Станислав Лем - Рукопись, найденная в ванне
Я снял трубку.
– Алло? – послышался мужской голос.
Я не ответил. Однако в трубке прозвучал ответ – кто-то, по-видимому, снял трубку параллельного телефона, и теперь я мог слышать голоса обоих собеседников.
– Это я, – заговорил голос, который произнес перед этим "алло". – Не знаем, что и делать, капитан!
– А что? С ним плохо?
– Все хуже. Мы опасаемся, как бы он чего с собой не сделал.
– Не поддается? Я с самого начала так и думал. Не поддается, а?
– Я этого не говорю. Сперва все было хорошо, но вы ведь знаете, как это бывает. Тут нужен тонкий подход.
– Это для шестерки, не для меня. Чего вы хотите?
– Вы ничего не можете сделать?
– Для него? Не вижу, чем бы я мог быть полезен.
Я слушал, затаив дыхание. Возникшее ранее ощущение, что говорят обо мне, превратилось в уверенность. Некоторое время в трубке царила тишина.
– Вы в самом деле не можете?
– Нет. Это случай для шестерки.
– Но это будет означать снятие с должности.
– Ну да.
– Значит, нам придется от него отказаться?
– Я так понимаю, что вы этого не хотите?
– Речь идет не о том, чего я хочу, но вы же видите – он уже немного освоился.
– Тогда в чем причина? У вас же есть собственные специалисты. Что говорит Прандтль?
– Прандтль? Он сейчас на конференции. С тех пор он ни разу не появлялся
– словно ветром сдуло.
– Так вызовите его. И вообще, я не намерен больше заниматься этим делом. Оно не имеет ко мне никакого отношения.
– Я пошлю к нему конфидентов из медицинского.
– Это уж как хотите. Прошу прощения, но у меня больше нет времени. До свидания!
– До свидания.
Обе трубки щелкнули, возле моего уха зашумела, словно раковина, тишина. Я колебался. Теперь, когда этот разговор окончился, я уже не был так уверен, что говорили обо мне.
Во всяком случае, я узнал, что Прандтля нет. Я положил трубку и, услышав, что кто-то зашел в соседнюю комнату, поспешил выйти в коридор. И тут же пожалел об этом, но уже не мог решиться вернуться. Теперь я стоял перед выбором: Эрмс или комната три тысячи восемьсот восемьдесят три. Я долго шел по коридору, все время прямо. Три тысячи восемьсот восемьдесят три – это должно быть где-то на пятом этаже. Следственный Отдел? Скорее всего. И оттуда я уже наверняка не выйду. В конце концов, не так уж плохо просто ходить по коридорам. Отдыхать можно в лифте, можно просто постоять спокойно в коридоре, а для того, чтобы спать, вполне сгодится и ванная комната. И вдруг я вспомнил о бритве. Странно, что до сих пор это не приходило мне в голову.
Была ли она предназначена для меня?
Может быть. Ответить на этот вопрос с полной определенностью было невозможно. К тому же я был возбужден, взбудоражен.
Я шел по лестнице вниз, испытывая легкое головокружение. Шестой этаж… Пятый: белый, необыкновенно чистый, как, впрочем, и все другие, коридор вел прямо. Три тысячи восемьсот восемьдесят шесть, три тысячи восемьсот восемьдесят пять, три тысячи восемьсот восемьдесят четыре, три тысячи восемьсот восемьдесят три.
Сердце мое тревожно забилось. В таком состоянии мне, пожалуй, говорить будет трудно. Перед тем как входить, я остановился, чтобы набрать в легкие воздуха.
"В конце концов, я могу просто заглянуть туда, – подумал я. – А если меня спросят, скажу, что ищу майора Эрмса и что я ошибся. Ведь никто не будет же силой вырывать папку у меня из рук. В конечном счете, это же моя инструкция, и в случае необходимости я потребую, чтобы позвонили в Отдел Инструкций, Эрмсу. Но все это наверное, чепуха, потому что они и так знают. А раз они знают, то мне тем более нечего беспокоиться". Я постарался припомнить в общих чертах все выпавшие на мою долю испытания, которые должен буду изложить для занесения в протокол. Если меня поймают на каком-то искажении, это может дополнительно усугубить мою вину. Однако событий было уже столько, что я начал в них путаться и не мог теперь с уверенностью сказать, что было раньше – история со старичком или арест в коридоре моего первого провожатого. Ах, да, разумеется, сначала я лишился провожатого. Я закрыл глаза и нажал на ручку.
К счастью, в этом обширном, полутемном, загроможденном какими-то шкафами и стеллажами помещении никого не было, ибо я долго был не в состоянии выдавить из себя хотя бы слово. Огромные кипы книг, стопки перевязанных бечевкой бумаг, бутылочки с белым канцелярским клеем, ножницы, штемпельные подушки и письменные приборы – всем этим были сплошь завалены стоявшие возле стен большие столы.
Кто-то приближался к другому входу. Было слышно, как он шаркает по полу.
В приоткрытой боковой двери, ведущей в непроницаемую тьму, появился замызганный старик в грязном, с пятнами мундире.
– Вы к нам? – проскрипел он. – Редко, однако, к нам заглядывают! Чем могу служить? Вы за какой-нибудь справкой, вероятно?
– Я… э-э… – начал я.
