Леонид Смирнов - Эра Броуна
К Мамбуту Гулям явно не собираяея и потому тут же зачастил:
– Один из американских летчиков, вероятно, командир эскадрильи, переговаривался С авианосцем. Так вот он очень замысловато ругался, поминая Совет Безопасности и свое собственное руководство. Насколько можно понять…
– У тебя есть запись?! – перебил Лидер.
– Да, – кротко вымолвил Гулям и достал из кармана кассету «Сони» от обычного магнитофона.
– Дежурный! Кассетник сюда – живо! Любой! – кричал Хабад по селектору.
Когда дежурный офицер наконец принес старенький «Панасоник», из Лидера уже валил пар.
– Зеро, слышишь меня? Вижу Викторию. Красотка – хоть (…)!
– Третий, сделай два круга и поворачивай назад.
– Только и умеем (…)!
– Чего кипятишься? Нас это не касается.
– Еще как коснется! Эти (…) штабисты – с куриными мозгами! Если сейчас не дойти до Кисангани, потом (…) до Вашингтона!..
– Много болтаешь, Третий!
– Трусишь, Зеро?! Все они – (…)!
Запись кончилась, катушки все крутились, и пленка продолжала шуршать. Хабад молча навис над столом, кулаки его были сжаты.
– Не понимаю, – наконец пробормотал он. – Неужели они все-таки остановятся?
Гулям приободрился. Нахлынувший было страх сошел. В иные времена гонцу за такие вести могли и орден – на грудь. Хабад искоса глянул на разведчика, будто сытый кот – на цыпленка.
– В Совете Безопасности действительно раздрай?
– Для стран Юга мы – единственный реальный рычаг давления на Север. Добивать нас – самим себе рыть яму. По крайней мере, так считают в Поднебесной…
– Спасибо за информацию, соратник. – Хабад явно воспрянул духом и совсем другими глазами смотрел теперь на разведчика. – Ищите подтверждения по всем каналам и сразу же сообщайте мне. Звоните прямо сюда, минуя Галифе. – Он впервые на памяти Гуляма назвал начальника Развёдуправления армии этой курсантской кличкой, что уже само по себе было знаком особого доверия. Похоже, перед Гулямом забрезжила возможность шагнуть еще на ступеньку вверх, столкнув вниз этого зажравшегося борова.
– Слушаюсь, соратник! – разведчик отдал честь и поспешил выйти из комнаты. А то еще брякнешь чего, посмотришь не так и собьешь настроение, упустишь благоприятный момент…
Хабад поглядел на карту. Он уже безоговорочно верил, что ооновцы остановятся. Рассуждения Гуляма слишком были похожи на правду.
Итак, все возвращается на круги своя. ТАР не выросла ни на пядь земли. С чего началась его власть, к тому он и пришел три года спустя. Завещанное Махди царствие свободы все не возникало. Лидеру такое не прощают. Трон теперь заколышется. Пора решаться. Когда же, если не теперь? Пора… Вот только, как набраться смелости?.. Это ведь будто по канату – над пропастью. Пан или пропал…
Комнату вдруг изрядно тряхнуло. С потолка из стыков бетонных плит посыпалась белая известковая пыль.
– Что случилось? – спросил по селектору дежурного офицера. (Из них получаются или верные соратники, или удобрение для полей – слишком уж много лишнего узнают за время службы.)
– Соратник, бункер бомбит авиация ООН. Похоже, тысячекилограммовки кладут. Зенитные батареи – в действии…
– Понял, – только и ответил Хабад, нажал кнопку и неожиданно засмеялся. Пусть себе потешатся напоследок. Это уже агония наступления. Он все-таки уцелел и на этот раз!..
33Специальный корреспондент журнала «Военное обозрение» сообщает из Найроби:
«Новый командующий войсками ООН в Восточной Африке генерал-лейтенант Примак с первых же дней решительно взялся за дело. Усилив международные силы современным ракетным оружием, фронтовой авиацией и вертолетами огневой поддержки, он уничтожил бомбо-штурмовыми ударами скопления боевой техники ТАР и перешел в решительное наступление на фронте от Ямбио до Марсабита. Высадив десанты в тылу отступающего противника, Примаку удалось окружить многотысячные группировки врага на оккупированных войсками Хабада территориях: на крайнем юге Республики Белого Нила, на севере Уганды и Кении. Сейчас они надежно блокированы, ликвидация их произойдет позднее.
Днем и ночью бригады ооновских войск наращивали атакующую мощь, продолжая расширять горловины прорывов, и в конце концов вынудили неприятеля спасаться бегством. К исходу седьмого дня наступления войска ООН отбросили армию Африканской Революции на первоначальные позиции – к границе ТАР, то есть девяти стран, добровольно или насильственно объединенных в это политическое образование тринадцать лет назад.
