирован.
Двери распахнуты, а изнутри тускленькая лампочка желтизну изливает. Странно, что еще не выбили или не вывинтили.
Впрочем, может, ее этим вечером вставили. Краешком сознания панически понимая, что до такого идиотизма она не доходила еще ни разу в жизни, Ася медленно вошла в подъезд и неторопливо, как бы даже в своем праве, поцокала вверх. Пролет… еще… еще… И вот навстречу ей вывинтилась из-за лестничного поворота дверь, на которой виднелся тот самый номер. Ася остановилась.
На лестнице было тихо. И, как обычно в этих относительно не старых домах, почему-то совсем не воняло ни стряпней, ни метаболизмом. И казалось, особенно тихо было за той самой дверью.
С минуту Ася прислушивалась, чуть вытянув шею от напряжения и едва дыша. Ну хоть намек. Хоть бы собака меня учуяла и гавкнула, хоть бы замяукала кошка…
А что я скажу, если кто-нибудь пойдет мимо, сверху или, наоборот, наверх?
Да что она меня, черт возьми, и впрямь загипнотизировала? Какого дьявола я тут делаю?
Ужас перед тем, что она, возможно, себе уже не принадлежит, снова заставил ее сжаться, как на морозном ветру. Неужели… Но нет, нет, я контролирую себя! Вот сейчас повернусь и уйду. Вот. Сейчас.
И она, повернувшись, легко пошла вниз по лестнице, и никакая сила ее не держала; никакой шайтан или демон не завыл с разочарованием ей вслед "Сто-о-ой!!!" и не стал хватать за волосы когтистой всемогущей лапой. Она запросто спустилась на один пролет и немного успокоилась.
Ну да, уйду. И никогда не узнаю, что это такое? Что – что такое?
Ну – это… Вот это. Куда она посоветовала мне прийти. Ведь она же… как ни крути, а у нее есть какой-то сверхчувственный дар… слова-то какие гнусные, но как еще назвать? В общем, она наделена чем-то, чем я обделена, чем все мы обделены, и значит, в ее словах может таиться некий смысл.
Ну и что там? Большой круг магов заседает? Изба на курногах? Гэндальф какой-нибудь – или, наоборот, Люцифер типовые договора предлагает на подпись? Что?! Там же что-то!!!
Теперь сердце уже молотило, как бешеное. Не хватало дыхания. Ася беспомощно, затравленно обернулась. Вон она, та самая дверь. Еще шаг вниз – и она снова скроется.
И я никогда не узнаю.
Не позволяя себе больше ни секунды колебаний, на подламывающихся от волнения ногах Ася взбежала обратно и ударила ладонью по кнопке звонка. За дверью отчетливо квакнуло.
Ася, как нахулиганивший пацан, оглушительно топоча в гулкой лестничной тишине, рванула вверх по лестнице. Взбежала еще на пролет; задыхаясь, с всхлипами втягивая воздух, вжалась спиной в стену. Осторожно выглянула.
Дверь была неподвижна.
Наверное, с минуту Ася стояла так; а потом разочарованно обмякла. Еще раз глубоко вздохнула и медленно, погашение побрела вниз. Там просто никого нет. Или дрыхнут. Но еще раз она ни за что не позвонит.
