Дэвид Линдсей - Путешествие к Арктуру
У Джойвинд с собой был маленький кремневый нож. Без малейших признаков робости она сделала аккуратный глубокий разрез выше своего локтя. Маскалл запротестовал.
– На самом деле, это как раз ничто, – сказала она смеясь. – А даже если бы не так – если жертва не является жертвой, какая в ней заслуга?.. Давай свою руку!
Кровь струилась по ее руке. Это не была красная кровь, а молочная, светящаяся жидкость.
– Не эту! – сжался Маскалл. – Там мне уже резали. – Он подставил другую руку, и потекла кровь.
Джойвинд точно и умело совместила отверстия ран, и долгое время держала свою руку плотно прижатой к руке Маскалла. Он почувствовал, как сквозь разрез в его тело устремляется поток наслаждения. Прежняя легкость и энергия начали возвращаться к нему. Примерно через пять минут между ними началось состязание в доброте; он хотел убрать свою руку, а она – продолжить. Наконец, он настоял на своем, но не очень скоро – она стояла бледная и вялая.
Она посмотрела на него с более серьезным выражением, чем раньше, будто перед глазами ее открылись странные глубины.
– Как тебя зовут?
– Маскалл.
– Откуда ты, с такой ужасной кровью?
– Из мира с названием Земля... Эта кровь явно не подходит для твоего мира, Джойвинд, но, в конце концов, этого следовало ожидать. Извини, что позволил тебе настоять на своем.
– О, не говори так! Ничего другого не оставалось. Мы все должны помогать друг другу. И все же, извини, я чувствую себя каким-то образом оскверненной.
– Так вполне может быть, это ужасно для девушки, принять в свои вены кровь чужого человека с чужой планеты. Если бы я не был таким ошеломленным и слабым, я никогда бы этого не допустил.
– Но я настояла бы. Разве все мы не братья и сестры? Зачем ты пришел сюда, Маскалл?
Он уловил легкое беспокойство.
– Тебе покажется глупым, если я скажу, что не знаю? Я прибыл с двумя другими. Возможно, меня влекло любопытство, возможно, любовь к приключениям.
– Возможно, – сказала Джойвинд. – Интересно... Твои друзья, должно быть, ужасные люди. А зачем пришли они?
– Это я могу тебе сказать. Они пришли, чтобы следовать за Суртуром.
Лицо ее стало озабоченным.
– Этого я не понимаю. По меньшей мере, один из них должен быть плохим человеком, но раз он следует за Суртуром – или Создателем, как зовут его здесь, он не может быть по-настоящему плохим.
– Что ты знаешь о Суртуре? – изумленно спросил Маскалл. Некоторое время Джойвинд молчала, изучая его лицо, в его мозгу все беспрерывно крутилось, будто его зондировали извне.
– Понимаю... и все же не понимаю, – сказала она наконец.
– Это очень трудно... Твой Бог – ужасное существо – бестелесное, недружелюбное, невидимое. Мы здесь поклоняемся не такому Богу. Скажи, хоть один человек видел твоего Бога?
– Что все это значит, Джойвинд? К чему этот разговор о Боге?
– Я хочу знать.
– В стародавние времена, когда Земля была молодой и возвышенной, кое-кто из святых людей, говорят, прогуливался и беседовал с Богом, но те дни в прошлом.
– Наш мир еще молод, – сказала Джойвинд. – Создатель ходит среди нас и общается с нами. Он реален и деятелен – друг и возлюбленный. Создатель сделал нас, и он любит свою работу.
– А ТЫ встречала его? – спросил Маскалл, не веря своим ушам.
– Нет. Я еще ничего не сделала, чтобы заслужить это. Когда-нибудь мне может представиться возможность принести себя в жертву, и тогда, возможно, наградой мне станет встреча и беседа с Создателем.
– Несомненно, я попал в иной мир. Но почему ты говоришь, что он то же, что Суртур?
– Да, это одно и то же. Мы, женщины, зовем его Создателем, и большинство мужчин тоже, но некоторые зовут его Суртуром.
Маскалл задумался.
– Ты когда-нибудь слышала о Кристалмене?
– Это опять же Создатель. Понимаешь, у него много имен – это показывает, как много места занимает он в наших мыслях. Кристалмен – это имя любви.
– Странно, – сказал Маскалл. – Я прибыл сюда совсем с другими представлениями о Кристалмене.
Джойвинд встряхнула волосами.
– Вон там, в той рощице, находится его пустынный алтарь. Пойдем и помолимся там, а потом тронемся в путь, в Пулинд. Это мой дом. Он далеко отсюда, и мы должны попасть туда по блодсомбра.
– А что такое блодсомбр?
– В течение примерно четырех часов в середине дня лучи Бранчспелла так горячи, что никто не может их вынести. Мы называем это блодсомбром.
– А Бранчспелл – это другое название Арктура?
Джойвинд отбросила серьезность и рассмеялась.
– Естественно, мы не заимствовали свои названия у тебя, Маскалл. Я не считаю наши названия очень поэтичными, но они вытекают из природы.
