Алекс Орлов - Грабители
Мощные прожектора "скаутов" едва пробивали толщу пыли, и что происходило внизу, разобрать было трудно.
– Бонн? Фэйт? Вы как? – спросила Саломея и не узнала собственного голоса.
– Я везучая, – ответила Бонн, но без своей обычной веселости.
– Фэйт, а ты?! Фэйт!
Хафин развернула робота, чтобы осветить машину Фэйт Линсдоттер и увидела, что та буквально изрешечена сверху донизу. Однако ее прожектора уцелели и изливали слабый свет на противоположную стену. Но вот "скаут" Фэйт покачнулся и, отделившись от стены, стал медленно падать вперед. Он со всего маху врезался в каменный пол и поднял в воздух еще больше пыли, сделав все пространство совершенно непроницаемым для света.
– Фэйт! – еще раз, больше из отчаянного упрямства, окликнула Саломея. – Фэйт... – уже тише произнесла она.
– Саломея! Бонн! Как вы там? – послышался в эфире голос Вильямса.
– Мы живы, сэр, – отозвалась Бонн. – Посмотрите, что с Фэйт. Может, ей можно помочь?
– Конечно, посмотрим, о чем речь... Конечно...
В клубах просвечиваемой прожекторами пыли пробежали несколько солдат. Двое из них выскочили в карьер, а еще трое забрались на поверженный "скаут" и стали изучать состояние кабины.
По всей видимости, наружные люки были заклинены.
Затем появилось еще несколько человек.
"Наверное, это все, кто остался", – подумала Саломея. С каждой новой атакой их становилось все меньше. В прошлый налет погиб медик, словно за ненадобностью. Ведь страшные пули дольтшпиров не оставляли раненых.
– Как у тебя с патронами? – спросила Салли у Бони Клейст. Ей просто необходимо было разговаривать, слышать свой голос и чувствовать, что она еще жива.
"Где ты, Монро? Где ты?" – мысленно позвала Саломея. Пока он был рядом, она считала себя потенциально необходимой. Нужной.
Да, любой солдат в минуты затишья не прочь воспользоваться ее расположением. Но только не сейчас, когда потрясение и страх за свою жизнь из каждого делает бесполое отупевшее существо. Сейчас бы очень пригодился мимолетный взгляд Жака, его случайное прикосновение и даже – просто присутствие.
"Держись, Монро. Я хочу чтобы ты жил. Я требую этого", – приказала Саломея.
Возле "скаута" Фэйт копошилось довольно много солдат Их было уже больше двадцати, и это внушало хоть какой-то оптимизм.
– Ты чего, глухая, или связь отключилась? – прорезался вдруг встревоженный голос Бонн. Она старалась казаться рассерженной, но Саломея поняла все правильно. Бонн подумала, что осталась совсем одна.
– Все нормально, Бонн. Чего тебе?
– Это не мне "чего". Ты спрашивала, как у меня с патронами. Докладываю – в правой пушке четыреста, в левой пятьсот двадцать.
– А у меня только в трофейной остались, – призналась Саломея. – Тысяча штук. Целое богатство.
Кабину лежащей машины удалось открыть, и Хафин увидела тело Фэйт. Ее вытащили солдаты. Даже с высоты роста "скаута" было видно, что Фэйт нельзя опознать. Впрочем, этого и не требовалось.
Неожиданно одна из опор поверженного робота едва заметно вздрогнула, и вслед за этим из его пробоин хлынула рабочая жидкость.
Машина агонизировала, словно с телом пилота из нее была вынута и сама ее механическая душа.
45
Один из гостей мистера Харченко разбежался по мраморной дорожке и сиганул в бассейн, окатив его водой.
– Сукин сын, – негромко произнес Билл, улыбаясь вынырнувшему идиоту и делая вид, будто все происходящее ему очень нравится. Выглядело это отвратительно, но ничего другого придумать было просто невозможно и требовалось принимать правила игры, которые определял Джулиан Эйр.
Эйр был председателем объединения "Профсоюзный комитет свободной информации", и именно от него зависело, насколько удастся перекрыть все каналы утечки информации.
Несчастный Харченко уже третий день сидел на арендованной вилле, где пьянствовали активисты профсоюзного движения журналистов. Им было мало того, что Харченко оплачивал дорогую выпивку, закуску и девочек из лучших борделей, которых гости заказывали целыми дюжинами. Они не только напивались сами, но и требовали того же от "друга Билла".
Ночные оргии затягивались до десяти утра, а затем еще требовалось найти уборщиц, этих несговорчивых фурий, чтобы убрать накопившуюся за ночь грязь. Мало того, они отказывались делать это, если им не платили в день по месячному жалованью. Поначалу Харченко пытался им угрожать, потом взывал к их совести, но, как оказалось, совести у уборщиц было не больше, чем у самого Харченко, и, если была возможность вздуть цену, они этим пользовались. И хотя деньги он тратил казенные, условия, в которых приходилось выполнять особое поручение, угнетали Билла все сильнее. Между тем мистер Эйр тянул время и продолжал уверять Харченко, что для кворума не хватает еще парочки важных людей и они вот-вот подъедут.
