Кэролайн Черри - Угасающее солнце: Шонджир
– Ньюн, – Дункан протестующе поднял руку, чтобы тот остановился. – У меня нет достаточного запаса слов.
– Ты выучишь. Времени достаточно.
Дункан нахмурился, посмотрел на мри исподлобья и осторожно спросил то, на что прежде не получал ответа:
– Сколько времени?
Ньюн пожал плечами.
– Госпожа знает? – спросил Дункан.
На глазах Ньюна мигнула перепонка. – У тебя все еще сердце ци'мри.
От подобных ответов мри можно было сойти с ума. Дункан обводил нацарапанный им на полу рисунок, когда рука Ньюна внезапно остановила его. Стэн вырвался, подняв горящие обидой глаза.
– И еще кое-что, – сказал Ньюн. – Кел'ен никогда не читает и не пишет.
– Я пишу и читаю.
– Забудь.
Дункан внимательно посмотрел на него. Ньюн закрыл лицо вуалью и поднялся с изяществом человека, который проводил свою жизнь сидя на земле – еще несколько дней назад он не мог бы этого сделать; Дункан же, попытавшийся подняться и взглянуть ему в лицо, был менее грациозен.
– Послушай, – заговорил было он.
И раздался звук сирены.
На мгновение Дункана охватил ужас. Потом все пришло в норму. Близился переход: они подошли к точке прыжка. Дусы знали. Излучаемые ими страх и отвращение омывали комнату, как морской прилив.
– Яй! – крикнул Ньюн, успокаивая животных. Подойдя к дверному проему, он взялся за ручку двери. Дункан поискал что-нибудь подобное в другом конце комнаты, стараясь казаться спокойным, чего на самом деле не было; все его внутренности сжались от страха перед тем, что вот-вот наступит – и не было наркотиков, ничего. Только пример хладнокровного, неподвижного Ньюна удерживал Стэна от того, чтобы не сползти на пол и ждать.
Сирена умолкла. Потом, по мере того, как курсовая лента продолжала разматываться, автоматы корабля включили сигнал тревоги, и звонок предупредил их о начале прыжка. Они даже не знали, где находятся сейчас. Безымянная желтая звезда по-прежнему одиноко висела на экране. Никаких кораблей. Ничего.
Неожиданно возникло знакомое чувство неопределенности, и стены, пол, время, вещество заструились и лопнули. Потом все повернулось вспять, и чувство безвозвратности заполнило мозг, оставив после себя впечатление непостижимой глубины превращения. Стены вновь стали твердыми. Руки обрели чувствительность. Дыхание и зрение восстанавливались.
Но звонок по-прежнему предупреждал о начале прыжка.
– Что-то произошло! – прокричал Дункан. Он увидел непривычный страх во взгляде Ньюна; мри что-то крикнул ему: нужно было что-то сделать с Мелеин – и убежал.
Чувства дусов затопляли каюту. Все вокруг снова начало таять и покрываться рябью; желудок судорожно сжался, словно Стэн падал с огромной высоты, чтобы разбиться насмерть. Дункан прирос к своему месту, всей душой желая потерять сознание, и не в силах сделать этого. Каюта растаяла.
Появилась вновь.
Звонок по-прежнему не умолкал, и деформация началась в третий раз. Тело дуса рядом излучало ужас. Дункан закричал, разжал пальцы и упал среди животных, слившись с ними в единое целое: звериный разум, звериные чувства и звон. Рябь возникла вновь и вновь утихла… и еще раз… и еще… и еще.
Дункан ощутил под собой твердый пол и окунулся в свет, такие чужие после бездн, которые он прошел.
Он закричал и почувствовал тепло устроившихся рядом дусов, чье удовольствие после всего происшедшего показалось ему непостижимым.
Они помогли ему удержаться. Слившись с ним воедино, они помогли ему пройти все это. На какое-то время Стэн забыл о том, что он человек, и позволил им проникнуть в себя. Рука потянулась, чтобы обнять мощную шею, получая в ответ тепло и удовольствие. Но внезапно, осознав, что он принял их, Стэн выругался и оттолкнул животных. Дусы отодвинулись, и он снова стал самим собой.
Человек, который лежал с дусами, мало чем отличался от них.
Он рывком поднялся на ноги и, шатаясь, направился к двери. Но когда он схватился за ручку, его ноги подкосились, а пальцы оказались слишком слабыми, чтобы удержать ее. Ему показалось, что пол – это стена, и желудок попытался вывернуться, но сил не было даже на это, и Дункан помрачнел.
Он упал навзничь, по-прежнему оставаясь в сознании и желая, чтобы его стошнило – но сил на это не было. Он еще некоторое время лежал, с трудом стараясь отдышаться, и дусы забились в дальний угол, подальше от него, посылая ему лишь собственный страх.
Ньюн вернулся – Дункан не знал, сколько прошло времени – и сел рядом, склонив голову с закрытым вуалью лицом над сложенными руками. Дункан по-прежнему лежал на боку, жадно хватая ртом воздух.
