Алан Фостер - Ради любви к не-матери
– Мои кольца, пожалуйста.
Улыбка стала еще более кривой.
– Скоро. Но сначала мне нужно что-нибудь съесть. Достаточно нескольких фруктов или обычные лекарства. Нужно также тряпку для очистки и дезинфектант. Видите ли, мальчик прав. Я их проглотил. Дайте то, что мне нужно, и через час проклятые кольца будут у вас.
Они вернулись через сорок минут.
После того как вор и восхищенные торговцы разошлись, матушка Мастиф отвела своего воспитанника в сторону и задала вопрос, который больше никто не догадался задать.
– Ты говоришь, мальчик, что не видел, как он проглотил кольца?
– Не видел, мама. – Теперь, когда толпа разошлась и он был оправдан, вернулась его застенчивость.
– Тогда как же ты знал?
Флинкс молчал.
– Послушай, мальчик. Давай закончим с этим. Мне ты можешь сказать, – уговаривала она. – Помни, я теперь твоя мать. Единственная. Я с тобой всегда обращалась хорошо и честно. Теперь твоя очередь.
– Правда? – Она видела, что он борется с собой. – Ты правда не хочешь меня обмануть? Ты не из плохих людей?
Странно, что он об этом говорит, подумала она.
– Конечно, нет. Разве я похожа на плохих людей?
– Н… н… нет, – признался он. – Но иногда трудно бывает сказать.
– Ты ведь уже пожил со мной, мальчик. И знаешь меня достаточно. – Голос ее снова стал мягким. – Давай. Нужно быть честным. Перестань меня обманывать. Ты ведь видел, как он проглотил кольца?
– Нет, – возмущенно ответил он, – и я не лгу. Этот человек… он отходил от витрины и чувствовал себя… неудобно. Он чувствовал… как это сказать… чувствовал себя виноватым.
– А откуда ты это знаешь?
– Потому что я это почувствовал, – тихо ответил он, глядя не на нее, а на улицу, где в тумане взад и вперед проходили незнакомые люди. Он положил маленькую руку себе на лоб и слегка потер. – Вот здесь.
Великий Гнев Потопа! подумала матушка Мастиф. У мальчишки Дар.
– Ты читаешь мысли?
– Нет, – поправил он, – не читаю. Только чувствую. Иногда.
– Ты чувствуешь, когда человек виноват?
– Не только виноват, – объяснил он, – я все чувствую. Люди – как огонь. Тепло огня чувствуется. – Она медленно кивнула. – Ну, я иногда что-то чувствую. Счастье, и страх, и ненависть, и многое другое, даже не знаю что. Ну, когда мужчина и женщина вместе.
– Ты можешь это делать всегда, когда захочешь?
– Нет. Не всегда. Часто я совсем ничего не чувствую. Тогда все чисто, ничто на меня не обрушивается, и я могу успокоиться. Но иногда тут у меня появляется чувство – вот здесь, – добавил он, постучав себя по лбу. – Я смотрел на этого человека, и вина и тревога исходили от него, как тепло от огня, особенно когда он смотрел на витрину. Он беспокоился о том, что его могут поймать, и о многом другом. Он разбрасывал чувства, как мелочь, мелкую монету. Он нечестно должен был заработать денег.
– Эмоции, – вслух рассуждала она, – все это эмоции. – И негромко рассмеялась. Она слышала о таких вещах. Мальчишка эмфатический телепат, хотя и не очень опытный. Он ощущает эмоции других людей, а не их мысли.
– Все в порядке, Флинкс, – заверила она его. Положила руку ему на голову, взъерошила волосы. – Ты правильно поступил. Сберег мне, сберег нам обоим много денег. – И она посмотрела на кожаный кошелек, в котором лежали теперь четыре возвращенных и очищенных кольца. От них еще пахло дезинфектантом.
– Неудивительно, что он не мог понять, как ты его раскрыл. Ты ведь не видел, как он берет кольца.
– Нет, мама. Я даже не знал точно, что он взял.
– Ты просто услышал его реакцию?
– Наверно. Я… я не знаю, как это происходит. Знаю, что многие этого не умеют. Правда?
– Да, – мягко ответила она, – большинство этого не умеет. И люди очень расстраиваются, если знают, что кто-то читает их чувства.
Флинкс серьезно кивнул.
– Как плохие люди?
– Может быть, – ответила она, обдумывая эту возможность. – Может быть, как плохие люди, да. Ты ведь не можешь управлять этой своей способностью?
– Да. Я пытался. Иногда это у меня в голове. Но чаще ничего нет.
Она кивнула.
– Это плохо, плохо. У тебя то, что называют Даром, Флинкс.
– Дар. – Он ненадолго задумался. Потом неуверенно спросил: – А это хорошо?
– Может быть. Но Дар может стать опасным, Флинкс. Это будет твоя тайна, твоя и моя. Никому не рассказывай об этом.
– Не буду, – прошептал он, потом энергично добавил: – Обещаю. Значит ты не сердишься на меня?