Она нежно взяла его за руку и повела к поросшим деревьями холмам. Пока они шли, солнце пробилось сквозь верхний слой дымки и ужасный шквал обжигающего жара, как порыв печи, обрушился на голову Маскалла. Он непроизвольно взглянул вверх и вновь молниеносно опустил глаза. Все, что он увидел в это мгновение, это сияющий шар электрической белизны, втрое превосходящий видимый диаметр Солнца. В течение нескольких минут он был практически слеп.
– Боже мой! – воскликнул он. – Если так ранним утром, ты, должно быть, абсолютно права насчет блодсомбра. – Не многопридя в себя, он спросил: – Как долги здесь дни, Джойвинд?
И вновь почувствовал, что его мозг зондируют.
– В это время года на каждый час дня вашего лета приходится два наших.
– Страшная жара – и все же она не так мучит меня, как можно было бы ожидать.
– Я ощущаю ее больше обычного. Это нетрудно объяснить: в тебе есть какое-то количество моей крови, а во мне – твоей.
– Да, каждый раз, как я об этом вспоминаю, – скажи, Джойвинд, изменится ли моя кровь, если я пробуду здесь достаточно долго? Я имею в виду, потеряет ли она свою красноту и густоту и станет ли чистой, жидкой и светлой, как твоя?
– Почему бы нет? Если ты будешь жить, как живем мы, ты несомненно станешь похожим на нас.
– Ты имеешь в виду пищу и питье?
– Мы не едим пищи, а пьем только воду.
– И этим вам удается поддерживать жизнь?
– Ну, Маскалл, наша вода – хорошая вода, – ответила Джойвинд с улыбкой.
Как только он снова стал видеть, он внимательно оглядел местность. Обширная алая пустыня простиралась во все стороны до линии горизонта, за исключением того места, где эту линию прерывал оазис. Над ними возвышалось безоблачное темно-синее, почти фиолетовое небо. Окружность горизонта была намного больше, чем на Земле. На горизонте, под прямым углом к направлению их пути, появилась цепь гор, удаленных, по-видимому, миль на сорок. Одна из них, бывшая выше остальных, имела форму чаши. Маскалл счел бы, что путешествует в царстве грез, если бы не интенсивность света, делавшая все жизненно реальным.
Джойвинд указала на гору в форме чаши:
– Это Пулиндред.
– Не пришла же ты оттуда! – воскликнул он, потрясенный.
– Да, именно так. И туда мы сейчас должны идти.
– С единственной целью найти меня?
– Ну, да.
Краска бросилась ему в лицо.
– Тогда ты самая смелая и благородная из всех девушек, – тихо сказал он, помолчав. – Без исключения. Да, это путешествие для атлета!
Она сжала его руку, и множество тонких оттенков пробежало по ее щекам, быстро сменяя друг друга.
– Пожалуйста, не упоминай об этом больше, Маскалл. Мне это неприятно.
– Хорошо. Но сможем ли мы попасть туда до полудня?
– О, да. Расстояние не должно тебя пугать. Мы тут не думаем о больших расстояниях – у нас есть так много всего, о чем можно думать и что чувствовать. Время идет слишком быстро.
За разговором они приблизились к подножию холмов, имевших пологие склоны и возвышавшихся не более, чем на пятьдесят футов. Тут Маскалл заметил странные образчики растительной жизни. Нечто, похожее на небольшой клочок лиловой травы, примерно в пять квадратных футов, двигалось по песку в их направлении. Когда оно достаточно приблизилось, он увидел, что это не трава; травинок не было, только лиловые корни. У каждого маленького растения в этой группе корни вращались, как спицы колеса, лишенного обода. Они поочередно погружались в песок и выдергивались из него, и таким образом растение продвигалось вперед. Какой-то сверхъестественный, полуразумный инстинкт удерживал все растения вместе, передвигал с одной скоростью, в одном направлении, наподобие стаи перелетных птиц в полете.
Другое замечательное растение было большим, покрытым перьями шаром, напоминавшим одуванчик, плывшим в воздухе. Джойвинд поймала его очень грациозным движением в руки и показала Маскаллу. У него имелись корни, и, видимо, оно жило в воздухе и питалось химическими элементами атмосферы. Но самым необычным в нем Маскаллу показался цвет. Это был совершенно новый цвет – не новый оттенок или сочетание, а новый первичный цвет, такой же яркий, как синий, красный или желтый, но абсолютно новый. Когда он спросил, она сказала, что этот цвет называется «ульфировый». Вскоре они встретились с еще одним новым цветом. Этот она назвала «джейловым». Впечатление, произведенное на чувства Маскалла этими двумя дополнительными первичными цветами, имело в его прошлом лишь отдаленные аналогии. Так же, как голубой цвет изящен и таинственен, желтый чист и прост, а красный полон жизни и страсти, так он ощущал ульфировый неистовым и причиняющим боль, а джейловый – сказочным, возбуждающим и чувственным.
