Вячеслав Шалыгин - Бессмертие наемника
– Вы упрощаете, – Васильев покачал головой, – не всегда выгодно убивать. Зачастую гораздо лучше проследить, втереться в доверие, провести игру с дезинформацией… Не мне вам это рассказывать, в общем.
– Но при этом необходимо оставаться в тени, не так ли? Зачем тогда раскрылся «доктор»?
– Лаборатория… – Полковник поднял брови, словно его посетило какое-то озарение. – «Доктор» просто поднял вас с постели, чтобы вы могли расследовать происшествие в лаборатории
– Ваше мышление даже более нестандартно, чем мое, – признался Дремов. – Я пока не вижу никакой связи между покушениями на мою жизнь и загадочным молчанием ученых…
– Леонид и ваше общение через мыслеусилитель, прототипы межзвездных порталов и агентурное присутствие Поднебесной, покушения на агента Эллады… Чего вам еще недостает?
– Третьей стороны…
– Да нет никакой третьей стороны! – Васильев возмущенно махнул рукой. – Вы оберегаете, вернувшись в прошлое, свои стратегические секреты, белоглазые всеми способами пытаются их стянуть. При чем здесь кто-то еще?
– Кто и зачем похищает молодых людей?
– Имперцы, как я понял из вашего рассказа, – полковник посмотрел на Дремова с недоумением. – Белоглазые…
– Белоглазые – всего лишь андроиды, рабы, которых штампует Поднебесная, они могут служить кому угодно, поскольку не чувствуют ни к создателям, ни к их государству никакой привязанности, вот в чем загвоздка, – капитан покачал головой.
– Давайте отправимся в лабораторию, а по пути все хорошенько обдумаем…
– Резонно, – согласился Дремов и, поднявшись, пошел к выходу.
Небольшой отсек, корабля, куда провели меня любезные сопровождающие, был обставлен со спартанской простотой и скромностью. Противоперегрузочное кресло – и все. Солдаты сняли с меня наручники и удалились. Я остался наедине с собой. Свет в каюту вливался из невидимых источников прямо сквозь полупрозрачные стены. Тем же путем проникали звуки.
Приятный женский голос посоветовал мне занять предоставленное посадочное место и пристегнуться. Я исполнил приказ без колебаний, потому что сопротивляться было просто глупо. Да и некому, собственно говоря. Проблемы возникли только с непосредственным выполнением приказа: я никак не мог разобраться, где у кресла ремни. Все решилось само собой, когда все тот же приятный голос сообщил о десятисекундной готовности к старту. Мягкие, но прочные лапы невидимого поля обняли и надежно припечатали меня к упругой поверхности.
Я улетал в неизвестном направлении, на борту неизвестного корабля, из мира, в который попал невесть каким образом, а главное – непонятно зачем.
Отчаяние нахлынуло с новой силой. Вокруг меня рушилась реальность, «данная нам в ощущениях». Грязными потоками бесполезных отходов растекались обретенные за годы жизни привычки и понятия. Я рождался заново, но теперь муки рождения терзали не мать, а меня. Не скажу, что это было мне по вкусу.
Постепенно, вместе с едва ощутимым ускорением, меня объяла дремота. Я довольно флегматично и уже без панических ноток принялся размышлять и анализировать. Первое, что пришло в голову, – та мизерная часть незнакомого мира, которую я успел увидеть по пути в свою каюту, совсем не походила на видения, обрушившиеся на мою голову при помощи мыслеусилителя Дремова. Вернее – сходство было, но призма моего собственного восприятия имела немного другой угол преломления, нежели у капитана. С точки зрения человека, живущего в начале моего родного столетия – то есть меня, – новый мир выглядел подозрительно. Не знаю почему, но все здесь было пропитано каким-то разочарованием. Возможно, дело было во мне самом. Если я ожидал увидеть какие-то не доступные моему устаревшему разуму вещи, а вижу лишь совершенные, но вполне объяснимые чудеса техники, то возникающее от этого недоверие более чем объяснимо. Из вышеизложенного сам собой вытекает вопрос – в чем загвоздка? Почему у меня такое отчетливое ощущение, что меня обманывают? С другой стороны, я беру за отправную точку и вовсе искаженную картину – описание мира его обитателем. Мало того что от подобного «установочного материала» нечего ждать какой бы то ни было объективности, он еще и был адаптирован мной самим: язык, термины, понятные моим современникам выражения и мотивация поступков… Теперь, при объективной проверке, я убеждаюсь, что, сам того не желая, безбожно все переврал.
