Уильям Гибсон - Все вечеринки завтрашнего дня
– Мои талантливые ученики.
– Зачем?
– Именно на тот случай, если кому-нибудь взбредет в голову посмотреть, где совершилось это двойное убийство, он будет стоять там и думать. Посмотрите на него. Он думает.
– Он выглядит несчастным.
– Он пытается вообразить вас.
– Это вы воображаете, что он воображает.
– Тот факт, что он вообще сумел найти это место, указывает на наличие знания и мотива. Он знает, что там погибли два человека.
Среди моделей на столе Харвуда стоит одна, блестящая, красно-белая, украшенная работающими миниатюрными видеомониторами на фирменной стойке. Крохотные картинки движутся и меняются в жидких кристаллах.
– Не вы ли владелец компании, построившей это? — он тычет в модель указательным пальцем.
Глаза Харвуда через линзы передают удивление, потом интерес.
– Нет. Мы их консультируем. Мы — фирма по связям с общественностью. Мы всего лишь, как я помню, посоветовали им нанести удар. Мы также консультировали городские власти.
– Это ужасно.
– Да, — говорит Харвуд, — как человек со вкусом, я согласен. И это вызвало открытое недовольство муниципалитета. Но наши исследования показали, что размещение модуля около моста поможет развитию пешего туризма, а это — решающий аспект нормализации.
– Нормализации?
– Существует реальная инициатива возвращения местного сообщества к нормальному существованию, так сказать. Но вопрос это тонкий. Дело здесь, на самом деле, в имидже, и тогда, разумеется, начинается наша работа. — Харвуд улыбается. — Во многих крупных городах есть подобные автономные зоны, и то, как конкретный город сумеет справиться с ситуацией, может радикально воздействовать на имидж этого города. Например, Копенгаген был одним из первых, кто добился прекрасных результатов. А Атланта, я полагаю, может служить классическим примером того, чего делать нельзя. — Харвуд подмигивает. — Вот с кем мы теперь расправляемся, вместо прежней богемы, — говорит он.
– Вместо чего?
– Богема. Альтернативные субкультуры. Они составляли жизненно важную прослойку индустриальной цивилизации в двух прошедших столетиях. Они образовывались там, где индустриальная цивилизация начинала строить иллюзии. Что-то вроде бессознательного полигона для разработки альтернативных социальных стратегий. Каждая субкультура имела собственный стиль одежды, характерные формы художественного самовыражения, излюбленный вид или несколько видов наркотика, а также сексуальные пристрастия, не совпадавшие с ценностями культуры в целом. У них были "тусовки", место, с которым они себя ассоциировали. Но теперь они вымерли.
– Вымерли?
– Мы начали уничтожать их одну за другой до того, как они сформировались. Они пропустили кульминацию своего развития, когда начал развиваться маркетинг и рыночные механизмы стали агрессивнее. Для созревания аутентичным субкультурам нужны застой и время, а теперь с застоем покончено. Времени у них нет. Их постигла участь всей планеты. Автономные зоны, однако, обеспечиваются определенной изоляцией от мировой монокультуры, они с трудом поддаются ассимиляции рынка — к ним нужен другой подход. Почему это так, мы пока не знаем. — Маленькие картинки смещаются, мигая.
– Не стоило это ставить туда.
В глазах Харвуда изумление.
– Не думаю, что мне когда-либо доводилось слышать из ваших уст столь специфичное мнение.
Ответа нет.
– У вас есть шанс еще раз увидеть это. Я хочу, чтобы вы узнали, что замышляет наш задумчивый друг.
– Это как-то связано с тем, на что вы намекнули во время нашей предыдущей беседы, с предстоящим глобальным событием?
– Да.
– И что это за событие?
Харвуд задумчиво смотрит в пространство.
– Вы верите в силы истории?
– Я верю в то, что приводит к этому мгновению.
– Кажется, я и сам начал верить в это ваше мгновение. Я полагаю, что мы приближаемся к нему, повинуясь силе его властного притяжения. Это мгновение изменит все и ничего. Я заинтересован в таком исходе, потому что я должен сохранить свой статус, я хочу, чтобы слова "Харвуд Левин" не превратились в четыре бессмысленных слога. Если мир должен перевернуться, то и я хочу перевернуться вместе с ним и остаться самим собой.
Он думает о множестве оптических прицелов, наведенных сейчас на него скрытыми системами управления огнем. Однако он вполне уверен, что смог бы убить Харвуда, если потребуют интересы мгновения, — хотя, с другой стороны, знает, что почти наверняка умрет раньше, чем он, пусть даже на долю секунды.
