Уильям Гибсон - Идору
– У каждого за пределами конторы “Ло/Рез”. Непременный предмет туалета, как носки.
– Носки у меня есть. – Лэйни указал на бельевую корзинку. – Есть желание посмотреть английский документальный фильм о “Ло/Рез”?
– Нет.
– Не хочется вырубать. Он же узнает.
– Можно убавить громкость. Вручную. – Арли подошла к телевизору и прикрутила ручку.
– Специалистка, – восхитился Лэйни.
– Вооруженная фургоном. И горой оборудования, от которого ни на грош толку.
Она села в одно из двух кресел и закинула ногу на ногу.
– Не ваша вина. – Лэйни сел во второе кресло. – Вы обеспечили мне доступ к данным. Вот только не те это данные, с какими я могу работать.
– Ямадзаки рассказал мне, что за штуки вы вроде бы как умеете делать. Я ему не поверила.
– Не поверили так не поверили, – пожал плечами Лэйни. – Ничем не могу помочь.
На внутренней стороне ее левой икры белели три нарочито примитивных оттиска улыбающегося солнца.
– Они прямо вытканы. Каталонская мода.
– Надеюсь, – сказал Лэйни, – вы не попросите меня объяснить, за что эти люди мне платят. За какую такую планируемую работу. Я и сам этого не знаю.
– Не беспокойтесь. Я здесь последняя спица в колеснице. – Арли поменяла ноги. На правой икре солнечных дисков не было. – Лично мне платят сейчас за то, чтобы я определила, что можем мы дать вам из того, что позволит вам сделать то, что вы, как предполагается, можете сделать.
Лэйни взглянул на экран. Теперь шли кадры, снятые на каком-то концерте. Рез приплясывал и беззвучно пел в радиомикрофон.
– Вы ведь видели уже этот фильм, верно? Все эти “сино-кельтские” заморочки в интервью, неужели он это всерьез?
– Вы с ним еще не встречались?
– Нет.
– Трудное это дело, определить, что у Реза всерьез, а что нет.
– Но как может существовать этот самый “сино-кельтский” мистицизм, если у китайцев и кельтов нет общей истории?
– Дело в том, что Рез наполовину китаец, наполовину ирландец. И если есть хоть что-то, к чему он относится с полной серьезностью…
– Да?
– …то это Рез.
Поющего в микрофон Реза сменил на экране Ло со своей гитарой. Крупный план пальцев, бешено бегающих по черному блестящему грифу. Чуть раньше почтенный британский гитарист, облаченный в восхитительный твидовый костюм, вещал, как они ну никак не ожидали, что из недр тайваньской попсы явится миру новый Хендрикс. Так они же вроде и первого никак не ожидали.
– Я уже слышала, как это с вами все случилось, – сказала Арли Маккрей. – Ямадзаки меня просветил. Но не до конца.
Лэйни прикрыл глаза.
– Передача так и не пошла в эфир. “Без Тормозов” забросили этот проект. Почему?
Он взял за обычай завтракать на берегу небольшого овального пруда, за невзрачными дощатыми домиками – позднейшим добавлением к “Шато”, как сказал Райделл. Блаженные минуты, когда он принадлежал самому себе, заканчивались с появлением Раиса Дэниелза, что происходило, как правило, где-то поближе к концу большого, на три чашки, кофейника, перед яичницей с беконом.
Дэниелз подходил к его столику “легким, пружинистым шагом”, иначе, пожалуй, и не скажешь. Лэйни был склонен связать эту козликовую резвость с употреблением наркотиков, чему не имелось ровно никаких доказательств. Более того, Дэниелз вообще не был замечен в пристрастии к каким бы то ни было излишествам, если не считать бессчетного множества чашек декофеинизированного эспрессо с завитками лимонной цедры. Он предпочитал мягкие, крупной вязки костюмы и рубашки без воротничка.
Этим утром Дэниелз был не один, и Лэйни сразу заметил, что шагает он скучно, без настроения, что во всем его облике чувствуется какая-то горестная обида, даже всегдашние черные очечки казались сейчас тисками, болезненно сжимающими исстрадавшуюся голову. Его спутником был седовласый господин в темно-коричневом, консервативного покроя костюме, обветренный и загорелый, с внушительным рубильником, выпирающим из огромных, Чуть не в пол-лица, солнечных очков. На ногах этого колоритного персонажа были черные, аллигаторовой кожи сапоги “увези меня на ранчо”, в руках – видавший виды портфель из дубленой, потемневшей от времени кожи; порванная когда-то ручка портфеля была аккуратно замотана проволокой типа той, какой на плантациях увязывают кипы хлопка.
– Лэйни, – возгласил, подойдя к столику, Райс Дэниелз, – это Аарон Персли.
– Да ты не вставай, сынок, – сказал Персли, хотя Лэйни и в мыслях не имел вставать. – Вон же, там этот парень несет тебе завтрак.