Впрочем, стоит ли усложнять? Никого мой записанный с чужих слов – вернее, мыслей – рассказ не обманул. (Хотя бы потому, что его никто, кроме Алены, и не читал.) Перед собой я чист. Значит, нужно всего лишь смотреть во все глаза и запоминать, чтобы, если удастся вернуться, внести в свою рукописную книгу необходимые коррективы. Которые, кроме Алены, опять же, никто не прочтет…
Алена!
Что же она подумает, если я не вернусь в течение трех-четырех дней? Скандала, конечно, не будет, но надуется она не меньше, чем на сутки…
Хотя нет, она человек разумный. Позвонит в лабораторию, и Антончик ей все объяснит. А вот в этом случае будет скандал. Без сомнений. И поводом станет мое бездумное и, по мнению Алены, ненужное геройство.
Еще я никак не мог уложить в голове феномен перемещения во времени и пространстве. Да, я лихо объяснял суть происходящего Антончику и другим, но это вовсе не означало, что понимал все до конца сам.
Что-то не стыковалось. То ли грандиозность внезапных результатов нашего эксперимента и сравнительная примитивность современной техники, то ли подозрительная точность попадания слепого выстрела нашей «ловушки» в комфортную обитаемую планету и теория вероятностей… Возможно, все дело было в простой удаче, но после затяжной подготовки, которую устроил мне Дремов через свой мыслеусилитель, я был как бы «привит» от наивной веры в совпадения, и поэтому такое переплетение случайностей казалось мне надуманным…
Глава 11
Н-ск – «Агат». Сентябрь текущего года. Дремов, Васильев
Мрачный начальник охраны смотрел преимущественно в пол. Он брел в двух шагах позади офицеров, нервно теребя застежку потертой кобуры. Дремов внимательно осматривал каждую мелочь, но ничего подозрительного пока не обнаружил. Когда они подошли к двери лаборатории, двое маявшихся около нее от безделья охранников вытянулись в струнку, однако ничего не доложили.
Докладывать им было попросту нечего. Дверь по-прежнему не открывалась, из помещения не доносилось ни единого звука, а телефоны и телекамеры молчали.
– Здесь есть какое-нибудь укромное местечко? спросил у начальника охраны Дремов.
– В конце коридора – комната дежурного по этажу, – с готовностью отозвался тот и указал направление.
– Там есть компьютер?
– Мы уже пытались связаться с ними через компьютерную сеть, – опережая, как ему казалось, вопрос, сказал начальник охраны.
– Нет, господин Ли, – Дремов покачал головой, – речь не об этом.
– Есть, и довольно мощный.
– Отлично. Тогда проводите нас в эту комнату. Господина Ли в комнату с компьютером офицеры не впустили. Сначала он возмущенно вскинул брови, но, сообразив, что возражения не принесут никакого результата, сделал шаг назад и почтительно поклонился.
– Что у вас за план? – переходя на доверительный шепот, поинтересовался Васильев.
– Хочу связаться с Леонидом одним замысловатым способом, – ответил Дремов, включая компьютер.
– Через модем? – полковник усмехнулся.
– Почти… – Дремов кивнул и углубился в работу.
Некоторое время он настраивал программу, потом запустил руку во внутренний карман заветной джинсовой куртки и извлек оттуда гладкий черный приборчик размером с сигаретную пачку.
Полковник с любопытством взял вещицу в рук немного повертел ее и вернул Дремову.
– Высокие технологии будущего?
– Что-то в этом роде, – ответил тот и поставил приборчик на системный блок компьютера. – Это мысле-усилитель. Прибор для телепатического общения. Он проецирует узконаправленным лучом картинки, образы и ощущения. Например, от меня к вам или Леониду…
Главное, чтобы принимающий был в сознании и… в вашем времени.
– Если его забросило куда-нибудь подальше, то может и не сработать?
– Может, – Дремов кивнул. – Однако если его занесет в мое время, то со связью не будет никаких проблем. У нас полно ретрансляторов для подобных приборов. А вот если его похитили белоглазые и упрятали туда, где сейчас спрятаны все остальные тысяча триста пять человек, то, сами понимаете, ничего хорошего ожидать не приходится. Впрочем, мы торопим события. То, что в лаборатории царит гробовая тишина, вовсе не означает, что там никого не осталось. Вот, взгляните на экран, сейчас по нему пойдет картинка, которую видит Леонид, если, конечно, установится контакт.
Сначала за матовой гладью экрана мельтешили олько серые точки. Однако спустя несколько секунд озникло плавающее изображение, словно тот, чьими лазами, как телекамерами, пользовались сейчас офицеры, был основательно пьян или контужен.