Но антипатичный индивидуум, шмыгая носом, под которым болталась блестящая капля, продолжал:
– Вы, я вижу, в штатском, значит, что-нибудь из каталога… Извольте, это здесь…
Он проковылял к предмету обстановки, который я принял сначала за большой шкаф, и стал точными движениями выдвигать один за другим узкие и длинные библиотечные каталожные ящички. Я еще раз оглядел захламленное бумагами помещение – повсюду были навалены кучи старых документов, в воздухе стоял удушливый запах пыли и лежалых бумаг.
Перехватив мой взгляд, старик прохрипел:
– Господина архивариуса Глоубла нет. Конференция, сударь, что поделаешь! Господина генерального секретаря архивариуса тоже нет, к сожалению, – с вашего позволения, вышел. И вообще, один я здесь, как перст, со всем хозяйством остался. Каприл Антей к вашим услугам, сторож девятого разряда с выслугой лет после сорока восьми годов службы. Господа офицеры говорят, чтобы, дескать, я уходить на покой готовился, только я – как сами видите – покуда на своем посту незаменим! Ох, я тут болтаю, а вам, наверное, с делами служебными нужно поспешать. Заказы прошу класть в этот ящичек-шкатулку, и звоночек уж, пожалуйста, трясите поэнергичнее – прибегу, мигом отыщу, старый глаз, хе-хе, уж поверьте мне, будьте любезны, не хуже молодого. И если есть на месте, тогда – будьте любезны, а если за пределами, то извольте только цифирку свою на карточке поставить в графе "четверка римская дробь Б" – вот и все.
Закончил он эту свою тираду долгим ныряющим движением – не знаю, поклон ли это был, или же его ноги были слегка затронуты параличом – и приглашающе указал на шеренгу выдвинутых ящиков огромного каталога.
Одновременно с этим он точным движением передвинул очки с носа на лоб, после чего с не сходящей с лица заискивающей улыбкой стал отступать к двери, через которую вошел.
– Господин Каприл, – внезапно произнес я, – скажите пожалуйста, а нет ли на этом этаже случайно прокуратуры?
При этом я не смотрел на него.
– Как вы сказали? – Он суетливо приложил к уху сложенную трубочкой ладонь. – Про?.. не слыхал. Нет, не слыхал.
– А Следственный Отдел? – продолжал я гнуть свое, совершенно не задумываясь о возможных последствиях такой откровенности.
– Отдел? – Его улыбка бледнела, переходя в изумление. – И отдела здесь никакого нет, извините, и не может быть, потому что тут мы находимся, только мы, и больше никого.
– Архив?
– Так точно, архив, главный каталог и библиотека, штаб-квартира наша, как я имел случай заметить… Могу быть чем-нибудь еще полезен?
– Нет… Пока нет, спасибо.
– Не за что – служба. Звоночек я для вас приготовил вот здесь, на подставочке, чтобы удобнее было.
Он вышел, шаркая ногами. И сразу же за дверью раскашлялся, по-старчески раздирающе, и звук этот, сам по себе не привлекавший внимания, но в то же время жуткий, будто бы кто-то душил его, постепенно удалялся. Наконец я остался один в гнетущей тишине перед шеренгой выдвинутых ящиков с латунными табличками.
"Что бы это могло значить? – раздумывал я, садясь на стул, который он для меня откуда-то выдвинул. – Может, они хотят изучить мои интересы? Но зачем? Что им это даст?"
Я нехотя скользнул взглядом по выгравированным наименованиям. Каталог был предметный, не алфавитный, с такими, например, названиями: РАБОЛЕПНИЧЕСТВО, ЭСХАТОСКОПИЯ, ТЕОЛОГИЯ, ПОНТИ– и МИСТИОКАТОРИКА, КАДАВРИСТИКА ПРИКЛАДНАЯ. Я заглянул в раздел теологии. Кто-то, наверное, перемешал здесь все карточки, так что располагались они без всякого порядка.
СУЩЕСТВА ВОЗДУШНЫЕ – см. АНГЕЛЫ. Там же: Рекомендации для повседневного пользования.
ЛЮБОВЬ – см. ДИВЕРСИЯ. Там же: Благосклонность.
ВОСКРЕШЕНИЕ – см. КАДАВРИСТИКА.
СВЯТЫХ ОБЩЕНИЕ – см. СВЯЗЬ.
"В конце концов, чем мне это может повредить?" – подумал я, выписывая на формуляре то, что относилось к рекомендациям для повседневного пользования из раздела АНГЕЛЫ. Много было непонятных терминов, например: ИНФЕРНАЛИСТИКА, ЛОХАНАВТИКА, ИНЦЕРЕБРАЦИЯ, ЛЕЙБГВАРДИСТИКА, ДЕКАРНАЦИЯ, но у меня не было желания копаться под этими рубриками – каталог был слишком велик. Поддерживаемый деревянными колоннами, он уходил под самый свод. Он шелестел, как море, и даже беглое изучение его заняло бы неделю. Извлеченные из ящиков зеленые, розовые и белые карточки уже не вмещались у меня в руках, падали, кружились, ложились на пол. Я откладывал их по две, по три, но наконец, когда все это мне надоело, оглянулся и, видя, что здесь я по-прежнему один, как попало, не глядя, рассовал их обратно по ящикам.
