Уильям Голдинг - Повелитель мух
Из ужаса рождалось желание – жадное, липкое, слепое.
– Зверя – бей! Глотку – режь! Выпусти – кровь!
Снова вызмеился наверху бело-голубой шрам и грянул желтый взрыв. Малыши, визжа, неслись с опушки, один, не помня себя, проломил кольцо старших:
– Это он! Он!
Круг стал подковой. Из лесу ползло что-то Неясное, темное. Впереди зверя катился надсадный вопль.
Зверь ввалился, почти упал в центр подковы.
– Зверя бей! Глотку режь! Выпусти кровь!
Голубой шрам уже не сходил с неба, грохот был непереносим. Саймон кричал что-то про мертвое тело на горе.
– Зверя – бей! Глотку – режь! Выпусти – кровь! Зверя – прикончь!
Палки стукнули, подкова, хрустнув, снова сомкнулась вопящим кругом. Зверь стоял на коленях в центре круга, зверь закрывал лицо руками. Пытаясь перекрыть дерущий омерзительный шум, зверь кричал что-то насчет мертвеца на горе. Вот зверь пробился, вырвался за круг и рухнул с крутого края скалы на песок, к воде. Толпа хлынула за ним, стекла со скалы, на зверя налетели, его били, кусали, рвали. Слов не было, и не было других движений – только рвущие когти и зубы.
Потом тучи разверзлись, и водопадом обрушился дождь. Вода неслась с вершины, срывала листья и ветки с деревьев, холодным душем стегала бьющуюся в песке груду. Потом груда распалась, и от нее отделились ковыляющие фигурки. Только зверь остался лежать – в нескольких ярдах от моря. Даже сквозь стену дождя стало видно, какой же он маленький, этот зверь; а на песке уже расплывались кровавые пятна.
Тут сильный ветер подсек дождевые плети, погнал на лес, и деревья утонули в каскадах. На вершине горы парашют вздулся, стронулся с места; тот, кто сидел на горе, скользнул, поднялся на ноги, закружился, закачался в отсырелом просторе и, нелепо загребая мотающимися ногами по высоким верхушкам деревьев, двинулся вниз, вниз, вниз, и на берег, и мальчики, голося, разбежались во тьме. Парашют потащил тело и, вспахав воды лагуны, швырнул через риф, в открытое море.
К полуночи дождь перестал, тучи унесло, и снова зажглись в небе немыслимые блестки звезд. Потом ветер улегся, и стало тихо, только капли стучали, шуршали по расселинам и плюхались, скатываясь с листка на листок в темную землю острова. Воздух был прохладный, сырой и ясный; скоро угомонилась и вода. Зверь лежал комочком на бледном песке, а пятна расплывались и расплывались.
Край лагуны стал полосой свечения, и, пока нарастал прилив, она наползала на берег. В ясной воде отражалось ясное небо и яркие угольники созвездий. Черта свечения взбухала, набегая на песчинки и гальку, и, на мгновенье дрогнув упругой рябью, тотчас глотала их неслышным глотком и продвигалась на берег дальше.
Наползающая на отмели ясность вод по кромке кишела странными лучистыми созданиями с горящими глазами. То и дело окатыш побольше, вдруг выделясь из множеств, одевался жемчужным ворсом. Прилив ровнял взрытый ливнем песок, все покрывая блестящей полудой. Вот вода коснулась первого пятна, натекшего из разбитого тела, и созданья бьющейся световой каймой собрались по краю. Вода двинулась дальше и одела жесткие космы Саймона светом. Высеребрился овал лица, и мрамором статуи засверкало плечо. Странно бдящие существа с горящими глазами и дымными шлейфами суетились вокруг головы. Тело чуть-чуть поднялось на песке, изо рта, влажно хлопнув, вылетел пузырек воздуха. Потом тело мягко качнулось и сползло в воду.
Где-то за темным краем мира были луна и солнце; силой их притяжения водная пленка слегка взбухала над одним боком земной планеты, покуда та вращалась в пространстве. Большой прилив надвинулся дальше на остров, и вода еще поднялась. Медленно, в бахромке любопытных блестящих существ, само – серебряный очерк под взглядом вечных созвездий, мертвое тело Саймона поплыло в открытое море.
Глава десятая. Раковина и очки
Хрюша внимательно вглядывался в того, кто подходил. Сейчас ему часто казалось, что видно лучше, если переставить стеклышко к другому глазу; но и без этого Ральфа, даже после всего случившегося, он бы ни с кем не спутал. Он шел от кокосовых пальм, грязный, прихрамывая, и сухие листья застряли в желтых спутанных волосах. Один глаз глядел щелочкой из вспухшей щеки, и на правой коленке был большой струп. Он на мгновенье застыл, вглядываясь в стоящего на площадке.
– Хрюша? Ты один?
– Еще малыши кое-кто.
– Эти не в счет. Старших нет?
– Ах да… Эрикисэм. Топливо собирают.
– Больше никого?
– Вроде нет.
Ральф осторожно влез на площадку. На месте прежних собраний была еще примята трава; хрупкий белый рог еще мерцал на отполированном сиденье. Ральф сел на траву лицом к рогу и к месту главного. Хрюша опустился на колени слева от него, и целую долгую минуту оба молчали.