– Я думаю, вы стали более сложным с момента нашей последней встречи.
– Изощренным, — отвечает Харвуд с улыбкой.
42. КРАСНЫЕ ПРИЗРАКИ ЕВРОПЕЙСКОГО ВРЕМЕНИ
Фонтейн готовит себе чашку растворимого мисо. Вот что он пьет перед сном — успокоительное пойло и кусочки водорослей на донышке. Он вспоминает встречу со скиннеровской девчонкой. Обычно, раз покинув мост, никто не возвращается туда. Что-то необычное было связано с ее уходом, но он уже позабыл, что именно. Не дело так бросать старика, он все равно бы долго не протянул.
Мальчишка все еще молча сидит и щелкает по экрану — охотится за часами. Фонтейн выливает мисо в кружку с отбитой ручкой, с наслаждением вдыхает приятный аромат. Он устал за день, но нужно подумать, где уложить мальчика на ночь, если тот вообще станет спать. Может, так и просидит всю ночь, охотясь за своими часами. Фонтейн качает головой. Щелканье прекращается.
С кружкой в руках он оборачивается, чтобы взглянуть, что там случилось.
На экране ноутбука, лежащего на коленях мальчика, отсканированный циферблат покореженных часов "Ролекс-Виктори", дешевая модель военных лет, предназначенная для канадского рынка; такие часы можно довольно выгодно продать, но не в таком жалком состоянии. Стальной корпус исцарапан, циферблат местами в пятнах. Черные арабские цифры различаются четко, но внутренний круг, красный, "европейское время", почти что стерся.
Фонтейн отхлебывает мисо и пытается понять, чем же так приковали к себе внимание мальчика красные призраки европейского времени.
Вдруг голова мальчишки склоняется под тяжестью шлема, и Фонтейн слышит, как он начинает похрапывать.
43. ЛИВИЯ И ПАКО
Лэйни видит себя на острове, где-то в широком интеллектуальном потоке, по которому он непрерывно курсирует.
Это место не похоже на конструкт, деталь окружающей среды, скорее — узловатое сплетение ветвей информации, уходящих корнями в субстрат старого кода. Оно похоже на наспех сколоченный плот из случайных обломков, но "плот" стоит на приколе, он неподвижен. Лэйни знает, что есть причина, по которой остров поставлен у него на пути.
Причина, как он вскоре выясняет, в том, что с ним хотят выйти на контакт Ливия и Пако.
Они сообщники Петуха, юные граждане Города-Крепости, и представлены здесь в виде сферы из ртути в условиях невесомости и черного кота с тремя лапами. У сферы из ртути (Ливия) — милый девичий голосок, а трехлапый кот, у которого недостает еще и глаза (Пако), общается с помощью искусно модулированного мяуканья и напоминает Лэйни старый мексиканский мультик. Эти двое почти наверняка из Мехико, если географию вообще нужно принимать во внимание, и, вполне вероятно, принадлежат к той группировке революционной молодежи, которая в данный момент добивается повторного затопления осушенных озер Федерального Округа и радикальной урбанистической перестройки, которой была озабочена по неизвестной причине и Рэи Тоэи в последний месяц своего пребывания в Токио.
Она была вообще увлечена мегаполисами, и Лэйни стал ее гидом по некоторым странноватым информационным разработкам, считавшимся градостроительными планами.
Он завис в точке срастания старых корневых кодов, в пространстве, лишенном какой-либо определенной формы или текстуры, если не считать таковыми Ливию и Пако, и слушает их.
– Петух говорит, что вы чувствуете, как кто-то наблюдает, как вы наблюдаете за Коди Харвудом, — говорит сфера из ртути, пульсируя от звуков собственного голоса, в ее поверхности отражается оживленная улица с бегущими автомобилями.
– Возможно, это просто артефакт, — возражает Лэйни, начиная сомневаться, стоило л и вообще доводить это до сведения Петуха, чья паранойя уже стала легендарной — побочное действие наркотика 5-SB.
– Мы так не думаем, — отвечает кот, его одноглазая замурзанная морда выглядывает из кучи пойманных данных. Зевая, он обнажает серовато-белые десны и единственный желтый клык. Его глаз смотрит с ненавистью, не мигает. — Мы установили, что за вашими наблюдениями действительно наблюдают.
– Но не сейчас, — говорит Ливия.
– Потому что мы сконструировали это "слепое пятно", — говорит кот.
– Вы знаете, кто это делает? — спрашивает Лэйни.
– Харвуд, — отвечает Ливия; сфера из ртути деликатно колышется.
– Харвуд? Харвуд знает, что я наблюдаю за ним?