– Сержусь? – Она хрипло рассмеялась. – За что мне сердиться на тебя, мальчик? Я вернула себе кольца, а ты приобрел уважение моих соседей. Когда-нибудь ты поймешь, что на рынке это уважение бывает полезно. Посчитают, что у тебя острый глаз и еще более острый язык. Но ты не рассказывай никому, что на самом деле. Держи свой Дар при себе. Помни, это наша тайна.
– Наша тайна, – серьезно повторил он.
– А еще что-нибудь можешь, – спросила она, стараясь не говорить очень настойчиво. – Кроме того, что чувствуешь чувства других?
– Не думаю. Хотя иногда… не знаю. Во мне что-то горит, я боюсь. Не знаю, что со мной происходит и почему.
– Не беспокойся, мальчик. – Она не стала настаивать, увидев, что он расстроен. – Бояться нечего. – Она прижала его к себе.
– Пользуйся своим мозгом и всем, что умеешь. Для этого тебе и дано. Дар не отличается от других способностей. Если хочешь попробовать что-то еще, пробуй. Это твое тело и твой мозг, и никому нет до них дела.
3
Пара прилетела с Берли. Матушка определила это по акценту и необычно большому количеству металлических украшений. Они охотились за ручной работой. И их внимание сразу привлекла резьба по черному калдерову дереву в магазинчике матушки Мастиф. Резьба изображала панораму одной из колоний северного полушария Мота. Она занимала всю длину куска, почти два метра от одного конца до другого. Доска толщиной в полметра и отполирована до блеска.
Прекрасная работа. Матушка Мастиф не стала бы продавать ее, потому что такие вещи привлекали покупателей в магазин. Но пара загорелась, и только необыкновенно высокая цена удерживала ее.
Флинкс зашел с улицы, взял связку небольших браслетов и смотрел на спорящих мужчину и женщину. И они совершенно неожиданно пришли к согласию: они покупают эту резьбу. Она завершит убранство их гостиной, и все друзья будут завидовать. К черту цену, таможенную пошлину и стоимость перевозки! Берут! И взяли, хотя почти полностью истощили свою кредитную карточку. Позже пришли двое, чтобы доставить покупку в отель, где остановились туристы.
Вечером, когда магазин закрылся и они поужинали, матушка Мастиф небрежно спросила:
– Помнишь, мальчик, пару, которая купила сегодня резьбу по дереву?
– Да, мама?
– Они с полдесятка раз заходили в магазин и выходили снова и не могли решиться.
– Интересно, – отвлеченно заметил Флинкс. Он сидел в углу и смотрел очередной чип на переносном экране. Этим он всегда занимался очень усердно. Матушка Мастиф и не думала посылать его в школу – она в детстве сама училась на чипах, и для мальчика это подойдет.
– Да, – продолжала она. – У них едва хватало денег. Я уговаривала, отступала, делала все, что могла придумать, чтобы убедить их. Я поняла, что они серьезно заинтересованы. Но что бы я ни говорила, они уходили из магазина и продолжали спорить.
– Потом вошел ты, посмотрел на них – и вот, неожиданно, все их раздумья и сомнения кончились. Разве это не интересно?
– Нет, – ответил он. – Разве так иногда не случается?
– С таким дорогим изделием, как резьба по калдерову дереву, – нет. Так не бывает. Может, ты имеешь какое-то отношение к изменению их решения? Почувствовал их колебания и, может, как-то им помог?
– Конечно, нет, мама. – Он удивленно оторвался от экрана. – Я не могу этого сделать.
– Да? – разочарованно сказала она. – Ты ведь мне не лжешь, мальчик?
Он покачал головой.
– Зачем мне это делать? Я только доволен, что ты удачно продала вещь. Я всегда радуюсь, когда ты зарабатываешь.
– Ну, по крайней мере хоть это у нас общее, – грубовато сказала она. – С тебя достаточно чипов на вечер. Испортишь зрение. Ложись спать, Флинкс.
– Хорошо, мама. – Он подошел к ней с обязательным поцелуем в щеку, прежде чем идти в свою комнату.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мальчик.
Она еще некоторое время не ложилась, смотрела в спальне развлекательный чип на своем экране. Шоу записывали на Эвории, в нем использовалась экзотическая природа и присутствие исполнителей транкса. Было уже поздно, когда она выключила экран и собралась лечь. Быстрый душ, полчаса расчесывания волос, и она готова была лечь под термальное одеяло.
И когда она лежала в темноте в ожидании сна, у нее неожиданно возникла беспокойная мысль. Почему бы мальчик мог солгать ей о такой необычной своей способности?
Может быть, потому, что если убедил пару совершить покупку, мог убедить и других? И что же тогда произошло последней осенью, когда она торопливо шла мимо платформы аукциона по своим делам и что-то заставило ее остановиться? Может быть, совершить эту покупку, неожиданную, до сегодня необъяснимую, ей помогло мысленное подталкивание покупаемого? Почему она его купила? Никто из друзей не мог понять причины ее поступка.