Генеральному секретарю ООН не без труда удалось убедить командующего миротворческими силами генерал-лейтенанта Примака остановить наступление. Возложенная на него ответственная миссия выполнена блестяще и с минимальными потерями. Статус кво в Восточной Африке восстановлен. Теперь необходимо как следует укрепить позиции ООН, в кратчайшие сроки создав мощный оборонительный пояс длиной три тысячи километров: вырыть несколько линий окопов и противотанковых рвов, установить многослойные заграждения из колючей проволоки и надолбов, минные поля, построить тысячи дотов и открытых огневых точек.
Пересмотр решения Совета Безопасности о прекращении военных действий вряд ли возможен в связи с особой позицией Поднебесной, а также ряда непостоянных членов СБ, например, Венесуэлы и Непала. В интервью, данном корреспонденту журнала, Примак выразил свое сожаление по поводу «косной и по сути трусливой позиции СБ», призвал мировое сообщество одуматься и, пока не поздно, «добить гадину в ее логове». Несмотря на массу острых комментариев в прессе, официальной реакции на его слова пока не последовало».
34СУВАЕВ И ДОГОНЯЙ (1)Сува давно уже приглядывался к этой собаченции. Гладкая шерстка, длинные-предлинные ноги, умные глазищи и потешные мохнатые уши – загляденье одно. Правда, хозяин ее всегда смотрел на Суву, будто боясь, как на врага человечества.
Что уж во мне такого страшного? – с удивлением думал клошар, Словно позабыв о своем затрапезном виде и весьма специфическом (если не сказать сомнительном) запахе, что повсюду сопровождал его.
А собаченция (вернее, собаченции) жил самой обычной собачьей жизнью. Это был именно кобель, пользующийся у сук неизменным расположением. Вот только низкопородные они были все как одна – не под стать ему, и беспощадно отгонялись Хозяином. А потому не было у бедного песика настоящей компании…
Чего ж ты его мучаешь, гад?! – в общем-то беззлобно, но настойчиво думал Сува, наблюдая за безобразиями, творимыми Хозяином. – Ведь не о случке речь – поиграться дай, ирод! – Но очкоглазый, щекастый, краснозобый Хозяин его мыслей не слышал, только больше ярился, когда поблизости замечал свидетелей его антисобачьего террора.
Сува не знал, как называется эта порода и, стащив как-то раз с лотка книжку про собак, попытался почитать о ней, пристроившись под своим родным мостом. Интеллигентное это было место: клошары несли туда самое чистое, что только у них было, самое дорогое, оставляя во внешнем мире все свое разочарование, пошлость и злость…
Но Суве не дали насладиться рассказами о собачьей жизни, вернее, о том, как расчесывать им кудри и проводить плановые вязки. Облава накатилась внезапно и погнала бедолаг вдоль реки, мимо приткнувшихся рядами лодок, потом по недавно начатым новостройкам и наконец через заросшие бурьяном пустыри – тут уж ищи ветра в поле!.. Во всей этой суете и нервотрепке Сува и потерял свой литературный трофей.
Собаченцию звали Догоняем, хотя у пса было и другое – научное имя, складывающееся из имен доблестных, медалированных предков, но произнести его мог разве что нетрезвый хетт или мидянин.
Про себя Сува ласково называл кобеля Гунькой, Гуней. Он вообще-то очень любил животных, особенно чужих, потому что свои у него почему-то долго не протягивали или сбегали (если везло). Нет, он никогда не мучил братьев меньших, но мог по независящим от него причинам исчезнуть вдруг суток этак на десять-пятнадцать, а потом, вернувшись, обнаружить в своем логове кладбище. Да и в обычную пору у Сувы далеко не всегда было чем подхарчиться, но уж если было, то он честно делил пайку со своими подопечными – всегда поровну.
Сува и Гуне пытался пару раз подкинуть чего-нибудь съестного – понятное дело, когда хозяин отвернется. Понимал, конечно, что живется кобелю в пищевом смысле вовсе неплохо, и все же не мог удержаться – уж больно приятен глазу и слуху был пес по имени Амсгончет-чермибсды или как там его…
Оба этих раза закончились не то что бы плачевно, но без видимого результата. Гуня нюхал предложенные ему куски, дружелюбно вилял хвостом и убегал – то ли боялся, что усечет и накажет Хозяин, то ли брезговал непритязательным угощением. Ничего лучше московской (вареной с жирком) колбасы Сува предложить ему не мог.
Догоняй, в свою очередь, давно уже заприметил этого несуразного мужичка в заплатанном на локтях и подоле пальто и неопределенного цвета штанах с оттянутыми белесыми коленями. Он казался потешным и даже по-своему симпатичным. Порой с ним хотелось поиграть. Неуклюжие попытки мужичка накормить кобеля какой-то сомнительной колбасой не могли восприниматься иначе, как чисто символический жест благорасположенности и готовности подружиться… Разве может обладающий собственным достоинством, высокопородный пес польститься на подобное непотребство?! Конечно, может, думал в глубине души Догоняй. В том-то и дело – колбаса никогда не бывает лишней, а уж дружески настроенная колбаса – тем более. Но он не позволял этой мысли захватить его целиком и перебороть страх, а ведь Догоняй действительно сильно боялся своего Хозяина.