Пол Фредерик - Нашествие квантовых котов
– Это большая глупость с вашей стороны. Возвращайтесь назад и передайте шеф-агенту Найле Христоф, что трюк не удался.
Он нахмурился и замолчал, когда официантка принесла ему ветчины и сандвич с сыром. Потом сказал:
– Это не трюк!
– Не вижу здесь ничего иного, Джимми! Я близко не подходил к этому Долилабу, и вы с Христоф прекрасно это знаете.
– Не держи меня за дурака! – сказал он. – У них есть фотографии.
– Фальшивые!
– А отпечатки, они тоже поддельные?
Я сказал уверенно:
– Они могут достать что угодно! И то, что в субботнюю ночь я пытался проникнуть в Долилаб, сфабриковано от начала до конца… потому что я не мог быть там.
Он медленно пережевывал ветчину с сыром и с сомнением смотрел на меня. Я, в свою очередь, изучал его. Он был не просто моложе меня, но и выше, казался более привлекательным, намного лучше одет. Белый костюм, который он носил в полдень, был слишком ярким. Этот не бросался в глаза, но был сшит из настоящей английской ткани и стоил, самое меньшее – семьдесят пять долларов. Ботинки соответствовали костюму и изготовлены были вовсе не на фабрике Тома Мак-Эна. Таких я еще не видел. Он вдруг сказал:
– А Найла считает, что алиби ложное и свидетели говорят ложь.
Я размешивал остатки салата и снова остановился:
– Откуда вам известно, что думает Найла Христоф, если вы не из ФБР?
– Мы с ней хорошие друзья! – пояснил он. – У меня много друзей и в полиции, а не только в ФБР. Еще что-нибудь интересует?
– Я не знаю, чем вы занимаетесь, – сказал я, – и почему взялись за это дело.
– Почему бы мне не заняться любимым делом, если очень хочется? – уклонился он. – Вернемся к показаниям. Они ложные?
– Нет! Даже если бы это и было так, разве я признался бы в этом? Но они – истинная правда!
Джимми молча жевал остатки сыра и ветчины и по-прежнему не сводил с меня глаз, словно изменение выражения моего лица могло разрешить все его проблемы. Я дал ему время на размышления. Покончив с салатом и допив кофе, я подозвал официантку и попросил еще кофе. Мой сосед легко постучал пустой чашкой – тоже повторил заказ. Когда она удалилась, он проговорил:
– Собственно, я и не сомневался в их истинности.
– Рад это слышать…
– Не неси высокомерную чепуху, Доминик! Тебе трудно валять дурака. Ты знаешь это?
Я не знал…
– Христоф сказала, что я могу катиться домой! – возразил я.
– При чем здесь это? Если ты захочешь покинуть город, тебе не удастся. Она еще не закончила с тобой!
– Почему же, черт возьми?
– Потому что, – объяснил он, – фотографии и отпечатки не могут обманывать!
– Но меня там не было.
Он медленно произнес:
– Готов поклясться, что ты со своей подружкой – тяжелый случай! Думаю, вы можете пройти даже через детектор лжи.
– Почему бы и нет? Мы говорим правду!
– О черт, Доминик! – взорвался он. – Разве ты не понимаешь, что тебе необходима помощь?
– И ты можешь помочь? – спросил я.
– Я… тебе? Нет! – сказал Джимми. – На я знаю того, кто может. Расплачивайся по счету, Доминик, и поедем прогуляться.
В это время солнце не заходит часов до восьми, но когда мы вышли, было уже совсем темно. Выехав из пригородов Чикаго, мы направились на юг. Машин на дорогах было мало. Мы проезжали мили кукурузных полей и дюжины городков. И когда я спрашивал Джимми, где мы едем, он только отмахивался:
– Чем меньше ты будешь знать, тем лучше.
– Тогда хотя бы скажи, скоро ли приедем? Я не ночная сова, Джимми, а утром меня ждет работа.
– Что тебя должно волновать, – терпеливо сказал он, как бы оттягивая до рассвета, – так это твои проблемы с ФБР! И пока ты не уладишь с этим, остальное не имеет значения.
– Это правда, Джимми, но…
– Кончай ныть! – приказал он. – Мы уже почти приехали. Это слева за этим городком.
«Этот городок», согласно дорожному указателю, назывался Диксон (штат Иллинойс, более двух тысяч населения, Клуб деловых людей каждый четверг и пятницу устраивает вечеринки в отеле «Холидей»). Мы свернули с главной магистрали на площадь с 75-миллиметровой пушкой времен Второй мировой войны, установленной на маленьком зеленом клочке, проехали несколько кварталов. Затем Джимми, скрипя шинами своей машины, резко завернул влево на частную дорогу.