Наконец Ральф откашлялся и что-то шепнул.
Хрюша спросил, тоже шепотом:
– Ты чего?
Ральф сказал вслух:
– Саймон.
Хрюша ничего не сказал, только мрачно кивнул. Оба смотрели на место главного, на сверкающую лагуну, и все расплывалось у них перед глазами. По грязным телам прыгал зеленый свет и блестящие зайчики.
Наконец Ральф встал и направился к рогу. Он ласково обхватил раковину и, став на колени, привалился к лежащему стволу.
– Хрюша.
– А?
– Что же делать?
Хрюша кивком показал на рог.
– Ты бы…
– Созвал собрание?
Сказав это, Ральф едко засмеялся, и Хрюша насупился.
– Все равно ты же главный.
Ральф засмеялся снова.
– Ну да. Над нами-то ты же главный.
– У меня рог!..
– Ральф! Хватит тебе смеяться! Не надо так! Слышь? Ральф! Ну что другие подумают?
Наконец Ральф перестал смеяться. Он весь дрожал.
– Хрюша.
– А?
– Это был Саймон.
– Ты уже сказал.
– Хрюша.
– А?
– Это было убийство.
– Хватит тебе! – взвизгнул Хрюша. – Ну чего, зачем, какой толк это говорить?
Он вскочил на ноги, наклонился над Ральфом:
– Было темно. И был этот, ну, танец треклятый. И молния была, гром, дождь. Мы перепугались.
– Я не перепугался, – медленно выговорил Ральф. – Я… я даже не знаю, что со мной было.
– Перепугались мы! – горячо заспешил Хрюша. – Мало ли что могло случиться. И это совсем не… то, что ты сказал.
Он махал руками, подыскивая определение.
– Ох, Хрюша!
У Ральфа был такой голос, хриплый, убитый, что Хрюша сразу перестал махать. Он наклонился к Ральфу и ждал. Ральф, обнимая рог, раскачивался из стороны в сторону.
– Неужели ты не понимаешь, Хрюша? Что мы сделали…
– А вдруг он еще…
– Нет.
– Может, притворился просто…
Хрюша взглянул в лицо Ральфу и осекся.
– Ты стоял рядом. Ты не входил в круг. Ты в стороне стоял. Но разве ты не видел, – нет? – что мы… что они сделали?
В голосе было отвращенье, тоска, но он и дрожал от напряжения:
– Ты не видел, Хрюша?
– Не очень я видел. Я ж одноглазый теперь. Пора бы запомнить, Ральф.
Ральф все раскачивался из стороны в сторону.
– Это несчастный случай, – вдруг выпалил Хрюша. – Вот это что. Несчастный случай. – Голос Хрюши снова сорвался на визг. – И чего он вылез в такую темь? Зачем ему было из темноты выползать? Чокнутый. Сам нарывался. – Хрюша снова отчаянно замахал руками. – Несчастный случай…
– Ты не видел, что они сделали…
– Слышь-ка, Ральф. Нам надо про это позабыть. Нельзя нам, не для чего нам про это думать, понял?
– Я боюсь. Я нас самих боюсь. Я хочу домой. Господи, как я хочу домой.
– Это несчастный случай, – упрямо твердил Хрюша. – Вот и все.
Он взял Ральфа за голое плечо, и Ральф вздрогнул от человеческого прикосновения.
– И слышь-ка, Ральф, – Хрюша быстро оглянулся и наклонился к Ральфу, – ты и виду не показывай, что мы тоже там были, когда этот танец. Ты Эрикисэму не говори.
– Но были же мы! Мы все!
Хрюша покачал головой:
– Мы-то не до конца. Да они ж в темноте и не разглядели. Ты вот сам сказал – я в круг не входил…
– И я, – бормотнул Ральф, – я тоже рядом стоял.
Хрюша кивнул облегченно:
– Правильно. Мы рядом стояли. Мы ничего не делали, мы ничего не видели.
Хрюша помолчал, потом заговорил снова:
– Ничего, вчетвером будем жить. Во как заживем.
– Ну да, вчетвером. Мы за костром следить не сможем.
– А мы попробуем. Видишь? Я зажег.
Близнецы вышли из лесу, волоча большое бревно. Бросили его у костра и повернули к бухте. Ральф вскочил на ноги.
– Эй, вы! Оба!
Близнецы на секунду застыли, потом опять пошли.
– Ральф, они же купаться идут.
– Лучше сразу с этим покончить.
Близнецы страшно удивились, заметив Ральфа. Вспыхнули и посмотрели куда-то мимо.
– Привет. И ты тут, Ральф?..
– А мы в лесу были…
– Дрова собирали. -…для костра…
– Мы вчера заблудились.
Ральф пристально разглядывал свои ноги.
– Вы заблудились уже после…
Хрюша чистил стеклышко.
– После пира, – глухо выдавил Сэм. Эрик кивнул. – Да, уже после пира…
– Мы рано ушли, – быстро вставил Хрюша. – Мы устали.