Со стороны дощатых домиков шел один из монголов-официантов с подносом. Персли сел на белый, из гнутых металлических трубок стул и раскрыл свой заслуженный портфель. Официант подал Лэйни яичницу. Лэйни подписал счет, добавив пятнадцать процентов чаевых. Персли перебирал содержимое своего портфеля. На каждой его руке было по шесть колец, некоторые – с бирюзой. Лэйни никогда еще не видел, чтобы человек носил при себе столько бумажных документов.
– Вы адвокат, – сказал Лэйни. – По телевизору.
– И во плоти, сынок, и во плоти.
Персли регулярно появлялся в программе “Копы влипли”, а до того прославился, защищая всяких знаменитостей. Дэниелз так и не сел, он стоял за спиной Персли в не характерной для себя позе, уныло ссутулившись и засунув руки в карманы.
– А вот и оно, – возвестил Персли, доставая из портфеля несколько листов голубоватой бумаги. – Да ты ешь, сынок, а то остынет.
– Вы бы сели, – посоветовал Лэйни Дэниелзу. Дэниелз страдальчески поморщился.
– Ну так вот, – сказал Персли, – здесь написано, что в возрасте от двенадцати до семнадцати лет ты воспитывался в Гейнсвиллском федеральном детском приюте.
– Да, – кивнул Лэйни, не отрывая глаз от яичницы.
– И в этот период времени ты неоднократно принимал участие в испытании медицинских препаратов? Ты был подопытным?
– Да, – ответил Лэйни. Яичница стала какой-то ненастоящей, вроде картинки в журнале.
– Ты делал это абсолютно добровольно?
– Там давали вознаграждение.
– Одним словом – добровольно. Ты принимал когда-нибудь этот самый “пять эс-би”?
– Мы не знали, что там они нам вводят, – сказал Лэйни. – Иногда это были просто пустышки.
– “Пять эс-би” никак не спутаешь с никакой пустышкой, да ты, сынок, и сам это, наверно, знаешь.
Что вполне соответствовало истине. Но Лэйни молчал.
– Ну так как же? – Персли снял черные очки. Глаза у него были голубые и холодные, оправленные в паутину тончайших морщин.
– Может, и принимал, – сказал Лэйни.
– Вот то-то и оно. – Персли хлопнул себя пачкой бумаг по бедру. – Почти наверняка так оно и было. А знаешь ли ты, как это вещество воздействовало с течением времени на большую часть подопытных?
Дэниелз выпростал голову из очков и начал мять пальцами переносицу. Глаза его были закрыты.
– Субъекты мужского пола превращаются в маниакальных убийц, они выбирают себе какую-нибудь конкретную жертву, а затем начинают ее выслеживать. – Персли водрузил очки на прежнее место и запихнул синие бумажки в портфель. – Симптомы проявляются далеко не сразу, бывает, что и через много лет. А жертвами становятся, как правило, политики, телевизионные знаменитости и прочее в этом роде. Потому-то эта отрава и стала теперь одним из самых запрещенных веществ в любой, какую ни возьми, стране. Наркотик, вызывающий неудержимое желание выслеживать и убивать политиков, уж его-то политики запретили в первую очередь.
– Ко мне все это не относится, – сказал Лэйни. – Я не такой, как эти ваши маньяки.
– Да какая разница? – вмешался Дэниелз. – Стоит “Слитскану” указать на малейшую тень такой возможности, и весь наш материал пойдет псу под хвост.
– Понимаешь, сынок, – вздохнул Персли, – они непременно заявят, что ты избрал этот род занятий вполне целенаправленно, руководствуясь неуемной страстью шпионить за знаменитыми людьми. Ведь ты же не рассказывал им про эти эксперименты, верно?
– Нет, – сказал Лэйни, – не рассказал.
– Вот то-то и оно, Они скажут, что наняли тебя как прекрасного, высококвалифицированного работника, но твоя квалификация оказалась малость чересчур высокой.
– Она не была звездой, – сказал Лэйни. – Так что я не понимаю…
– Зато он – звезда, – оборвал его Райс Дэниелз. – И они скажут, что вы охотились за ним. И что вообще это была ваша идея. Они будут рвать на себе волосы, что не смогли вовремя вас раскусить. Будут говорить о новых процедурах проверки количественных аналитиков, процедурах, исключающих повторение этой трагической ошибки. И никто, Лэйни, абсолютно никто не будет смотреть нашу программу.
– Вот такая, в общем, картина. – Персли щелкнул замком портфеля и встал. – А что, сынок, это правда настоящий бекон, со свиньи?
– Да вроде да, – пожал плечами Лэйни. – И они так говорят.
– Чтоб я так жил! – восхитился Персли. – Вот что значит хороший голливудский отель. Ну, счастливо оставаться, сынок. – Он протянул Лэйни руку. – Было очень приятно познакомиться.
