Кир Булычев - Любимец (Спонсоры)
Мне хотелось спросить у малыша, что это такое, но я испугался его обидеть.
– А теперь? – спросил малыш.
– Теперь совсем замечательно.
– А вы и есть злой дяди?
– Я добрый дядя, – сказал я. – Если хочешь, я буду с тобой дружить.
– Хочу, – сказал малыш. Он снова прогнул мне ручку и представился: – Арсений. А можно звать метя Сеней.
Я пошел вниз, Сеня за мной. Он обогнал меня на лестнице, на бегу разрезы на спине разошлись.
Людмила ждала меня внизу лестницы.
– Я не знала, куда вы пошли, – сказала она.
– Я хотел познакомиться с домом, – ответил я.
– Это уникальное предприятие, – сказала Людмила, глядя на меня и упор светлыми глазами, словно хотела проникнуть мне в сердца и выведать мот мысли. – Мы поставляем любимцев на всю Россию У нас сотни заявок.
Малыш отошел на шаг – он ее остерегался.
– А ты чего здесь стоишь? – удивилась Людмила. – А ну немедленно на процедуры!
Арсений не смог скрыть разочарованного вздоха и побрел прочь. Сначала я хотел остановить его, но тут же вспомнил, что у меня есть вопрос, который я не хотел задавать при малыше.
– Почему у него перепонки? – спросил я.
– У Арсения? – По крайней мере, она знает их по именам. – Такой заказ.
– Извините, я вас не понял. Какой заказ?
– Мы выпускаем из нашего питомника любимцев различного рода, – сказала Людмила. Мы с ней стояли неподалеку от входа в особняк и мимо нас пробегали малыши, которые уже позавтракали. Некоторые спешили к гимнастическим снарядам, стоявшим на обширной лужайке, другие расходились по бетонным домам. – Обычно от нас не требуется ничего особенного – мы должны гарантировать, что малыш здоров, лишен генетических изъянов, что он знает, как себя вести в доме спонсора, не будет там гадить или шалить. Так что когда приезжает заказчик, он берет себе детеныша из основной группы.
– Но перепонки?
– Это специальный заказ. Семья, которая заказала нам любимца, работает на морской станции в Черном море. Муж и жена. Они проводят в основном подводные исследования. Им удобнее иметь двоякодышащего любимца. Вы, надеюсь, заметили, что на спине у него жабры?
– Бедный мальчик, – сказал я.
– Ничего подобного. Это очень перспективное направление исследований. Под руководством спонсора господина Сийнико мы разрабатываем сейчас программу «нужные дети». Вы, может быть, не знаете, но в связи с трудностями материального характера спрос на обыкновенных любимцев падает. Мы должны соблазнить заказчика чем-то особенным. Мы должны пойти навстречу вкусам – потребитель решает все!
Мне было неприятно слушать Людмилу, потому что она говорила, словно внутри нее лежала страница квартального отчета, и она считывала ее абзац за абзацем. В школе гладиаторов Прупис рассказывал мне, что раньше человеческие дети учились в школах. Тогда все умели читать. Картина невероятная, трудно поверить, но у меня не было оснований не доверять Прупису. А когда были школы для людей, в них были отличники. Такие вот, как Людмила.
– Вы умеете читать? – спросил я.
– Что?
– Вы умеете читать буквы и слова?
Людмила вдруг покраснела, и я догадался, что она умеет читать, но боится в этом признаться.
– У меня хорошая память, – сказала она после паузы.
Я стал внимательно присматриваться к малышам. Людмила уловила мой ищущий взгляд и сказала, чуть улыбнувшись одними губами:
– Спецдетей у нас немного, и большей частью они в лабораториях под наблюдением. Но есть забавные… Ксюша, Ксюшенька, подойди к нам!
Маленькая девочка лет трех подбежала к нам.
И только тогда я сообразил, что вместо волос на голове у ребенка мягкая шерсть, которая переходит на спину.
– Погладьте девочку, – сказала Людмила.
– Погладить?
– Это незабываемое наслаждение, – сказала Людмила. – Я должна признаться, что если бы у меня была возможность, я сама взяла бы себе такую любимицу.
Но мне не хотелось гладить пушистую девочку, которая не испытывала никакого неудобства от своего уродства, да и не считала себя уродливой.
– Теперь, когда спонсоры знают, что мы можем изменить любимчика по заказу, к нам приходят такие забавные заказы, вы будете смеяться! Но конечно же это стоит громадных денег, и лишь самые высокопоставленные спонсоры могут себе это позволить.
