Кирилл Бенедиктов - Война за «Асгард»
Странное и жуткое существо представлял сейчас собой Басманов. В урочище могли оказаться патрули – мера почти бессмысленная, но на фоне общего усиления режима отнюдь не невероятная. Солдаты, которым выпадет незавидная судьба столкнуться нос к носу с Басмановым, увидят нечто не вполне поддающееся описанию – не человека, не зверя. Разумеется, владеющий искусством вызывать своего звериного двойника вовсе не оборотень, так что о полном сходстве речь не идет. Но процессы, перестраивающие человека изнутри, не могут не сказываться на внешнем облике. Из-за тонкой маски человеческого лица нет-нет да и проглянет страшный медвежий оскал. Меняются фигура, походка, рост, ширина плеч. Вполне достаточно,
чтобы тупые космические сторожа приняли Басманова за крупное дикое животное, а солдаты патруля на мгновение застыли в нерешительности – мгновение, которое сыграет решающую роль в их возможном поединке. Потому что никакому медведю не натворить столько бед, сколько способен устроить некстати попавшемуся на его пути патрулю полковник Басманов.
К счастью для пограничников Периметра, приказ командующего вооруженными силами зоны объекта «Толлан» бригадного генерала Ховарда, полученный всеми заставами еще 20 октября (Басманов как раз пробирался заброшенной трассой Ош—Хорог, отбиваясь от выживших после ташаузской катастрофы), отменял режим патрулирования за пределами охраняемой зоны. Сейчас, в последние дни перед Большим Хэллоуином, основным источником беспокойства стал сам объект «Толлан», откуда, согласно аналитическим запискам штабных головастиков, ожидались массовые побеги. С этим, кстати, было связано и появление на погранзаставах Истребительных отрядов: трэш-контингенту объявили, что время гуманного обращения с беглецами безвозвратно прошло – до великого события остается всего ничего, никому не хочется возиться с выяснением, из какого именно лагеря тот или иной беглец и куда его отправлять. Пристрелят на месте, и все. Погранцы к таким зверствам не приспособлены, во всяком случае, приканчивать безоружных пленных – не совсем их дело. Так что на каждую заставу отрядили по двенадцать истребителей – в усиление. Акция носила скорее психологический характер, потому что на качество охраны Периметра такое усиление повлияло плохо. Пограничники, выходцы из элитных военных школ Америки и Европы, считали истребителей палачами, недалеко ушедшими от трэш-контингента. Истребители, помимо естественной ненависти-зависти черной кости к кости белой, питали к погранцам нескрываемое презрение. Основания для презрения были веские: стремление пограничников делать грязную работу чужими руками и превосходство в тактико-технических характеристиках. Впрочем, задача, поставленная генералом Ховардом, не включала в себя таких вводных, как налаживание взаимопонимания между различными родами войск. Все формулировалось значительно короче и понятнее: любыми средствами предотвратить пересечение Ближнего периметра лицами, самовольно покинувшими объект «Толлан». Поэтому собственно патрулирование с 20 октября осуществлялось только во внутренней зоне; предполагалось, правда, что прорвавшихся за Ближний периметр нарушителей должны преследовать и уничтожать Истребительные отряды, но за время действия приказа прорваться не удалось еще никому.
Басманов, впрочем, ничего этого не знал. Диверсант, выполняющий свою миссию в автономном режиме и лишенный связи с внешним миром, вообще напоминает того японского самурая, который на протяжении тридцати с лишним лет вел свою личную войну на крохотном островке в Тихом океане, не ведая ни о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, ни о капитуляции Квантунской армии, ни о высадившихся на Окинаве оккупационных американских войсках. Вряд ли, конечно, за месяц ситуация вокруг объекта «Толлан» могла измениться столь коренным образом, но действовать наугад в любом случае недостойно профессионала. А с сегодняшней ночи у Басманова появилось неприятное ощущение, будто он вынужден идти к цели вслепую...
...По дну узкого ущелья вдоль мелкой говорливой речушки вилась тропа. Похоже, звериная – в Айгульской котловине живность, судя по всему, водилась. Несколько раз на топких местах, там, где тропа близко подбиралась к прибрежным камушкам, Басманов своим ночным зрением различал в размокшем грунте характерные раздвоенные следы кабарги. Стены ущелья по обе стороны от речушки были изрезаны неширокими террасами, и по этим террасам взбирались к безлунному небу тысячи странной формы валунов, похожих на сточенные временем гигантские зубы окаменевшего чудовища. Во всяком случае, на зубы эти камни явно походили больше, чем на слезы.
Шум реки скрадывал потаенные звуки ночного ущелья. Басманова это устраивало – нет нужды замедлять темп, изображая подбирающегося к врагу индейца. Ходить бесшумно умеет любой подготовленный боец, а вот бесшумно бегать не умеет, наверное, никто. Но бормотание потока глушило шаги, и Басманов, равномерно и негромко дыша, бежал вперед, туда, где на фоне чернильного неба высились словно вырезанные из черного картона конусы запиравшей урочище горной цепи. Где-то там находился источник странного сладковатого запаха, достигшего его ноздрей и разбудившего забытые безымянные инстинкты.