– С Мелеин все хорошо, – проговорил Ньюн на языке землян: Дункан смог понять только это; мри сказал что-то еще, но Стэн не смог связать это с предыдущим.
– Что произошло? – выкрикнул Дункан, хотя это усилие стоило ему тошноты; но мри только пожал плечами. – Ньюн, где мы?
Но Ньюн ничего не сказал: возможно, он сам ничего не знал, а, может быть, мри опять взялся за свое, притворяясь, что больше не понимает языка землян.
Дункан выругался; желудок его сжался в комок, вызвав долгожданную рвоту. Стэн не смог пошевелиться, даже отодвинуться в сторону. Прошла целая вечность, прежде чем Ньюн вскочил с плохо скрываемым отвращением, принес влажные полотенца, вытер пол и умыл лицо Дункана. От его прикосновений и поднятие головы Стэна снова вырвало – на этот раз совсем не сильно, и Ньюн, оставив его одного, устроился в другом конце каюты, так, что Дункан мог его видеть.
Немного погодя подошел один из дусов, обнюхал его и послал импульс тепла. Дункан поднял бессильную руку и ударил зверя. Тот с испуганным и негодующим криком отпрянул в сторону, излучая такое ужасное смятение, что землянин громко закричал. На другом конце каюты Ньюн поднялся на ноги.
И снова зазвучала сирена… и колокол.
Все растаяло.
Дункан не искал безопасности стены, иллюзии, что у него есть хоть какая-то точка опоры. Он оставил все как есть. Когда все закончилось, он лежал на полу, содрогаясь от рвоты, и всхлипывал, хватая ртом воздух и скребя пальцами неподатливый пол.
Дусы вернулись, обдав его своей теплотой. Он судорожно пытался вздохнуть, но сил уже не было, и тут что-то оперлось на его грудь и вдавило воздух внутрь. Рука Ньюна стиснула его плечо и встряхнула с такой силой, что каюта вновь поплыла перед глазами ошеломленного Дункана. Он уставился на мри в полном смущении и зарыдал.
На следующее утро он снова был спокоен, хотя это давалось ему нелегко. Мускулы его конечностей и живота по-прежнему изредка сводило судорогой от напряжения, и ему никак не удавалось расслабить их. При воспоминании о том, как он упал вчера и провалялся потом весь остаток дня, Дункана охватывал невыносимый стыд… или днем раньше, когда он сидел, скорчившись, в углу, а слезы горячими ручьями текли по его лицу – безо всяких переживаний, без причин, только потому, что он не мог остановить их.
В это утро Ньюн не сводил с него своих янтарных глаз над закрывающей лицо вуалью и хмурился. Мри протянул ему чашку соя и, вложив ее в дрожащую руку Дункана, передвинул его пальцы, чтобы землянин мог выпить это. Горячая горьковатая жидкость стекала в протестующий желудок Дункана, наполняя его приятным теплом. Из глаз снова покатились беспричинные слезы. Он пил медленно, держа чашку, как ребенок, обеими руками; и слезы текли по его щекам. Он заглянул в глаза мри и нашел там холодную сдержанность, которая не предполагала никакого родства между ними.
– Я помогу тебе идти, – проговорил Ньюн.
– Нет, – сказал он так, что мри оставил его в покое, поднялся и пошел прочь, оглянувшись лишь раз, и вышел, невосприимчивый к одолевавшей Дункана слабости.
В тот день даже дусы излучали недоверие к нему: пересекая каюту, они старались держаться подальше, с трудом перенося его присутствие; и Ньюн, вернувшись, сел в дальнем конце каюты, успокаивая встревоженных дусов и не сводя с него глаз.
Когда на корабле была ночь, они прыгнули еще раз, а потом еще раз, и Дункан цеплялся за свой угол, сжимал зубы, борясь с дурнотой, а потом вообще перестал воспринимать окружающее, оставив в памяти зияющие пробелы. Утром, движимый отвращением к самому себе, он нашел в себе силы шатаясь выйти из своего угла, чтобы вымыться, а после дать немного пищи своему сведенному судорогой желудку.
Ньюн смотрел на него, хмурился, – ожидая, – подумал Дункан, – что я умру или избавлюсь от слабости; и Дункану показалось, что он чувствует презрение мри; склонив голову на руки, Стэн лихорадочно думал, как ему перехватить управление у ленты, прежде чем какая-нибудь неисправность не убьет их всех, как бы ему доставить мри в какое-нибудь первое попавшееся забытое всеми место, где человечество не сможет найти их.
Но на это у него не хватало умения, и в мгновения просветления он признавал это. Мри могли уцелеть – как, впрочем, и корабль. Какое-то время он был одержим мыслями о самоубийстве, но потом в его воспаленном мозгу промелькнуло воспоминание, что все наркотики выброшены.