Кто владел этой дорогой, не объявлялось, был только маленький неоригинальный знак: «Добро пожаловать в земли Хиденвел!» – без имени, ничего определенного, ничего приветливого. Наоборот! Что отличало трассу от других, так это то, что первый же поворот перекрывал разводной шлагбаум. Около ворот стоял маленький деревянный муляж часового, за ним прислонился к стене большой недеревянный охранник.
– Пропуск! – приказал он.
Джимми что-то протянул ему, что именно, не знаю, но это удовлетворило часового. Конечно, этого для него оказалось почти достаточно. Облизнув губы, он внимательно оглядел нас, затем набрал номер и переговорил с кем-то по телефону. И лишь потом поднял шлагбаум и махнул нам рукой, пропуская дальше. Следующие четверть мили дорога раздваивалась, петляла вокруг лужайки с фонтаном. Мы сделали круг и остановились около здания с огромными белыми колоннами. Я видел такое раньше, кажется, в фильме «Унесенные ветром». Из него вышли слуги, словно бы тоже из фильма. Из главного входа выбежал молодой негр, весело кивнув головой, и припарковал машину Джимми за яблонями. Из другой секции дома выплыла полная негритянка средних лет и позвала нас в помещение. Она не приветствовала по имени Джимми и не обращала на меня никакого внимания. Она не задавала вопросов и не подсказывала, куда направляться. Список того, что она не делала, безусловно, очень длинен. Что она делала – так только то, что провела нас сквозь гигантское трехэтажное фойе по покрытой ковром лестнице, изогнувшейся ко входу, через проходы, мимо маленькой жилой комнаты с камином, тахтой и удобными креслами. Везде было пусто. В конце концов мы пришли к стеклянным дверям гибрида теплицы и спортзала. Вне его было слишком жарко, внутри – жарко вдвойне. Зал был переполнен тропическими растениями, тянувшимися к застекленной крыше, деревьями, увитыми виноградной лозой. Это все напоминало джунгли, пахло загнивающими растениями и влажной землей.
В центре зала находился длинный и узкий бассейн, в котором купался совершенно голый пожилой мужчина. Погруженный в воду, он казался более тощим, но его это не волновало. Тяжело дыша, он дергал коленями, и в нашу сторону летели брызги.
– Девяносто восемь! – Он поплыл в дальний конец бассейна австралийским кролем. Девяносто девять! – Сделал последнее усилие и поплыл к нам на большой скорости, изящно скользя руками возле седых волос и энергично вспенивая воду. – Сто! – крикнул он, задыхаясь, и уцепился за край бассейна.
Еще один молодой негр, скорее серьезный, чем бодрый, протянул полотенце. Старик обтер лицо и улыбнулся.
– Добрый вечер, джентльмены! – произнес он.
Я сказал ему что-то. Это было не совсем «добрый вечер!», но вполне вежливо. Джимми сделал еще лучше: спустился к бассейну, взял скользкую мокрую руку старого пловца и энергично потряс ее.
– Рон! – сказал он сердечно, во всяком случае, это звучало искренне.
– Я уж и не говорю, как мы рады видеть вас!
– Пожалуйста, не стоит так, Лари… – скромно сказал старик. – В конце концов, я лишь исхожу из важнейших гражданских прав!
– Да, я понимаю! – задорно сказал «Джимми», не подсматривая из осторожности, подцепил ли я имя. – Сейчас я по поводу Доминика. У него возникла немного странная проблема с ФБР. Они заявили, что видели, как он пытался проникнуть в секретное правительственное учреждение, у них есть фото и отпечатки пальцев, но он имеет свидетельницу с безупречной репутацией, давшую показания, что как раз в то время он был за тысячи миль оттуда вместе с ней.
Рон полностью вылез из бассейна и вытерся полотенцем. Ему было лет семьдесят, но, когда я взглянул на его суживающийся торс и открытую взору талию, я захотел быть таким же семидесятилетним. Он не только отлично сохранился, но и выглядел знакомым. Обтершись, мужчина бросил полотенце на кафельный пал и с помощью негра надел белоснежный халат.
– Я больше не участвую в детективных фильмах, Лари! – сказал он, оскалив зубы.
И я вдруг понял, почему он показался знакомым. Это был киноактер, по крайней мере, раньше. Он был не звездой, а одним из тех, кого вы узнаете, даже если забыли сами, пока помнит ваше подсознание. Кажется, с ним вышел какой-то скандал… Скандал? По крайней мере, неприятности. Я не помню деталей, но его за это уволили. Не только с работы его выгнали, но из индустрии тоже… Вероятно, это касалось политики.
Но чем бы это ни было, это случилось давно – после Второй мировой, когда я еще только готовился появиться на свет. Теперь старый Рон более-менее был свободен и прекрасно сохранился, даже не принимая в расчет тонкую талию, квадратные плечи, приятную улыбку и белоснежный локон волос, свисающий на глаза.
