Боб Шоу - Деревянные космолеты
– Эй, соня! – выкрикнул Толлер. – Кто ж так отца приветствует?
Без тени удивления на лице Кассилл глянул в его сторону, отвернулся и проехал мимо, не коснувшись повода. Пока Толлер приходил в себя от неожиданности, юноша успел достигнуть перекрестка и снова поверг отца в изумление, свернув на юг. Окликнув его по имени, Толлер повернул синерога и галопом поскакал вдогонку. Он обогнал Кассилла и остановил, ухватив его животное за поводья.
– Да что с тобой, сынок? – спросил он. – Никак спросонья?
В серых глазах Кассилла сверкал лед.
– Я не спал, отец.
– Так в чем же дело? – Толлер вглядывался в изящный овал юного лица, так похожий на лицо Джесаллы, и в его душе быстро угасала радость. – А, вот оно что…
– Вот оно – что?
– Кассилл, не играй словами. Что бы ты обо мне ни думал, имей хотя бы смелость высказать это прямо в глаза, как я тебе всегда высказывал. Ну, что тебя беспокоит? Может, дело в женщине?
– Я… – Кассилл прижал к губам кулак. – Впрочем, где она? Неужели сочла короля более достойным ее ласк?
Толлер едва подавил гнев.
– Не знаю, что тебе наплели, но Бериза Нэрриндер – превосходная женщина.
– Как и всякая шлюха, наверно. – Кассилл усмехнулся.
Толлер замахнулся, чтобы врезать ему тыльной стороной ладони, но в последний миг спохватился. Он опустил в замешательстве голову и посмотрел на свою руку так, будто она была посторонним человеком, пытающимся влезть в разговор. Его скакун, пофыркивая, ткнулся носом в бок синерога Кассилла.
– Прости, – вымолвил Толлер. – Характер, будь он неладен… На работу едешь?
– Да. Почти каждый день там бываю.
– Я туда попозже загляну. Сначала надо поговорить с твоей матерью.
– Как пожелаешь, отец. – Кассилл старательно хранил бесстрастный вид. – Я могу ехать?
– Я тебя больше не задерживаю. – Сопротивляясь натиску отчаяния, Толлер проводил сына взглядом и отправился дальше. Почему он ни разу не задумался о том, какие чувства должен испытывать Кассилл? Теперь, наверно, между ними пропасть… Может быть, со временем сердце мальчика смягчится… Важнее всего – добиться прощения Джесаллы. А тогда и с Кассиллом, возможно, дело быстрее пойдет на лад.
Над головой Толлера расширялся солнечный месяц за диском Мира, напоминая о приближении вечера. Он поторопил синерога. Вдоль пути тянулись поля, тут и там работали крестьяне; многие, заметив лорда, разгибали спину, чтобы помахать ему рукой. Он пользовался уважением арендаторов – в основном за не слишком обременительную ренту. С Толлером всегда можно было договориться. Как бы ему хотелось, чтобы во всем мире люди с такой же легкостью находили общий язык!
Король шутил насчет предстоящего разговора с Джесаллой, однако Толлеру уже случалось испытывать трепет посильнее нынешнего. Но еще ни разу ему не приходилось идти сквозь строй ее обиды, презрения и гнева. Оружие любимых – слова, молчание, мимика, жесты – неосязаемо, но ранит глубже, чем мечи и копья.
К тому времени, когда Толлер добрался до стены, огораживающей участок перед домом, у него пересохло в горле; максимум, на что он был способен, это сдерживать дрожь.
Под ним был синерог из королевских конюшен, а потому Толлеру пришлось спешиться и самому отворить ворота. Он провел животное во двор и там отпустил. Синерог побрел к каменной поилке, а Толлер окинул взглядом знакомый сад с холеными декоративными кустарниками и клумбами. Джесалла сама ухаживала за ними, и ей это нравилось. Везде, куда ни глянь, ощущалась ее умелая и заботливая рука. Все кругом предвещало ему скорую встречу с женой.
Он услышал, как распахнулась передняя дверь, обернулся и увидел стоящую на пороге Джесаллу в длинной – до щиколоток – темно-синей мантии. Волосы ее были изящно уложены, серебряная лента напоминала диадему. Никогда раньше Толлер не видел жену такой красивой и такой грозной; когда же он заметил на ее губах улыбку, бремя вины стало поистине невыносимым. Он тоже улыбнулся, но получилась лишь убогая гримаса. Ему хотелось подойти к Джесалле, а ноги точно в землю вросли. Она сама к нему приблизилась и поцеловала в губы, поцеловала нежно, но сразу оторвалась и шагнула назад, чтобы окинуть его взглядом с головы до ног.
– Невредим, – кратко заключила она. – Толлер, я так за тебя боялась. Говорят, там было невероятно опасно… Но теперь я вижу, что ты жив, и снова могу дышать.
– Джесалла… – Он взял ее за руки. – Нам с тобой надо поговорить.
– Конечно, надо. Но ты, наверно, проголодался и пить хочешь. Входи, я накрою на стол. – Она потянула его за собой, но он не тронулся с места.