Ущелье оказалось длиннее, чем он предполагал. Густо-фиолетовая краска над восточными склонами стала расплываться длинными темными полосами, подсвеченными по краям слабым розовым сиянием, а Басманов все еще продолжал свой бег. Он уже уверился в том, что ущелье безлюдно – за все время ему не встретилось ни одного отпечатка ботинка или сапога, только следы звериных лап, – и передвигался свободнее. Однако наступающее утро резко снижало шансы. Хотя бы потому, что просыпались птицы...
Он преодолел очередной крутой подъем – тропа резко заворачивала за белую, источенную у основания водой скалу – и вдруг остановился. Басманов не сбился с шага, дыхание его оставалось все таким же ритмичным и неглубоким Он остановился так, словно весь его предыдущий кросс был лишь подготовкой к этому изящному, полному внутренней грации финальному движению. В следующее мгновение он отступил с тропы и вжался в камень, почти сразу же слившись с ним в одно целое.
Что-то изменилось. Он чувствовал это – и не мог понять, что именно. Источник запаха находился совсем близко, знакомый и в то же время загадочный аромат кружил голову, заставляя идти дальше. Но инстинкт, тот самый, что вел его сюда, в Урочище Каменных Слез, предупреждал об опасности. Близкой опасности.
Басманов опустился на корточки и, двигаясь медленно и плавно, словно текущее через край кадушки тесто, распластался на острых холодных камнях, стараясь держаться в тени раскидистого карагача. Рюкзак-контейнер, топорщившийся на спине уродливым мясистым горбом, осторожно передвинул влево, под защиту большого валуна, стараясь бесшумно выползти из лямок.
Запах, отчетливый и, пожалуй, довольно резкий, сочился из расщелины, расположенной на одной из террас северного склона, густо поросшей низкорослым колючим кустарником. Если бы не протянувшийся в воздухе невидимый след, Басманову вряд ли удалось бы заметить расщелину. Но теперь он ее видел и не собирался двигаться дальше, не определив, почему чутье вело его именно сюда.
Узкий лаз обрамляли два массивных клинообразных валуна. Что-то настораживало Басманова в этих камнях, и чем больше он смотрел на них, тем сильнее становилась его уверенность в том, что, несмотря на кажущееся сходство с другими валунами ущелья, глыбы, прикрывающие расщелину от посторонних глаз, обработаны руками человека. Слишком симметричные, слишком похожие на две створки грубых каменных ворот, ведущих куда-то в недра горы. Вполне возможно, что и клиновидные выступы по торцу вырублены специально, чтобы плотно смыкаться, немного заходя один на другой, когда камни-створки поворачиваются на своих осях... Если, конечно, они действительно поворачиваются. Расстояние между ними не превышало сорока сантиметров – достаточно, чтобы протиснуться, но слишком узко для полноценного входа. Удобно, чтобы выстрелить из укрытия, но совершенно не годится для того, чтобы внезапно выскочить из засады, свалившись на голову тому, кто идет по дну ущелья. Никаких следов тропинки, ведущей от террасы с клинообразными валунами вниз, к реке. Может, и не дверь это вовсе, мало ли в природе встречается удивительных камней... Загадочное место.
Басманов полежал еще немного, выжидая, не появится ли кто из расщелины. Небо на востоке предательски светлело. Когда острый гребень горы, поднимающийся над дальним краем ущелья, заблестел в рассветных лучах приглушенными туманом ледяными искрами, Влад решился. Забраться на террасу оказалось несложно – упавший на бок валун сыграл роль ступеньки, а намертво вцепившийся в каменистый грунт карагач выдержал повисшую на нем стодесятикилограммовую тушу. Наверху сразу же стало ясно, что к расщелине все-таки ведет тропинка, узкая и совершенно незаметная со дна ущелья. Она змейкой вилась по террасе и исчезала где-то за поворотом. За несколько шагов до каменных клиньев тропинка обрывалась, уткнувшись в продолговатый, явно обработанный камень, похожий на маленький саркофаг. Если валуны-клинья действительно поворачивались на своей оси, то камень мог служить порогом – во всяком случае, упираться они должны были именно в него. Присмотревшись, Басманов убедился, что догадка его верна – чахлая травка, торчавшая из песка по обе стороны от «саркофага», на пятачке между камнем и расщелиной не росла вовсе. Других следов, оставленных тяжелыми каменюками на грунте террасы, он не заметил, но это ничего не значило – просто тот, кто открывал и закрывал двери в недра горы, заботился о том, чтобы не оставлять улик. Борозды в земле не так уж сложно засыпать песком и камешками, правда, для этого нужно находиться снаружи, из расщелины так не получится, разве что дотянуться длинным гибким прутом. Он приблизился к одному из валунов, стараясь держаться ближе к скале, не попадаясь на глаза тому, кто, возможно, затаился в расщелине. Надавил на валун плечом.