И снова приходилось ждать.
Билл потянул через трубочку чистую воду и натужно улыбнулся.
Из-под увитой плющом арки показался Хорст Анжу, которого Джулиан Эйр называл не иначе, как некоронованным королем журналистского андеграунда. Что это значило, Харченко так и не понял, но посчитал, что мистер Анжу является чем-то вроде крупного наркодилера. По крайней мере у него был вид типичного мерзавца, а на каждом пальце красовались золотые перстни с большими камнями.
В отличие от остальных гостей Анжу всегда брал себе двух проституток и запирался с ними в отдельной комнате. Наутро эти бедняги появлялись бледными и трезвыми и, ни говоря ни слова, быстро исчезали и больше, как заметил Билл, на вилле не появлялись.
Сейчас Хорст Анжу направлялся прямо к Харченко, и тот чувствовал себя не слишком уютно, ощущая неприятный скребущий взгляд "некоронованного короля".
– О чем мечтаем, дружище Билл? – весело спросил Анжу и, сбив с Харченко шляпу, потрепал его по волосам.
– Мечтаю о том, чтобы поскорее собрались все ваши товарищи. Мне дорог каждый час...
В последних словах Билла сквозила обида, и Хорст это заметил. Когда Харченко поднял шляпу и снова водрузил ее на голову, Анжу опять смахнул ее ударом ладони, при этом чувствительно задев хозяина шляпы по затылку.
Лицо Харченко покрылось красными пятнами, и он едва удержался, чтобы не дать Хорсту сдачи.
Почувствовав его настроение, Анжу приблизил свое лицо и прошептал:
– Ну же, Билл, двинь старика Хорста по морде, ведь он этого заслужил. Двинь, Билли, будь другом, а то меня здесь все боятся...
Хорст дышал на Билла перегаром, и это было невыносимо, однако ударить его Харченко ни за что бы не решился, тем более что тот сам об этом просил.
– Отойдите, мистер Анжу, – придерживая гостя рукой, попросил Харченко. – Бить вас я не собираюсь...
– А придется, – толстячок, придется! – Хорст вывалил свой огромный язык и потянулся к Харченко, чтобы лизнуть в лицо.
Билл сосем обезумел от ужаса и рванувшись в сторону, упал вместе со стулом, а Хорст, потеряв опору, со всего маху сел на угол этого стула.
– Ы-ы-а-а! – взвыл "некоронованный король", согнувшись в три погибели и держась руками за пострадавшее место.
На крики несчастного стали собираться коллеги.
Харченко опасался, что его поколотят, однако привлеченные воем Анжу люди, напротив, смотрели на Харченко с симпатией и даже с восхищением, как на героя-освободителя, прибывшего из далекой страны.
– Видать, он тебя здорово допек, Билл, – заметил Джулиан Эйр, протолкавшись к герою.
– Может, ему как-то помочь? – неуверенно предложил Билл, поскольку видел, что мистеру Анжу очень плохо.
– А он так любил девок, – заметил всклокоченный Мераб, который двое суток проспал в одной из ванн. Его лицо еще имело зеленоватый оттенок, а глаза смотрели в разные стороны. Билл даже удивился, как Мераб ухитряется что-то видеть.
– Любил, а теперь отлюбил, – добавил некто Эрнст. – Ничего, продолжит карьеру в хоре мальчиков...
– Ладно, камрады, давайте проявим сострадание, – сказал Джулиан Эйр и, сняв скатерть с ближайшего стола, постелил ее рядом со скрюченным телом Анжу.
Затем пострадавшего перекатили на полотно и потащили волоком в сторону дома – словно дохлую кошку. Несколько человек потянулись следом, образовывая траурную процессию, остальные разбрелись по своим делам.
– Спустя короткое время пробудившиеся ото сна гости стали бросаться в бассейн, и некоторые делали это прямо в одежде.
Среди последней волны проснувшихся была Ханна – высокорослая блондинка с загадочным взглядом. Она сразу привлекла внимание Харченко. Ханна купалась в одних трусиках и, когда выбиралась на сушу, они были совершенно прозрачны.
Билл заметил, что гости, бесцеремонно обращавшиеся с пришлыми проститутками, к Ханне относились с подчеркнутым уважением и, несмотря на ее кажущуюся доступность, не позволяли себе ни одного грязного намека.
В этот раз Ханна плескалась в бассейне совсем недолго, а затем подплыла к бортику как раз напротив Билла и выбралась на мраморную плитку, предоставив ему любоваться своей первобытной красотой.