– Мне кажется, будет лучше, если я останусь здесь.
– Почему?
– Может быть, услышав мой рассказ, ты не захочешь пускать меня в дом.
Джесалла задумчиво посмотрела на него и повела к каменной скамье. Усадила, опустилась рядом и придвинулась. От прикосновения ее бедра Толлер почувствовал возбуждение и одновременно – смущение.
– Итак, милорд, – произнесла она беспечным тоном, – в каких смертных грехах вам угодно покаяться?
– Я… – Толлер опустил голову. – Я был с другой женщиной.
– И что с того? – На лице Джесаллы не дрогнул ни один мускул.
Толлер опешил.
– Ты, наверно, не поняла… Я имею в виду, что был с другой женщиной в постели.
Джесалла рассмеялась:
– Толлер, я знаю, что ты имеешь в виду. Я же не дура.
– Но… – Толлеру никогда не удавалось предугадать реакцию жены; вспомнив об этом, он насторожился. – Ты не сердишься?
– Ты ведь не собираешься привести эту женщину сюда и посадить на мое место?
– Тебе же прекрасно известно: на такое я не способен.
– Да, Толлер, знаю, у тебя доброе сердце. Кому и знать, как не мне, мы ведь столько лет вместе прожили. – Джесалла улыбнулась и ласково опустила ладонь на его запястье. – Так что у меня нет причины сердиться и упрекать тебя.
– Но ведь это неправильно! – взорвался Толлер, совершенно сбитый с толку. – Раньше ты такой не была. Откуда это равнодушие? Разве можно спокойно относиться к тому, что я сделал?
– Повторяю, ты мне ничего плохого не сделал.
– Неужели мир перевернулся? – спросил Толлер. – Значит, по-твоему, изменить постоянной жене – это вполне нормально. Нет ничего плохого в том, что мужчина предает любимую женщину…
Джесалла опять улыбнулась, на этот раз сочувственно.
– Бедняжка Толлер, ты так ничего и не понял. Неужели ты до сих пор не догадался, почему все эти годы томился, как орел в клетке? Почему хватался за любую возможность рискнуть головой? Признайся, для тебя это неразрешимая загадка.
– Джесалла, ты что, стараешься меня разозлить? Сделай одолжение, не говори со мной, как с ребенком.
– Но ведь в этом-то все и дело! Ты ребенок. И никогда не повзрослеешь.
– Да вы все точно сговорились! Пожалуй, будет лучше, если я тебя сейчас оставлю и приеду как-нибудь в другой день. Может, мне улыбнется фортуна и ты не будешь говорить загадками. – Толлер привстал, но Джесалла усадила его обратно на скамью.
– Только что ты говорил об измене любимой женщине, – произнесла она тоном, мягче и добрее которого ему не доводилось слышать. – Вот тут-то и кроется источник всех твоих бед. – Джесалла умолкла, и впервые с той минуты, как она вышла встречать Толлера, ей отказала уверенность в себе. Или ему померещилось.
– Продолжай.
– Милый мой Толлер, вся беда в том, что ты меня больше не любишь.
– Ложь.
– Нет, Толлер, это правда. Я всегда знала: любовь живет тем дольше, чем слабее тлеют ее угольки. Яркое пламя хорошо только вначале. Если б ты тоже это понял, если б смирился, то был бы, наверно, счастлив со мной… Но ведь это не для тебя! Совершенно не для тебя! Взгляни, во что ты еще влюблен: в армию, в небесные корабли, в металлы. Ты неисправимый идеалист, ты вечно на пути к недосягаемой сияющей вершине. А когда она оказывается миражем, ты не успокаиваешься, пока не находишь замену.
Ее слова жалили Толлеру сердце, и где-то в глубине души зашевелился ненавистный червь разочарования.
– Джесалла, – произнес он как мог рассудительно, – не слишком ли много воли ты даешь воображению? Ну скажи, разве может человек влюбиться в металлы?
– Для тебя в этом нет ничего сложного. Тебе ведь мало открыть вещество и ставить на нем опыты – ты обязательно устроишь целый крестовый поход. Ты собираешься навсегда покончить с вырубкой бракки, положить начало новой славной эре, спасти человечество от верной гибели. Когда же наконец до тебя дойдет, что Чаккел и ему подобные палец о палец не ударят, покуда не увидят в небе корабль мирцев?
Толлер, на этот раз ты спасся – перед тобой выросла новая сияющая вершина. И что, долго ты ее покорял? Война закончилась, едва успев начаться, и вот опять серые пошлые будни… И до старости рукой подать… А самое страшное – никто не спешит бросить тебе очередной вызов. Впереди – всего-навсего спокойная жизнь в этом поместье или еще где-нибудь, а потом – самая что ни на есть заурядная кончина. Нравится такая перспектива, а, Толлер? – Джесалла не сводила с него хмурого взгляда. – Знаю, не нравится. А потому я бы предпочла, чтобы мы жили порознь. Остаток моих дней я хочу провести в мире и покое, и мне не слишком приятно глядеть, как ты ищешь дорожку на тот свет.