Людмила направилась к группе детей, игравших на траве, и сказала, подходя к ним:
– А вот наше новейшее последнее достижение. И мы с господином Сийнико почти убеждены, что эта модель завоюет рынок.
Когда мы подошли к качелям, и малыш, который раскачивал их, повернулся к нам, я еле удержался от непроизвольного вскрика. И в самом деле, экспериментаторы придумали необычное существо: это был обыкновенный земной ребенок, однако его головка и руки принадлежали махонькому спонсору, как бы спонсорской куколке.
Я не мог оторваться от маленького чудовища – на меня смотрела зеленая жабья морда с маленькими медвежьими глазками, но грудь этого существа была розовенькой, и пухлые ножки ничем не отличались от ножек иных детишек.
– И много вы их… сделали?
– Секрет фирмы, – Людмила растянула в улыбке тонкие губы. – Вы можете спросить у господина Сийнико. Он вам, наверно, не откажется ответить.
Уродец подошел к нам и сказал, шлепая жабьим ртом:
– Конфетка есть?
– Нет, – сказал я.
– Он жутко избалованный, – сказала Людмила. – Когда к нам приезжает какая-нибудь группа или проверка, все спонсоры бегут смотреть на наших креольчиков. Их буквально закармливают сластями… И знаете – даже случился инцидент: двое обыкновенных любимцев как-то накинулись на креольчика – еле мы его отбили.
– А тех? – спросил я. – Тех пришлось пристрелить?
– Ах, как жестоко вы говорите! – расстроилась Людмила. – Их только выпороли. Как положено.
Мы стояли на газоне, и я все смотрел по сторонам, надеясь угадать, какую еще форму приняли генетические и пластические упражнения под руководством моего покровителя Сийнико. И как бы в ответ на мои мысли Людмила спросила:
– Вы не хотите заглянуть в проектную?
У меня не было оснований отказываться.
Мы ушли с газона и по длинной дорожке достигли бетонного куба.
Вросший в землю серый куб лаборатории был внутри куда просторнее, чем казался снаружи. Высокий коридор, способный вместить спонсора, разделял лабораторию пополам. Слева, как я увидел, располагались экспериментальные инкубаторы (основные располагались в другом здании), справа – собственно лаборатория, где по заказам и пожеланиям спонсоров, а то и по инициативе самих ученых конструировались перспективные варианты любимцев. Спонсоров постоянно здесь было двое – сам господин Сийнико, который осуществлял общее руководство питомником, и неизвестная мне спонсорша по имени Фуйке, которая умудрилась как раз в те дни заболеть и попала в госпиталь. Спонсорша занималась снабжением питомника, денежными делами и общением с заказчиками, потому что для спонсора с военной экологической базы контакт с людьми почти немыслим и, по крайней мере, неприятен.
Все остальное в питомнике делали люди с помощью приборов, которые привезли с собой, установили и разработали спонсоры. Люди не должны были изобретать.
Свыкнувшись уже с тем, что я не просто залетный гость в питомнике, а выполняю здесь некое задание тайного свойства, Людмила изменила ко мне отношение и стала откровенной. Я даже подумал, что ей не с кем здесь поговорить, что, несмотря на суровую внешность, она весьма ранимый и одинокий человек, одолеваемый сомнениями. Ведь ей ни в коем случае не разрешалось покидать территорию питомника, и, вернее всего, она была здесь узницей до конца своих дней. Никогда для нее не откроются ворота, и никогда Людмила не увидит других городов и других людей.
– Когда я вас увидела, – призналась она, – то решила, что вы – производитель. К нам иногда привозят производителей для улучшения семенного фонда.
– Почему вы так решили?
– Потому что вы… потому что обнаженный.
Теперь, признав во мне равного ей или вышестоящего мужчину, она ощущала рядом со мной чувство стыда – производителя или любимца она за мужчину не считала.
– К сожалению, – сказал я, – мне пришлось оставить одежду в доме господина Сийнико. Иначе бы на меня стали обращать внимание.
– Правильно, – сказала Людмила с облегчением. Наличие одежды, пускай даже не рядом, примиряло ее со мной…
В большой светлой комнате слева от коридора мы застали Автандила Церетели и еще одного доктора.
На стенах проектной лаборатории висели двух– и трехмерные изображения младенцев – желательный конечный результат эксперимента. Путь к нему разрабатывали компьютеры, что стояли в помещении, а затем генные инженеры (они располагались в соседних комнатах по ту сторону коридора) создавали тела по заказу.
Картинки будущих изысканных любимцев впечатляли, но в то же время в них была нежизненность, и они куда меньше ужасали и впечатляли, чем менее изуродованные, но живые малыши.
